Как «Жигули» против «Мерседеса»

Андрей Кончаловский вступил в пору мудрости и, кажется, готов разговаривать на любую тему, как истинный философ. В голову приходят мысли о том, что ему необходимо заниматься преподавательской деятельностью. Редко у кого из режиссеров столь всеохватный ум. Он может говорить о базовых ценностях в разных культурах, приоритете образования, недостатке индивидуальной ответственности в каждом из нас, лакировке истории и крестьянском сознании, от которого никто не застрахован даже в Кремле. Знает, что определяет уровень культуры целого народа: Пушкин или грязный туалет? Выясняется, что и то и другое. Андрей Кончаловский неравнодушен к таким темам, как талант и долготерпение русского народа, его пьянство и убитая работоспособность. «Мы не мертвые, чтобы о нас говорить только хорошо, мы живые», — режиссер и аналитик, удивляющий философским складом ума, уверен в том, что у нас нет права быть пессимистами, как и времени на раскачку. Любая ментальность, по его мнению, способна меняться. А вот в лучшую или худшую сторону — это во многом в наших руках.

На наш вопрос о том, какое место занимает кинематограф сегодня в социуме, Андрей Кончаловский ответил так:

— Состояние российского кинематографа определяется состоянием российского зрителя. Спрос диктует предложение, а не наоборот. Кто-то сказал: «У нас нет лидеров либерального движения. Нам нужен человек типа Вацлава Гавела». Замечательная мысль! Но для того, чтобы таковой был, нужны чехи. А когда их нет, то нет и Гавела. То же самое происходит в литературе и кино. Мы открыли свой кинорынок, стали заниматься коммерцией. Кинотеатры принадлежат бизнесменам, вложившим в них огромные деньги. Чего они хотят? Вернуть свои затраты с полученной прибыли. Максимально легкий шаг в этом направлении — показывать американское кино, вернее, голливудское. То, о котором недавно Фрэнсис Форд Коппола сказал: «Голливуд саморазрушился». Он создает не произведения искусства, а коммерческий продукт, такой, как кока-кола.

Сегодня русский зритель стал киноамериканцем. Его интересует американское кино. Он механически туда идет. Все большие сети принадлежат гласно или негласно крупным американским компаниям — «Двадцатый век Фокс», «Парамаунт», «Уорнер Бразерс». Когда я учился кинематографу вместе с Тарковским, никто не думал о том, сколько картина собрала за уикенд. Говорили — хорошая она или плохая.

Сегодня у российского зрителя воспитан американский подход к кино. Если картина собрала 200 миллионов — значит, она хорошая, надо ее посмотреть. На долю русского кинематографа приходится сегодня 10–12 процентов общего экранного времени, то есть ничтожно мало. Кого в этом можно винить? Зрителя? Нет. Я в этом виню правительство, его либеральную позицию по отношению к рынку. Нам говорят: «А вы конкурируйте!». Это смешно. Все равно что конкурировать «Жигулям» с «Мерседесом». Надо реально смотреть на вещи. Сегодня русский кинематограф в принципе не на что делать, и никто его не будет смотреть. Воспитан новый зритель, которого интересуют сюжет, потребление, попкорн. Состояние катастрофическое. Если правительство не найдет в себе воли подавить лобби, вложиться в то, чтобы деньги тратились на пропаганду российского кино, тогда его бесполезно делать.

Канны.