Перестройка в переплете

«Перемен требуют наши сердца. Перемен требуют наши глаза...» Какие получились перемены, мы знаем. У каждого найдется, что рассказать о лихих 90-х. Модная ныне детективщица Юлия Шилова торговала на рынке «варенками». Актриса Раиса Рязанова (Тося из фильма «Москва слезам не верит») шоферила на дорогах. Владимир Турчинский охранял Черкизовский мясокомбинат. А скольким простым людям, причислявшим себя к интеллигенции, пришлось ринуться в новый бизнес! Был ли в 90-е годы хоть какой-нибудь бизнес честным? Об этом новый роман Елены Чижовой.

Как бы случайно имена главных героев складываются в особый пасьянс. Татьяна и Евгений — в 90-е годы не пушкинские персонажи, а директор мебельной фирмы и его помощница. Татьяна Андреевна еще недавно сеяла доброе-вечное в качестве преподавателя русского и литературы, а теперь у нее остались: последний ученик, последняя пачка гречки для маленькой дочери и последние двести рублей, «в перерасчете на новую жизнь — две бутылки воды». А директор фирмы по кличке Фридрих, или Евгений Фридрихович, предлагает для начала не только 80 000 рублей, но и задачку: как доставить через границу партию спирта в обход таможни. На сомнения времени нет, героиня успевает только подумать: «Где же я читала? Японка подняла автомобиль, который наехал на ее сына. Просто взялась двумя руками...»

Татьяна Андреевна с удивительной находчивостью решает и другие задачки. В свободное время помогая ученику писать сочинение по «Преступлению и наказанию», сжимаясь под нахлынувшими строками вроде «мокнет красота старинных рощ, приподнятых холмами», женщина «из бывших» учится подделывать налоговые коды, договоры, оформлять новую серию кожаных диванов в виде отходов производства... Учится чувствовать пистолет под ребром, когда к начальнику заявляются «санитары леса»... Учится смотреть в глаза матери проворовавшегося сотрудника, которого явно уже убили. «Для меня этот случай и есть крайний. Я не героиня Достоевского. Такой роскоши я себе не позволю — ни сдохнуть, ни сойти с ума». Потому что жить — надо.

А между тем идет перестроечная жизнь. Ее сопровождают до смеха символические популярные песни, вроде «Два кусочека колбаски у тебя лежали на столе». Живет Татьяна с дочерью и с подругой детства Яной, поскольку после новой «работки» Татьяна Андреевна приходит домой без ног, подруга взяла на себя роль домохозяйки. «Обыкновенная лесбийская семья. В Европе — сплошь и рядом. Ты — папа, я — мама. Не бойся, — Яна хихикает, — в этом смысле у меня минимальные потребности. Укатали сивку крутые горки... Я не по расчету. Исключительно по любви». Кроме шуток, какая уж лесбийская семья, просто «я и лошадь, я и бык...» Растет дочь Саша. Елена Чижова умеет профессионально обращаться со временем в своих романах. Перепрыгивая лет на 15 вперед, в наши дни, мы узнаем: Сашке уже 25, а ее мама с «тетей Яной» поссорились, и, кажется, навсегда...

В романе Елены Чижовой сцены реальные перехлестываются с нафантазированными, додуманными. Читатель с воображением оценит. Одна из домысленных сцен: остатки коммуналок 90-х годов. Старуха выливает дерьмо из горшка в раковину на кухне — в уборную за три двери не находишься. Соседка: «Сука! Опять за свое». «Старуха всхлипывает: „Отравители“. Грозит желтушным кулачком...» Так выглядит постаревшая Матреша из «Бесов» Достоевского, грозящая Ставрогину «маленьким кулачком». Седые матреши, старики и старухи, ворошиловские стрелки, оставшиеся за бортом. Те самые, что в 90-е собирали бутылки. Были бы процентщицами — собирали бы проценты, но только... «Кокнули бы старую суку. Теперь это просто: придушить — и всем хорошо».

