В этот же день документалистам вручили премию «Лавровая ветвь» по итогам 2011 года. Главной победительницей, в сущности, стала кинорежиссер Марина Разбежкина. Ей досталась награда, как продюсеру в номинации «Лучший по профессии». А ее ученица Мадина Мустафина завоевала не только главный приз жюри «Артдокфеста», но и «Лавровую ветвь» за лучший дебют, подкрепила который денежная премия в 500 тысяч рублей от «Новой газеты». Фильм Мустафиной «Милана» - о семилетней девочке, которая живет недалеко от Караганды, в лесу, под кустами, «благодаря» своей спившейся и бомжующей 25-летней мамаше. Марина Разбежкина уверена в том, что «Милана» - лучший фильм ее мастерской. А сама Мадина, оказывается, почти космическое существо: она не прочитала ни одной книги – не было желания. Родом Мадина из Казахстана, хорошо говорит по-русски. У нее редкий дар визуального восприятия жизни. Теперь она собирает письма, которые может написать Милане любой из нас. Девочке очень важно с кем-то общаться. Ни дом, ни деньги не способны заменить ей дружеского участия. Так считает Мадина Мустафина.
Мы разговариваем о документальном кино, фестивале и о том, что происходит вокруг, с президентом «Артдокфеста» режиссером Виталием Манским.
- В прошлом году мы были вынуждены отложить начало финальной церемонии фестиваля на полчаса, но все равно многие люди не попали на нее, потому что были закрыты все станции метро вокруг кинотеатра «Художественый». В то время на Манежной площади проходила акция болельщиков «Спартака», связанная со смертью одного из них. В этом году мы тоже находились в состоянии предожидания, поскольку наше закрытие совпало с разрешенным митингом не согласных с результатами выборов в Госдуму. Сложилась уникальная ситуация. В залах идут документальные фильмы, предъявляющие непредвзятый взгляд на Россию и ее проблемы. А люди в нашем офисе сидят в Интернете и смотрят трансляции с московских улиц, где собственно эта жизнь протекает. Совмещение художественного осмысления и потока сознания, потому что демонстрация – это необработанный поток сознания, очень любопытный феномен.
- Все-таки часто жизнь гораздо интереснее кино.
- Потому что жизнь - это даже не 5D, а 125D. Она предлагает нам миллион точек зрения, вовлекает в происходящие события, и ты ими живешь. Великое кино тоже вовлекает, но оно ограничено рамками экрана, времени. В этом смысле жизнь богаче, но не так просто в эту жизнь войти. Документальное кино открывает очаги жизни для миллионов людей. Те ее огоньки, которые скрыты от человеческого глаза. Ну, сколько за свою жизнь ты можешь узнать людей? Сколько раз любому из нас исповедовался другой человек? Один, ну, пять раз. А документальное кино –возможность получить те самые исповеди, обогатить себя на большее количество жизней.
- А то, что делает документалист, тоже своего рода исповедь или нет?
- Конечно. И в этом ответственность документалиста, ведь для него становится материалом человеческая исповедь. Ты получаешь в свое распоряжение чье-то откровение и можешь перемонтировать его, вывести из контекста или ввести в другой. Это очень серьезная этическая проблема, с которой многие документалисты не справляются.
-Да и многим зрителям исповедь не нужна. Вспомните Ким-Ки-дука, снявшего про самого себя исповедальный фильм «Ариранг», к которому никто не был готов.
- Ким-Ки-дук – некий бренд. И когда он садится испражняться у дома, делает еще какие-то неприятные вещи, то люди говорят: «Нет, не надо. Мы не хотим. Пусть он остается в наших мифах и заблуждениях таким, каким мы его знаем». Большая часть людей желает находиться в комфортных мифах. Главная задача документального кино – разрушение мифов. И даже такой образец мифотворчества в документалистике, как «Триумф воли» Лени Рифеншталь, в конечном счете, - разоблачение мифа фашизма. Создавая миф, Рифеншталь совершила исторический кульбит, она этот миф начала разрушать.
- Если сравнивать фильмы нынешние с прошлогодними, можете сказать, что меняется в сознании людей?
-У меня тревожное ощущение по поводу места и роли нашего российского документалиста. Он потерял веру в свою миссию - не скажу, что сознательно, скорее подсознательно, прячется от принципиальных, гражданских тем и поступков. Все сколько-нибудь сущностное предъявляют не российские кинематографисты, снимая в России и на русском языке. Фильмы нашей программы, спродюсированные не российскими продюсерами, оказались более важными для России.
- Это проблема свободы, наверное?
