Только здесь понимаешь, что цирк в привычном смысле слова и новый цирк — это «две большие разницы». Это завтра циркового искусства, и тот, кто, работая на манеже или на сцене, этого не понимает, рискует оказаться в аутсайдерах. Почему? Да потому, что новый цирк мыслит иначе, развивается иначе: вроде те же жонглеры, акробаты, эксцентрики, эквилибристы, а с помощью старых как мир дисциплин философствует и конструирует свои миры. «Цирк дю солей» несколько лет назад поставил мир перед таким фактом. Но в Париже он не был.
Итак, цирковой «Фокус» открыл классик жонгляжа Жером Тома. Он хоть и воспитывался в знаменитой цирковой школе Фрателлини, но уже с первых шагов заявил о себе как нарушитель границ, строго очерченных традиционным цирком. На «Фокусе» он показал премьеру — «ISI», что в переводе означает «здесь». Здесь оказалось всего два человека, склонившихся над металлическим столом. Похожие на лабораторных ученых червей в костюмах из целлофана, они вилкой и скальпелем дербанили ярко-зеленое мутное желе. Сопливая масса у них падала, они ее подхватывали, а она падала и падала, как старушки из окна у Хармса... Целлофан шуршит, инструменты летят, но тут же подхватываются ловкими руками. Когда железом по железу или стеклу, какая гадость — у публики сводит зубы. Публика крепится и держится: знает, что Тома ничего просто так не делает. А справа от стола установлен небольшой подсвеченный экранчик, который издает странный звук, похожий на гудящее напряжение. И где же здесь жонгляж, спрашивается?
В воздух не летят булавы, мячи и кольца. Во второй и третьей части спектакля Тома вместе со своим подельником пластменом Маркусом Шмидтом без слов разведут философию: «Как жить вместе, когда есть место только для одного? Что делать со стулом на двоих?» И все это языком жонгляжа. Оказывается, можно жонглировать собственным телом, лежа на полу, в ритм напряженной музыки с экрана. Или листочками бумаги, целлофаном в виде пакетов из супермаркета и больших полотен, развевающихся в руках артистов как паруса. Экранчик оказался забавной музыкальной машинкой звукового художника Пьера Бастьена, и ее внутреннее устройство с зубастыми механизмами отбрасывает тень на большой экран, размещенный по заднику. А уже в эту техническую тень Жером Тома с компаньоном утонченно вписывают тени, отбрасываемые их собственными телами. Их жонгляж развивается как бы в двух плоскостях — живой на сцене и теневой на экране. Высокоэстетское элегантное зрелище ISI завораживает.
А теперь немедленно-немедленно бегу в университетский городок, где в одном из множества залов разворачивает свою страшноразрушительную силу компания Камиль Буатель. Спектакль так и называется «Немедленно». Не медленно и не быстро, а немедленно — эта игра слов перенесена в умопомрачительную игру на сцене. Выглядит это так: в убогую комнатенку, что фанеркой огорожена слева по авансцене, входит типичная цирковая придурочная: платочек под подбородок, юбка и кофта вязаная — вне моды, башмаки «прощай, молодость». На кровати под мятым одеялом кто-то спит. Она входит — и...
Начинается история всемирного разрушения. Тетка берется за ручку двери — ручка отваливается, садится на стул — у того ножка подламывается, и тут же падает стол, на который она ставит авоську. Авоська летит в сторону, а тетка падает на кровать, с которой вскакивает встрепанный дядька. Сама же кровать переворачивается, а вскочивший с нее налетает на вешалку, которая... Ну, в общем, вы понимаете, что падает и рушится все, к чему прикасается рука этих граждан. Они — центр сбоев, аварий и дисбалансов. Разрушение приобретает вселенский масштаб, частота и скорость падения предметов растут — зал валяется от хохота. А в этот момент уже сверху градом сыплются мячи, прищепки, кубики и еще бог знает что, в углу обрушивается гора из коробок — летящий реквизит не поддается учету. Можно только предположить, что на гастроли такое зрелище отправляют не меньше чем в двух фурах. И весь этот безумно веселый апокалипсис происходит за 15 минут (!!!). Такого виртуозного разрушения я давно не видела. Тут можно было бы и закончить спектакль, который вошел бы в историю как самое короткое и эффектное цирковое высказывание на тему «все пропало» или «пришел-увидел-погубил». Но компания разрушителей на этом не успокоилась.
