В официальных отчетах значится, что церемония началась с воспоминания о недавно ушедшем великом итальянском писателе и сценаристе Тонино Гуэрре. Но на самом деле она началась с того, что в первом зале «Октября», принимавшем в этом году церемонию вместо закрытого на реконструкцию «Пушкинского», задраили двери, как люки у подводной лодки. У каждой двери осталось стоять по три охранника и ни одного организатора. Охранники и объяснили, вежливо, как могли: «В зале ведется съемка, никого не впускать и никого не выпускать. Не надо нервничать, сходите в бар, попейте водички».
И действительно — ну чем Московский кинофестиваль хуже, допустим, Каннского? У французов попробуй опоздать или прийти к дорожке не во фраке — никто не посмотрит, что ты Никита Михалков, отправит обратно переодеваться.
Вопрос понятен. Непонятен ответ. Потому что если организаторы Московского кинофестиваля действительно хотят тягаться с Каннами, то придется делать как минимум вот что.
Перекрыть улицу, в данном случае — Новый Арбат. Если не ради Никиты Михалкова, которого и без мигалки на авто пропускают на дороге без очереди, то хотя бы для нового министра культуры Мединского, которому перепали от Авдеева полномочия зачитывать приветственное письмо президента на церемонии открытия. Что еще? Удлинить красную ковровую дорожку с двадцати метров этого года хотя бы до ста. Подвозить по пустой улице звездных гостей впритык к этой дорожке на фестивальных автомобилях. Привлечь пять тысяч критиков и репортеров из ведущих изданий со всего земного шара десятком специально приглашенных звезд мирового уровня. Ах, ну да, как мы могли забыть — еще бы неплохо собрать главный конкурс из новых фильмов Михаэля Ханеке, Ларса фон Триера и прочих, от кого срывает крышу киноманам по всему миру.
Казалось бы, при чем здесь Канны? Что, если фестиваль наш не видно из космоса (в отличие от перстней на пальцах его президента, оттопыренных в символичной позе «34»), то и уважать его не надо? Что, неужели беременной Екатерине Редниковой, или семейной паре Игорь Петренко и Екатерина Климова, или Жанне Фриске, или поющему парикмахеру Сергею Звереву (в конце концов — без последнего и правда можно обойтись) сложно было не опаздывать?
Чтобы расфуфыренная массовка окончательно уяснила свое место, технический перерыв, необходимый для демонтажа сцены перед показом фильма-открытия — вольной экранизации Романом Прыгуновым бестселлера Сергея Минаева «Духless», — вместо объявленных двадцати минут превратился в час двадцать.
Это дольше, чем все вступительные речи Никиты Михалкова за всю историю его президентства на фестивале. Скучнее, чем ответное слово председателя жюри, бразильского режиссера Эктора Бабенко. Нелепее, чем приз за вклад Тиму Бёртону, врученный ему Паоло Тавиани, — еще одна патетическая сценка во славу величия Московского кинофестиваля, разыгранная двумя (бесспорно, выдающимися) режиссерами, случайно оказавшимися проездом в столице в один срок с фестивалем.
С учетом перерыва к моменту окончания фильма в главном зале (прекрасно передающего атмосферу церемонии открытия вдохновенной сценой с участием депутата Марии Кожевниковой, в которой она в течение двух минут умудряется не произнести ни одного цензурного слова, а также красноречивым финалом с героем Данилы Козловского, улыбающегося на помойке) плавно подходил к концу и банкет на Лужнецкой набережной.
Там Никита Михалков в традиционной капитанской фуражке и при красных подтяжках командовал застольем, источая свое неисчерпаемое природное обаяние. То встанет, то сядет. То поцелует, то обнимет. То с улыбкой помашет распечаткой из Интернета — очередной обличительной статьей в его адрес. Удивительный все-таки человек. Московский. Международный.
Где бы достать такую же балаклаву, как у Ольги Дарфи, только без прорезей для глаз. А то в следующий раз от такого великолепия можно и ослепнуть.
Ольга Дарфи — «МК»:
— Маску я сделала сама из моего любимого розовенького шарфика, который моя подружка Кристина привезла мне из Парижа. С девочками из Pussy Riot я абсолютно незнакома. Мне даже не очень симпатично то, что они сделали. Но это вопрос абсолютно другой. В данном случае по закону они не должны сидеть в тюрьме. И это единственное, что меня смущает.
Вообще-то я считаю, что возмущение этой ситуацией должно идти по всем фронтам: подаваться иски, собираться подписи, организовываться шествия. Моя акция — всего лишь дополнительный информповод, чтобы общественность продолжала возмущаться, думать, беспокоиться. Это же очень просто: если сегодня ты не заступишься за этих девочек, которые незаконно сидят в тюрьме, то завтра на их месте будешь сидеть ты. Я предложила некоторым своим знакомым присоединиться ко мне, но они стали сомневаться в уместности такой акции. Что касается какой-то агрессии, о которой сейчас пишут в СМИ, то ее не было ни со стороны охраны, ни со стороны дирекции.