-Если документалист понимает, что он никуда со своим словом и позицией не пробьется, он, наверное, сидит и думает: «Раз все бессмысленно, тогда уж лучше сделать что-то для души». Российское кино все больше для души, притом, не зрительской или духа времени, а для авторской души. Не буду говорить обо всех. Те фильмы, которые оказались в конкурсе, их в последнюю очередь можно в этом обвинять. В год в России только на грант Министерства культуры снимается около 350 документальных картин. Что это за фильмы? Где они? Это серьезная проблема.
- У иностранцев тоже ведь существуют стереотипы при взгляде на Россию?
- Конечно, они есть, но с ними даже играют. Режиссер чешского фильма «Эпохальное путешествие пана Тржиски в Россию» Филип Ремунд пускает своего стереотипного героя со стереотипными вопросами по нестереотипной России. Он задает примитивные вопросы: «Путин хороший или плохой?» И оказывается, что ответ интереснее вопроса. Попробуйте ответить на него, особенно если состоишь на госслужбе. А герой задает его офицеру МЧС на фоне портрета Путина.
- Может, тогда он не вправе задавать такие вопросы?
- Ну да, мы считаем, что не имеем права задавать многие вопросы. Мы их и не задаем. Мы вообще перестали в документальном кино ставить вопросы. Поэтому у нас о Ходорковском снимает немец Кирилл Туши, о Политковской – двадцать лет живущая в Америке Марина Голдовская. А мы, здесь, в России, почему не делаем этого? Мне стыдно, что открывался фестиваль немецким фильмом о Ходорковском. Почему не российским? Стыдно, в том числе и за себя. Почему я не снял фильм о Ходорковском? Почему надо «парню с мороза», немцу его снимать? Он почему-то решил, что это важно. И был аншлаг здесь и на Берлинском фестивале, идет прокат по многим странам. А мы, и я в том числе, хотим комфорта.
- Но то, что показали фильм о Ходорковском на открытии фестиваля – уже некий дискомфорт, учитывая тот факт, что все наши кинотеатры, кроме киноклуба «Эльдар» от него отказались. Вам не запрещали?
- Нам никто не запрещал. Не было даже ни одного звонка со словами «Виталий, подумайте! Надо ли это вам?». У нас ведь так обычно говорят, не говорят «нет». Не нужно строить иллюзий. Среди 22 конкурсных фильмов – 15 произведены либо не россиянами, либо на зарубежных студиях. То есть только 7 картин российских.
- Для фестиваля это, наверное, хорошо. Какое-то разнообразие…
- Что же хорошего? Это говорит о кризисе в отечественном документальном кино. Представим себе, что в регламенте не было бы строки, позволяющей брать фильмы, сделанные за пределами России на русском языке. И тогда бы мы не собрали конкурсную программу.
- Почему возглавить жюри вы пригласили Андрея Звягинцева и почему именно Александру Сокурову вручили премию за вклад в кинолетопись?
- У нас есть принцип: мы не приглашаем в жюри документалистов. Решение пригласить Андрея Звягинцева председателем жюри у меня возникло в первую минуту, как только закончился на «Кинотавре» его фильм «Елена». На меня произвело впечатление художественное осмысление реальности - гражданское, человеческое, авторское. Я давно не видел игровой картины, которая была бы сопряжена с моими ощущениями, тем, что меня волнует.
Александр Сокуров давно заслужил награду за вклад в кинолетопись. Он оказался самым молодым лауреатом этой премии. Ему – 60. Благодаря авторитету Сокурова мы можем омолодить эту номинацию. Это ведь не последнее прости. Это номинация для людей современных, актуальных, снимавших и снимающих. Семь лет назад аналогичную награду получила Марина Голдовская, которая в этом году представила в конкурсе фильм «Горький вкус свободы. Анна Политковская». Есть ряд пятидесятилетних кинематографистов, которые уже сегодня заслужили наше признание за бесценный вклад в кинолетопись страны. Буду голосовать на следующих наших советах по премии за омоложение этой номинации.
- Как вы оцениваете итоги фестиваля?
- Когда заседает жюри на «Ардокфесте», меня просто колотит, переживаю за то, что они решат. И не всегда совпадают мои представления с их решением. Но сегодня я счастливо соглашаюсь. На 85 процентов я бы так же распределил призы. «Милана» - фантастическое кино. Я до конца даже не понимаю, как это сделано. Сегодня родилось новое имя в документальном кино. И профессионалы-документалисты отметили эту картину, и непрофессионалы тоже. Такое совпадение не может быть случайным. Это же не победа Сборной России по футболу.