Эксцентрики, одетые в шубы из искусственного меха, за пять минут швабрами расчищают пространство, и начинается шоу десяти ширм, которые ездят по сцене. За ними то скрываются, то обнаруживаются чьи-то ноги-руки-головы, из шкафов и комодов появляются люди и исчезают вновь. Все это на невероятной скорости — мастерство!.. Но не профессиональная подготовка восхищает, а идея спектакля — мир исчезающий, мир накренившийся, который того и гляди рухнет, — вот что показывала эта сумасшедшая компания.
— Мы говорим про тех, кто потерял систему координат или выпал из нее, — комментирует Камиль. — Вообще-то эти неустойчивые организмы привыкают к дисбалансу. И как результат — становятся непредсказуемыми. А с другой стороны, для нас это волнующее приключение.
Замечу, не только для них, но и для нас, увидавших... Нет, не просто себя со стороны, а свое внутреннее состояние — в суете, гонке, заблудившееся в собственных комплексах. И при всем при том удивительно, что такое придумали не просто цирковые шутники, а поэты. Вот их ассоциации во время работы над спектаклем: «Наша работа там, в глубинах нашей памяти, в наших руках, готовых к весне...».
А в это время в парке «Берси» два ну полных чудака при +8 градусах разбили на воздухе резиновый бассейн-пятиугольник и вокруг него усадили в три ряда детей. Клетчатые куцые пиджаки, шляпы с короткими полями и музыкальные инструменты: у одного гитара, у другого виолончель. Долговязый со своей нежной виолончелью бесстрашно входит в воду по колено, инструмент его нахлебался и намок, а партнер делает все, чтобы остаться сухим, не замочить даже ботинок. Собственно, на этом Матье Уильям и Джек Лепелетье строят свою музыкально-эксцентрическую феерию. Опять предъявлена философия двух стилей, образов жизни: нескучный, но беспокойный, и осторожный рацио. Что предпочесть? В результате оба плавают в бассейне трупами на спине, пуская, точно киты, фонтанчики на радость орущим детям.
В парке «Ла-Вилетт» раскинулось шапито, где акробаты развивают свою историю. Они не кричат победное «алле-оп!!!», перебрасывая друг друга с плеч на плечи и делая в воздухе опасные пируэты — им это уже неинтересно, вчерашний день. Интереснее следить за молчаливым диалогом между двумя парами акробатов в спектакле «Волк для человека». Поначалу их действия кажутся искусственными, однако по ходу дела открывается нечто большее, чем умение нижнего акробата ловко поймать верхнего. Четверка в течение часа телодвижениями, прыжками, кульбитами как будто выясняет отношения и ими выражает обиду, боль, откровение. Возможна ли такая лирика в пируэтах? Оказывается, возможна.
Борис Гибе, основатель компании «Вещи из ничего», уверен, что микромир, который производит его компания, построить без компьютеров просто невозможно. Гибе всего 25 лет, и он представитель поколения, не мыслящего себя вне новых технологий. И декларирует это на сцене с самого начала, когда на нее резко ложится световая проекция из четких световых полосок — решетка решеткой. И вдруг один из артистов эти полоски резко отрывает от пола и начинает с ними работать. Как произошел переход виртуального в реальное, понять сложно, но ясно одно: компьютерные фокусы Гибе расширяют возможности артистов на сцене, позволяют использовать в спектакле собственные тени и устраивать с ними необычные приключения. Кажется, что Гибе в своих поисках, опирающихся на мощное интерактивное видео, гонится за чем-то неуловимым. Но... тот удивительный случай — он настигает его. К работе привлечена большая команда видеоинженеров, дизайнеров, компьютерщиков, уникальных осветителей. Это, пожалуй, самый технологичный спектакль «Фокуса».
Но самым земным из зрелищ, представленных на «Фокусе», можно считать «Шестой день», сыгранный Жермен, существом без возраста и половых признаков. Хотя писклявый голос и мягкость движений выдавали в ней клоунессу. Мадам Жермен, стоя у единственной на сцене декорации — старого стола, — читает Бытие, как на шестой день Бог создал... Нелепая, в длинном плаще, она все время что-то роняет, заполошно повторяет слова — для клоунады у нее слишком много текста. А вода на сцене прибывает, уже достигла щиколоток, и неизвестно — найдет ли себе клоунесса ту самую тварь из пары, которая спасется в Ноевом ковчеге.
Все, что придумали сегодня французы, представить невозможно, но факт остается фактом: на сегодняшний день именно их новый цирк — самый продвинутый, дерзкий и радикальный. Он задает и диктует моду всему мировому цирку, хочет тот того или нет.
