Со спектаклем барнаульского театра «Мамаша Кураж» произошла обычная для театра вещь: постановку выдающейся не назовешь, по всем законам и канонам публика должна была спать, но публика не спала, а смотрела и в финале аплодировала стоя. Конечно, дело в ней, в Елене Половинкиной, сыгравшей Мамашу Кураж остервенелой, обкатанной жизнью, жестокой, в вечном напряжении. В общем, вся жизнь Мамаши Кураж — вечная актерская игра: здесь сыграй и наболтай чепухи вербовщику, тут солдату, тут повару главнокомандующего, да еще следи за детьми, да еще продавай товар... Дети для маркитантки Кураж в концепции режиссера Феодори — только одно из слагаемых. В погоне за будничной необходимостью она и не замечает, что по дороге растеряла и схоронила всех своих троих детей. Это написано и в пьесе Брехта, но режиссер еще усилил ее жесткость, сделав ее почти героиней наших дней.
Тело спектакля выглядит распухшим от подробностей, особенно музыкальных: тексты песен остались брехтовские, но музыкальное сопровождение одинаково неудачно в обоих актах, и даже военные марши получились неритмичными. Все детали, спору нет, простроены очень четко, но частенько существуют просто так, не ради чего. Скажем, разливание шнапса по стаканам представляют в виде чечетки руками по коленям; сделано тщательно, иронично, но это абсолютно лишнее... Забавный торг между Кураж и Поваром о каплуне и говядине: каплун представляет из себя резинового гуся, а говядина — игрушечную корову. Забавно, мило — ну и что? Спектакль сделан скрупулезно, тщательно, со вниманием; он приятен глазу, но не вызывает «ах!», по форме он не устаревший, но и не современный. Зато он очень брехтовский — это факт.
Теперь о содержании, о расстановке акцентов. Для москвичей после этой горячей зимы теперь каждая фраза имеет политический акцент — благо алтайские артисты сделали намек. Мамаша Кураж говорит прямо в зал: «Нам крикнут „Сесть!“ — и мы сидим. А кто сидит — тот не бунтует. Они нас знают, как с нашим братом надо. Если я вякну — я наврежу своей торговле! Лучше промолчать!» И затыкает себе рот платком, жуя его. Пусть это не совсем брехтовские слова, но в этот момент — посреди спектакля — в зале раздались аплодисменты.
