Писать рецензию на выступление этой звезды — занятие неблагодарное. За четыре десятка лет его неугасаемой популярности написано уже все: американский журнал «Тайм» сравнивал его звучание с Миком Джаггером, а хореографию — с пластикой Михаила Барышникова, отечественные музыкальные критики ставили его в один ряд с мировыми рокерами: Элисом Купером, Оззи Осборном, Дэвидом Ковердейлом, а журналисты центральных телеканалов утверждали, что он круче попсовых Майкла Джексона и Леди Гаги. Несказанных громких слов в его адрес можно не искать, их не осталось. Но, быть может, о его концерте можно рассказать шепотом?
В отличие от Мадонны, которая вылетает с криком «Fuck you!» и берет публику за горло: «Вы будете смотреть на меня и всматриваться, слушать и вслушиваться, вы пойдете за мной туда, куда я вас поведу!», он с первых секунд внезапного, как вспышка свечи, появления на сцене устанавливает с каждым зрителем в зале незримую эмоционально-энергетическую связь и держит ее до своего собственного выгорания дотла с последним выходом на овации все последующие три часа концерта. И пришедшие слушают и вслушиваются, смотрят и всматриваются и послушно идут туда, куда он их поведет. Не сломавшись под влиянием чужой агрессивной энергетики, а по мгновенно родившемуся желанию. Связь с ним всегда бывает только по любви. Он вызывает ее ровно за 180 секунд, потому что «три минуты длится песня, вспыхнет и погаснет как звезда». На его шоу в Кремле несколько электронных секундомеров отсчитывали названное время, пока он, исполняя эту великолепную композицию Паулса, а первый куплет даже без музыкального сопровождения (!), делал свой первый выход в зал. На генеральном прогоне мегастар опоздал с финалом песни на полторы секунды и был крайне раздосадован своей, заметной лишь ему одному, неточностью, на концертах последняя нота прозвучала секунда в секунду.
И понеслось, и полетело... И увлекло в никуда с «Шерри» и «Мишелью» женскую половину зала. «Но я добьюсь, я достучусь!», «Шел человек без прошлого, оно осталось с ней». Пойте, маэстро, пойте! Расскажите о любви, которой нет в реальной жизни, и оттого у вас она еще светлей и пронзительнее, и мы хотим сублимировать под нее, уносясь на волне собственных эмоций, которым вы столь созвучны! И он доводит эти эмоции до экстаза своим «Затмением сердца», куда вдруг вбрасывает элементы джазового исполнения, ласкает зал великолепной зацепинской «Ищу тебя», снова вздергивает чувства на пику жестким, культовым «Танго разбитых сердец», еще больше усиливает эффект роковой новинкой — «Замерзаю», нежит потрясающим романсом «Роза на льду» и вдруг безжалостно срывает зрителя с крючка резкой, почти грубой, новой поп-роковой композицией «Не надо яда!».
И что зал? Он уже в полуобморочном состоянии. А артист между тем показывает рэп, но не раздражающий бессмысленным набором слов, а великолепный стихотворный речитатив с оттенком мистического смысла — звучит «Гонолулу», и духи любви возвращаются «к тем, кто их не звал». Публика давно его — что там с криками «браво!» и аплодисментами — со всеми своими потрохами! И здесь, по расчетам Мастера, наступает время чистого либидо — звучит самая сексуальная композиция концерта — евзеровский «Ночной звонок». «Кто тебе сказал, кто тебе сказал, что тоскую я, кто тебе сказал, кто тебе сказал, что люблю тебя?!» Все! Охрана больше не в состоянии сдерживать в проходах женщин, рвущихся на сцену с цветочными полянами наперевес. Он принимает их восторг вкупе с разноцветьем и заканчивает свой тантрический секс трепетной, опять же новой композицией «Все чудесно». Краткая передышка залу в виде любимой всеми «Маргариты» и вновь требование отдать артисту максимум эмоций на новой песне «Художник». А вот теперь можно немного отпустить энергетический поводок и дать публике отдохнуть на «Сокровищах Черного моря», подманить женщин «Ягодкой», побаловать ностальгическими, со вкусом детства «Пароходами».