Перестройка резала по живому. «Боги наших родителей» — портреты писателей на стене — отворачивались. А в 2011 году мы смотрим, что получилось. В «мире победившей целесообразности» тезисы из школьных сочинений — не более чем натаскивание к ЕГЭ. Соображения, «никак не соотносящиеся с жизнью». Что-нибудь вроде: «Салтыков-Щедрин проводит мысль о том, что только сам народ может помочь себе исправить свое приниженное, бедственное, подневольное положение...» В частной школе «на ее замечания ученик отвечает: «Татьяна Андреевна, вы мне надоели. Закройте, пожалуйста, рот». Так общаются с учителями нормальные, вменяемые старшеклассники нового времени. И если остается надежда на юношу с врожденной грамотностью, который неуловимо напоминает «бывшего» интеллигента, то и он уезжает с отцом на футбольный чемпионат.

Роман не только о перестройке — об отказе от памяти. В перестройку многие из нас легко отказались от памяти: одна из героинь произносит матерный глагол, заменяющий «любить», «как ни в чем не бывало, будто отродясь не ходила с рюкзаками, не пела у костра». Но и в любом году тебе было 16 лет, в любом году ты бормотал на память строчки из любимых стихов... А теперь эти строки куда девать, в какую щелку между работой, гипермаркетом, кинотеатром и банком засунуть? Кто сумеет сохранить место для памяти о любимой картине, которую ходил смотреть в музей десятки раз? Переходя в любую новую жизнь, ты забываешь старую.

Пару слов о качестве романа. Форма и содержание — в полной гармонии, хотя кое-где можно подсократить. Великолепная метафорика: к примеру, чайные пакетики превращаются в «чайных лягушек», которые «надуваются, всплывают на поверхность». Определенный налет пафоса всегда подозрителен, но Чижова смогла пробраться в самую душу героини, там уже другие категории. Конечно, можно поиграть в Набокова, который обвиняет Достоевского в пошлости: мол, убийца и проститутка вслух читают Евангелие. У Чижовой бывшие советские интеллигенты вслух хором читают Ахматову. Пафосно, надуманно? Есть одно «но»: в современном мире описания таких кухонных чтений возможны только с самоиронией. Она и есть: «бормочем, как попики над свежей могилой...»

— Елена Семеновна, роман романом, а что было лично с вами в перестройку? — «МК» задал вопрос автору.

— Конечно, это не моя биография. До начала 90-х я успела закончить Финансово-экономический институт и даже защитила диссертацию, но потом стала преподавать частным образом английский язык. В 1992 году родилась моя младшая дочь, а муж мой, доктор исторических наук, в те времена работал в Институте истории и получал, кажется, рублей 500, так что мне пришлось все бросить и уйти в бизнес. Я действительно работала в крупной фирме, производящей мебель, и в этом отношении я знаю, о чем пишу. Конечно, многое в романе выдумано, но суть дела, как мне кажется, осталась.

— Как вы видите свою дальнейшую литературную жизнь? Я имею в виду и творческий аспект, и издательский.

— Я стараюсь не загадывать на будущее, что буду делать и о чем писать. У меня есть несколько тем, которые меня очень интересуют и в которые мне хотелось бы погрузиться. Но это — на будущее. А сейчас я начала работу над романом «о русской тоске». Так я определяю эту тему для себя, но пока что нахожусь в самом начале и мои герои еще не начали «действовать» — должно пройти какое-то время, пока текст не обретет плоть и кровь. Теперь издательский аспект: у меня нет никакого договора с издательством, в котором были бы указаны жесткие сроки сдачи романа. По своему опыту я знаю, что в среднем у меня на роман уходит два года, хотя я работаю много, каждый день и практически без выходных, в каком-то смысле меня можно назвать трудоголиком, но текст — живое существо, которое надо не только выносить и родить, но и воспитать — то, что отдается в издательство, это какой-нибудь шестой или седьмой вариант, мне вообще нужно время, чтобы перебрать все по слову и, если можно так выразиться, прощупать руками. Издательство и, в частности, мой редактор Елена Шубина все это понимают и ни разу меня не поторопили.