Александр Сокуров: «Вопросы культуры не решаются на площадях»
«Лавровой ветвью» «За вклад в кинолетопись» в этом году был награжден Александр Сокуров, который на протяжении всей своей жизни снимает не только игровое, но и документальное кино. Среди которого - серия «элегий»: «Московская элегия», «Петербургская элегия», «Советская элегия», «Простая элегия», «Восточная элегия», «Элегия дороги». Это и «К событиям в Закавказье», «Духовные голоса», «Смиренная жизнь», «Узел. Беседы с Солженицыным»…
- Александр Николаевич, вы сегодня получаете приз «За вклад в кинолетопись». Насколько она существенна для вас?
- Кинолетопись – главное, ради чего существует наша профессия. Я – документалист и режиссер игрового кино, и для меня самое важное – сохранить образ, очертания и признаки времени. Это сложнее всего. Чем меньше тут режиссуры, тем ценнее будет материал для потомков. Поэтому я получаю награду за свое консервативное отношение к происходящему. Большая часть людей, собравшихся даже сегодня, не видела многих моих работ. Все мы страшны своими судьбами. Соотечественники реже обращают на нас внимания, нас больше ценят за рубежом.
- Но с нашей кинолетописью не так все хорошо, а людей, способных фиксировать время не так много.
- Да вы посмотрите, сколько блестящих документалистов в стране. Никогда такого не было, чтобы на территории России мы имели бы такое количество способных и интересных людей. Документалистика у нас сильнее, чем игровое кино, полезнее, нужнее. Она настоящая.
- А вот организаторы фестиваля «Артдокфест» говорят, что если бы не русскоязычные фильмы, сделанные в Нидерландах, Германии и других странах, не удалось бы собрать полноценной программы.
- Значит, они знают ситуацию лучше, чем я. Возможно, я поверхностно сужу. Но то, что я смотрю в Интернете, свидетельствует о том, что нам пока грустить не следует.
- Ваши собственные планы связаны с документальным кино?
- Мы будем делать полнометражную большую картину совместного франко-германского производства о Второй мировой войне. Пока не решаюсь сказать что-то более подробно.
-Это будет масштабное произведение, эпопея или же частная история про людей?
- Я не умею делать эпопеи.
- Как складывается судьба «Фауста»?
- Пока тяжело. Нам очень трудно пробиться на русский экран. Хотя у нас есть уже прокатная организация. Сейчас прикладывает много усилий Андрей Щетинин, который снимался у меня в картине «Отец и сын», чтобы организовать губернаторские показы. Мы никак не можем зацепиться на местах. Нам не хотят оказывать помощь. Пытаемся уговорить губернаторов, чтобы они помогли провести хотя бы по одному показу в регионе. Положение крайне и крайне неприятное.
- А что вам говорят, когда отказывают в содействии?
- Что «Фауст» - не коммерческое кино, и людям это неинтересно, смотреть не будут. Заранее за людей говорят. Это неправда. Действительно, «Фауст» - картина не коммерческая. Но я уверен, что ее будет интересно смотреть многим людям. Объясняется ситуация нежеланием работать с серьезным кинематографическим материалом.
- После вашей победы на Венецианском кинофестивале, наверняка, многие страны купили картину?
-Точного количества не знаю. Но позавчера я был в Берлине на премьере «Фауста». С 16 января в 50 немецких городах одновременно он выйдет в прокат. В Италии картина уже идет. Мне нельзя обижаться на европейский и мировой прокат. Фильм там будет идти, и я за это не беспокоюсь. В России, конечно, шансов мало.
- Закончилось сегодня вручение призов, пожалуй, на слишком уж оптимистической ноте. Все подхватили название фильма «Все будет зашибись» и радовались. Но есть ли этому основания?
- В области культуры, конечно, нет. Какой оптимизм может быть, когда мы наблюдаем боевые операции? Телевидение упорно не хочет показывать серьезные фильмы. Министерство культуры и кинодепартамент вяло действуют в направлении документального кино. Показы неигровых фильмов в кинотеатрах исключены. Надежда только на стойкость людей, которые сами по себе делают то, чего хотят. Поэтому все в состоянии борьбы.
- Похоже, что не только в области культуры многое зависит от инициативы людей. Мы видим, что творится на площадях в эти дни.
- Вопросы культуры не решаются на площадях. Наоборот, последствия площадной борьбы на культуре сказываются отрицательно. Подумайте почему. То, что сейчас происходит - это прямое вмешательство политики в каждодневную жизнь людей. Для культуры это все крайне опасно.