Еще на генеральном прогоне состав песен оставлял ощущения в чем-то случайного. «Нет! — возразил он тогда журналисту „МК“, поделившемуся своим сомнением. — Все будет логически связано!» И действительно, на самом концерте программа оказалась выстроенной с безупречной точностью доказательства математической теоремы. Начиная с первой композиции, первой же и в его творческом багаже — тухмановского «Танцевального часа на солнце», включая хитовые «Дельтаплан» и «Казанову», новенькую «А любовь жива», венчая выступление мировыми шедеврами — драйво-культовой «Американо» и потрясающим этническим, доведенным до вечного хита всех времен и народов, — «Полетом кондора», который исполнил в шаманском облачении перуанских индейцев, он каждую секунду концерта был на высоте: давал залу именно ту эмоцию, которая требовалась для максимального удержания внимания зрителя. Он обрывал овации между песнями на десятой секунде, начиная новую композицию, он минимизировал время принятия цветов и почти не общался с публикой — два отточенных монолога и всего несколько фраз, брошенных в зал по ходу действа. Он не хотел прерывать ни на секунду свой концерт, который в действительности был драматическим спектаклем одного актера, и доводил отсутствием пауз темп выступления почти до невозможного, а публику до такого же страстного накала эмоций, с которым работал сам.
Впрочем, не был бы он Леонтьевым, если бы не компенсировал зрителям свою сдержанность в принятии их любовных восторгов и не вышел ближе к финалу в зал на фирменных своих «Ярмарках». Вышел и буквально ушел по рукам, вызывая сильное сомнение, что удастся теперь вырваться от своих же эмоциональных заложниц... Фанаты орали как подорванные, а он в ответ прикалывался: предлагал женщинам «раздеваться», спрашивал у иногородних: «Приехали в Москву прикоснуться к прекрасному? Так прикасайтесь!» — и задирал на себе майку, демонстрируя великолепную физическую форму, довольно ехидно иронизировал, размышляя, как шустро, «пока он колесил с гастролями от Петропавловска-Камчатского до Калининграда», расхватали коллеги разные громкие кликухи, и вот теперь «есть у нас Примадонна, Императрица, Король, Золотой голос, Серебряный, и только я — никто, и придется, видно, допевать таким, как есть... А так хочется побыть хоть каким-нибудь завалящим маркизом...» И в этот момент хотелось возразить: «Только не маркизом де Садом!» Ведь та безумная отдача, с которой он работал на сцене, напоминала самый настоящий творческий мазохизм.
Его, несмотря на трехчасовые концерты, которые, впрочем, пролетели как один миг, не хватило. Не хватило с «Балладой о Ледяном доме» и с «Белой вороной», с «Анжелой» и с «Бездомной любовью», с «Виновником» и со «Свечой», с «Птицей в клетке» и с «Сожалею»... С «Аллилуйя», «Балом», «Кленовым листом», «Рыжей девочкой», «Пьяным такси», другими любимыми публикой песнями — у каждого своей. Но это тоже фирменная фишка Леонтьева — оставлять зал недокормленным собой, вызывая острое желание возвращаться к нему вновь и вновь.
...И еще спрашивает тепло и доверчиво в своей такой проникновенной песне «Ты меня не забывай»: «Будете меня помнить?»
— Как же! Забудешь тебя!
Абсолютный синхрон феерических па двенадцати балетных, идеальный звук, потрясающие световые решения, спецэффекты западного уровня, череда запредельно ярких, не от мира сего костюмов и сложнейшие, фантастические декорации, которые фанаты уже нарекли «адронным коллайдером». Гордое замечание директора артиста Николая Кары: «Мы все сорок лет впереди отечественного шоу-бизнеса!» Подтверждающее эти слова отсутствие в зале коллег по цеху, ибо что толку сидеть, завидовать, наживать комплекс творческой неполноценности, если до такого уровня все равно не подняться? И только одна, равная ему на сцене, гостья в зале. Она единственная, кто не спросит потом: «Как ты это делаешь?», а скажет: «Как ты еще так можешь? Я уже нет...» И понятно, что не энергетики не хватило бы столь же гениальной Алле Пугачевой, стой она в тот вечер на сцене, а физических сил...
А ему пока хватает. За эти два дня он сделал невозможное — наконец-то превратил дворец партийных съездов в настоящую концертную площадку, на которой за вечер показал всё: нежность, любовь, страсть, секс, надрыв, расставание, разлуку и даже философию. И поэтому кричали ему истерически из зала: «Вы — живая легенда, дьявол подмостков, бог сцены...»
Впрочем, к чему все эти громкие слова, если звучат они в его адрес уже сорок лет? Зачем повторяться? А вот если шепотом, то для публики он просто любимый артист, навсегда родной и близкий человек.
