За час до открытия прошла жеребьевка 19 участников со всех континентов. Таривердиевский смотр — один из самых представительных, что видно по самой постановке дела. Во-первых, первый раунд охватил Канзас, Гамбург, Астану и Москву. Во-вторых, в жюри — именитые концертирующие органисты: Лудгер Ломанн, Наоми Мацуи (ведущая органистка Японии), Джеймс Хигдон, Даниэль Зарецкий... — никаких подтасовок, пропихиваний «своих», на что отдельные столичные профессора обижаются: им-то (сиди они в жюри) очень важно, чтоб ученики брали первые премии. Здесь подобные «связи» не практикуются — извините, Европа.
...Репетиция. За пультом — японская органистка Хироко Инноуэ, ученица профессора Паршина, дипломантка еще Четвертого конкурса Таривердиева. Вдруг в зал является нянечка с годовалым бэби на руках. Мальчик тянет ручонки: «Мама, мама!» Хироко — уже местная легенда. Этническая японка, учившаяся в московской консе; потом — конкурс, где она знакомится с будущим мужем — голландским органистом, тогда членом жюри. Об остальном — в эксклюзивном интервью «МК» на ступенях местной филармонии, бывшей кирхи Святого семейства.
— Россия — моя судьба, — начинает она на чистом русском. — После конкурса я случайно бросила настройщику: «Какое счастье — быть здесь органистом». Уехала на родину, в Осаку. Вдруг через неделю мне звонок из филармонии: «Вы действительно хотите в Калининграде работать?» Я сразу согласилась, хотя были предложения из Японии. Осела в каком-то служебном помещении в шесть квадратов. Но дискомфорта не испытала — жила в музыке и была счастлива.
...Так прошло несколько лет. И вдруг ее будущий муж, с которым просто поддерживала профессиональные отношения, пишет: «Я сейчас в Питере, могу поехать сразу домой, в Голландию, а могу проехать через Кёниг. Как лучше?»
— Вышло, что он приехал как раз в мой день рождения. Так начался наш роман. Через полтора года — вы видели — появился ребеночек Таро. Тарошка. Сама такого поворота в жизни не ожидала.
— Но с жильем уже нет проблем?
— Нет, мне дали служебную квартиру.
— Слышал, вы малыша даже крестили?
— Да, случилось это в Сочи, в июле. Там случайно оказалась крестная мама. И нашелся чудесный православный священник (я сама православная), совершил обряд частично по-английски (для мужа) и по-русски для нас. Дали малышу имя Владимир.
— Как вам Кёниг в целом?
— Очень необычная земля, что видно уже из архитектуры. Да и люди «отдельные», европейские. А русские вообще — открытые и теплые, нигде таких нет. Даже в Японии. Так чувствую: пусть у меня вообще ничего не будет — все равно не умру, столь глубока связь с этой землей.
— На родину тянет?
— Я вам скажу точно: ностальгия бывает только по отношению к России. Я даже сама не понимаю, в чем тут дело. Вот месяц меня здесь нет — уже ностальгия. Вот к Голландии нет. А проблем бытовых здесь множество — эти визы, оформление документов просто убивает. Надеюсь, через 100 лет этого не будет.
— Для Японии, равно как и для России, органная культура чужда. Насколько этот инструмент у вас на родине популярен?
— Прежде в Японии не было глубокой традиции, хотя перед войной строились бамбуковые органы. Теперь же на островах больше тысячи духовых органов — так люди тянутся. Но инструмент дорогой, и столько их может позволить себе только богатое государство. Японцы научились строить все типы не хуже европейцев — и французский романтический, и немецкий барочный... — причем вставляют регистры японских народных звуков (на органе в Киото есть звук сякухачи). Ведь органист должен чувствовать разные инструменты; скажем, бесподобный бархатный звук Кавайе-Колля в БЗК — его ж ни с чем не сравнить.
— Не ощущаете опасного наступления цифровой техники?
— Шутка в том, что слушатель зачастую и не распознает (как было при игре в костеле на Малой Грузинской на электронном «роджерсе»), но играть куда приятнее на духовом... просто иметь его не всегда позволяют средства и пространство.
* * *
Хироко снова садится за пульт. С двух сторон — уже знаменитый в мире дуэт «Хидэ-Хидэ» из двух «национальных» музыкантов — Хидэки Оноуэ и Хидэки Ишигаки, апологетов стиля crossover. Один Хидэки играет на сямисэне (японской лютне), другой — на сякухачи (бамбуковой флейте). Они переплели свои обработоки таривердиевских «Семнадцати мгновений» с органным хоралом, отчего погружаешься в какое-то естество, не ушами слышимое. После «разминки» — несколько слов для «МК», в чем помогает куратор ребят и переводчик Татьяна Наумова:
— Почему вы не выбрали для карьеры популярные в Японии скрипку или фоно?
— Так ведь многое было предопределено родителями, семьей. Они стали первыми учителями в игре. Увы, сейчас в Японии традиционные инструменты далеко не так популярны, как европейские. А нам бы хотелось, чтоб традиции оставались живыми, не «музейными». Мы хотим, чтобы среди японской молодежи игра на сякухачи или сямисэне была таким же обычном делом, как игра на фортепиано или скрипке. Поэтому намеренно не перегружаем концерты какими-то философскими подтекстами. Наоборот, миссия — убрать все барьеры.
У нас есть свой исторический феномен. Япония после Второй мировой попала под сильное влияние Соединенных Штатов, в том числе в системе образования. Пропаганда насильственным образом исключала традиционные предметы из школьных программ. В результате у нескольких послевоенных поколений сложилось негативное восприятие японской национальной музыки.
— Но нельзя сказать, что японская народная музыка умирает?
— Говорить столь категорично не стоит. Пусть мир традиционной музыки узок, но он воспроизводит сам себя в том же количестве. Хотя и не расширяется. Есть еще нюанс: в народных инструментах нет никаких «музыкальных школ». Становление тебя как маэстро подразумевает пожизненную связь со знаменитым учителем-сенсеем. Так должно быть. Но в нынешнее время молодежь начинает учиться сама у себя. Качество падает — откуда кому известны секреты звука? И музыка не нотировалась... от кого ее услышать?
Несмотря на все это, интерес к японской традиционной музыке в мире растет — при московской консе есть свой ансамбль, здесь, в Калининграде, появился коллектив небольшой, в Америке их много. Кто знает, может, это новое Возрождение.
— Есть разница, кто играет — юноша или девушка?
— Чисто мужской инструмент до сего дня — бамбуковая флейта сякухачи. Ведь она связана с сектой странствующих монахов комусо, в которую могли вступить только бывшие самураи, когда воины меняли образ жизни — то есть меч на флейту... Кстати, изготовление инструментов — большое искусство, тут соблюдается четкая династийность. Возьмем сямисэн с его детальным разделением труда: существуют мастера только по выбору древесины и ее подготовке...
— Вы сами пишете музыку — Фукусима найдет там отражение?
— Нет, это слишком лично, трагедия не повод для написания музыки. Хотя социальную ответственность чувствуем и готовы поддержать людей своей музыкой.
...Полчаса до открытия — Кёниг, после череды жарких дней и завершения купального сезона в Балтике, погружается в органное таривердиевское таинство: финал пройдет на спаренном органе Шуке в Кантовском соборе. Залы полны, город ждет победителя.
