Новый театр находится буквально за углом старого исторического здания постройки 1912 года. За полчаса до спектакля на ступеньках спрашивают лишний билетик. Местные театралы еще помнят «Капитанскую дочку» начала
По темно-серому полотну, так похожему на предгрозовые сумерки, бежит мелкий, резко заваливающийся вправо пушкинский почерк: «Мчатся тучи, вьются тучи;/Невидимкою луна освещает снег летучий;/Мутно небо, ночь мутна...» Из люка сцены поднимается бричка — как таковой ее нет, но возница погоняет, а за его спиной — новоиспеченный прапорщик Петр Гринев со своим дядькой Савельичем (Алексей Карабанов). За их спиной сцена разделена на две половины двумя огромными рамами — черной и белой, — и в каждой из них будет развиваться история любви и государства Российского. «Картина первая» — здесь выглядит буквально: допустим, в белую по наклонным к зрительному залу подмосткам входит Петруша Гринев (Руслан Дивлятшин), отдает честь капитану Миронову (Юрий Ошеров), его второй половине Василисе Егоровне (Светлана Лаврентьева), а в черной раме возникает случайный встречный, которому Гринев в благодарность за то, что тот в буран вывел бричку и указал дорогу к крепости, жертвует свой заячий тулупчик. Если бы не этот предмет зимней одежды, болтаться Гриневу на виселице среди других слуг государевых. Впрочем, ни тот ни другой о дальнейших событиях пока не догадываются.
Что особенно ценно в премьерной постановке — художникам Харикову и Шавдатуашвили цветовым и световым решениями удалось создать атмосферу бескрайности российской жизни во всех смыслах — территориальной, действенной, стихийной, исторической. Пушкинский мелкий, как будто бисерный почерк пущен по всей сцене и захватывает все, что попадется ему на пути: экран, задник, белую и черную рамы, пол и даже костюмы. То ли строчки, то ли снег припорошил серые мундиры офицеров и кринолины дам. Да и вся эта история утопает в мелкой колючей пороше.
Постановка масштабнейшая — 42 человека на сцене (из них вся мужская часть труппы плюс приглашенный фольклорный ансамбль), 23 картины. Они динамично сменяют друг друга, и, что самое интересное, режиссер Шапиро сознательно не делает преференций истории любовной перед историей русского бунта.
Любовь двух молодых созданий в лице Гринева и Маши Мироновой (Анастасия Бескровная) скорее тревожная, нежели сентиментальная. На их чувства тяжело наступает неуправляемая российская стихия. С одной стороны, режиссер следует за автором, с другой, все сантименты сознательно затушевывает в серые тона. Здесь все подчеркнуто жестко — свет, музыка Шнитке... Даже диалог Гринева и Пугачева, который они ведут по дороге, слушается страшно даже не из-за текста, а потому, что оформлен горловым пением возницы.
Единственное, что изменил в своем масштабном спектакле Адольф Шапиро, — это финал. Вместо текста из «Капитанской дочки» он взял цитату из допроса Пугачева. «Богу было угодно наказать Россию через мое окаянство». На весь экран проецируется изображение Пугачева — лохматая голова, полуприкрытые глаза разбойника... До казни? После? Известно, что бунтовщика, объявившего себя божьим помазанником, четвертовали. Причем на Болотной площади. Изображение исчезает, по экрану бегут строки из «Бориса Годунова»: «Народ безмолвствует».
После того как отгремели аплодисменты и закончились речи новых представителей власти по Саратовской области, пообещавших сохранить уникальность самого первого детского театра в России и мире, я спросила Адольфа Шапиро:
— Адольф Яковлевич, если бы не было событий на Болотной площади, трактовка романа, особенно финала, была бы другой?
— Ни в коем случае. Я даже об этом не думал.
