Русские просторы. Вольный ветер. Березки. Во дворе придорожной избы безнравственный местный тракторист вербально обижает свою кроткую маму. Мимо проходит Сергей Безруков с привычным выражением лица «ой, ты гой еси». В глазах у него слезы, за душой — правильные слова, которыми он останавливает бездушного тракториста и идет дальше. А дальше — крест на пригорке и неизбывная тоска по босоногому детству. Раскрывать содержание не будем, чтобы слезы не помешали читать дальше. Считайте это обложкой.
Это — одна из новелл нового альманаха Сарика Андреасяна «Мамы» (совместно с братом Гевондом и Георгием Малковым). Всего восемь новелл. Все о том, что между мамами и детьми всегда есть неразрывные нити, которые не рвутся даже после смерти. Звезд в фильме больше, чем живого пространства, — Лия Ахеджакова, Екатерина Васильева, Нина Русланова, Марина Голуб, Федор Добронравов, Гоша Куценко, Анастасия Заворотнюк, Игорь Верник, Сергей Безруков, Михаил Пореченков, Дмитрий Дюжев, Егор Бероев, Андрей Федорцов... Актрисы постарше умудряются разбавить это пространство жизнью, воссозданной ими тут исключительно при помощи собственного таланта, — Ахеджакова роскошно импровизирует, играя маму дюжевского героя-спецслужбиста, обезвреживающую наркоторговца. Васильева, хоть и не слишком выбивается из рисунка прежних своих, уже возрастных ролей (например, в фильме «Приходи на меня посмотреть», где тоже играет романтическую старуху), смотрится за счет тонкого узора этого рисунка. Русланова вновь обнаруживает давно не использованные никем, кроме Киры Муратовой, залежи нежной незащищенности под слоем грубоватой простоты. Остальные напоминают космонавтов, как нам обычно показывают их по телевизору в новостях, — плавающими в пустой высоте без видимой опоры, но бодро рапортующими о готовности к стыковке.
Однако, как показывает практика, стыковка в условиях космоса порой оказывается делом более реальным, чем в условиях российского массового кинематографа. И это видно с первых же кадров фильма, в которых Заворотнюк изображает провинциальную телеведущую, терзающую в прямом эфире жилищно-коммунальными вопросами гостя — местного начальника в исполнении Федорцова. Они словно с разных орбит — живой подвижный Федорцов и полумертвая Заворотнюк с деревянными интонациями и мимикой самодеятельного театра, словно случайно заговорившая открытка. Но это полбеды, а беда — она рядом, в виде большого центрового теленачальника в исполнении Верника, который, застряв в той же глуши, натыкается на передачу и, пораженный талантами провинциальной телезвезды, перетаскивает ее в Москву. Судя по хищному взгляду персонажа, в его планы входит продвижение молодой дамы не только за счет ее профессиональных навыков. Теперь понимаете, как все делается? Дядя в провинциальной гостинице, похмелье после вчерашнего, хочется пива или новых ощущений. Пива нет...
Зато есть огромное пространство экрана, переполненное персонажами, но не освоенное режиссерами. Оно совершенно пустое, хотя в них один за другим появляются герои, но они непостижимым образом каждый сам по себе, как дети на утреннике со стишком на табуретке. Вышел, сказал, мама увела. Пожалуй, лишь новелла Карена Оганесяна с Васильевой и Пореченковым обнаруживает признаки жизни — в ней хотя бы чувствуется актерское партнерство и остроумная режиссура. Остальные изготовлены на фирменном российском конвейере под маркой «доброе кино»: Безруков — «обильная слеза», Ахеджакова — «суетливость», Пореченков — «гора добрых мускулов», Куценко — «брутальный и лысый», Бероев — «причмокивающий и застенчивый», Верник — «улыбается во все зубы». Кстати, почему все они живут в одинаковых белых квартирах размером с авианосец? И считать ли такую квартиру главным признаком современного «доброго кино»?
И самое главное — покажите наконец того человека, который придумал термин «доброе кино». Заодно еще того, кто выдал индульгенцию этому термину и перетравил им кучу неокрепших мозгов, уверенных отныне, что кино, которое про маму, или про зверят, или про детишек, или где не стреляют, вне зависимости от исполнения, — это доброе кино.
