Книга «Вечером во ржи», конечно, чистый плагиат не только по закону, но и «по понятиям». С законом все ясно, и пусть имя персонажа обозначено как мистер К., все равно книга изобилует даже не отсылками, а прямыми цитатами из оригинала. Главное тут понятия. В целом история постаревшего Холдена Колфилда написана замечательно, но язык, образы, общий стиль принадлежат не Джону Калифорнии, а Джерому Сэлинджеру.
Калифорния совершил с Колфилдом вот что: герою теперь не 17 лет, а 76, он дряхлый старик, которого родные сдали в дом престарелых. У него была жена Мэри, которая скончалась, есть сын Дэниел, внук Майкл и сестренка Фиби, которая сама уже старушка с провалами в памяти. Важно вот что: по задумке автора, между двумя точками жизни Колфилда — 17 и 76 лет — пустота, ничто. Старик остался таким же, как тот подросток, которого обожают многие поколения читателей во всех странах: прямолинейным, бесхитростным, с глубоким внутренним сознанием, которое пытается пристроиться к этому миру, но пока еще, благодаря чистоте своей юности, идет ему перпендикулярно. А теперь ему 76. И он все еще говорит языком подростка («реально», «реальный депресняк», «переживаю из-за всякой фигни, как сопливая девчонка»). Автор добивается этого стиля методом простого копирования. Но стариковские жалобы не сочетаются с подростковым познанием жизни. Колфилда любят за то, что такой Колфилд сидит в каждом подростке. Но если ты и в старости Колфилд, то ты просто дед в маразме.
Выход этой книги — интересный феномен. Прекрасная возможность задуматься о своевременности всего сущего и о любви. О любви — потому что этот самый Фредрик Колтинг явно просто обожает Сэлинджера и вырос на этой его повести. Но мало ли у кого какие книги любимые? Что до своевременности, то очевидно: то, что можно в 17, нельзя в 60. Юный Холден, который иногда непонятно почему ляпает идущие от сердца слова, — и плохо пахнущий дед, с которым происходит следующий жалкий, маразматический эпизод при разговоре с медсестрой:
«Мы с Анной играем в гляделки, она, по-моему, собирается что-то сказать — наверное, думает, что я не расслышал, но молчит, не сводит с меня взгляда и мило улыбается. Сучка. Что на меня нашло? Сам удивляюсь. Притом что я в принципе не стесняюсь в выражениях —сейчас-то к чему это? Сучка. Замечаю, что Анна в лице переменилась: щеки вспыхнули, глаза потемнели, сузились. А мне уже не терпится, в шерстяной куртке даже жарко стало; шагаю к выходу. С бухты-барахты выпаливаю последние слова, уже из дверей».
Если наш персонаж и помудрел, то в руках горе-фаната его мудрость выражается в примитивном философствовании, которое Сэлинджеру было всегда противно. «Когда на меня давят, из меня с присвистом выходит воздух. Всю жизнь — как проколотая шина». Или: «Я ведь действительно хотел уехать. Но она знала путь к моему сердцу».
Над переводом на русский работала переводчица Елена Петрова. Автор «вынудил» ее поступить с переводом «Над пропастью во ржи» Риты Райт-Ковалевой так же, как Калифорния с Сэлинджером, то есть зачастую практически копировать. А иначе даже самый невзыскательный читатель не взял бы книгу в руки. А теперь это издание наполнено тенями покойников: Сэлинджера и Райт-Ковалевой.
Комментирует ответственный редактор книги Александр Гузман:
— Елена Петрова — одна из лучших наших переводчиков. Это не слепое копирование и даже не опора, а принятие к сведению тех стилистических решений, которые были у Райт-Ковалевой, и выстраивание на их основе своего стиля. Что до самой книги, то это не плагиат. Сэлинджера можно понять: он придумал персонаж, а тут кто-то грязными лапами лезет и из него пытается что-то лепить. Формализовать это тяжело, особенно когда этот персонаж уже полвека существует в общественном подсознательном и живет своей жизнью. Но нашелся кто-то, кто захотел зафиксировать для себя свою жизнь чужих персонажей.
