Но, как выяснилось, это такое начало балета, хотя балетом в обычном понимании Noodles хореографа Филиппа Бланшара вряд ли является. Скорее смесь перформанса и танца. Артистка продолжает жаловаться на тяжелый сезон, который выдался для компании в этом году, и заявила, что она больше не ест шоколада. Про шоколад публику уведомили заранее в специальных листовках с переводом текстов к балету: «Я не ем шоколад, не скучаю по тебе, не улыбаюсь, не ношу трусов, не возбуждаюсь... и совершенно определенно не ем лапшу». Лапша (noodles — в переводе лапша) тоже задействована в перформансе весьма обильно — ее выносили в мисках, а одна из танцовщиц приготовилась швырять в публику, но сдержалась и вывалила содержимое тарелки на сцену.
В противовес депрессивным текстам на сцене царило веселье, напоминающее угорелую дискотеку. Те же приемы с эксцентрикой и клоунадой, знакомые еще по первой программе хореографа, но более радикальные — артистка, растянувшись на полу, рядом с собой ставила в ряд стаканы и объявляла, что это Великая китайская стена. А накренив их, превратила в Пизанскую башню. Публика вежливо аплодировала, но скучала. Зато декларативное заявление хореографа сконцентрироваться на насилии, силе притяжения, невесомости, популярном танце, а также творчестве Фрэнсиса Бэкона было выполнено сполна. Но таких заявлений, не подкрепленных практикой, на счету современного танца множество...
Сторицей все окупилось во втором отделении вечера, когда труппа продолжила прощаться с творчеством своего экс-руководителя — Начо Дуато. Созданная десять лет назад, как и Noodles, «Белая тьма» — еще одно произведение испанца из трех показанных на фесте, буквально заворожила публику. В ансамблях, как всегда у Дуато, характерные для балетмейстера хореографические формы органично перетекают одна в другую. В насыщенных драматизмом дуэтах мужчина и женщина с буйной «судорогой чувств» выясняют отношения, а на головы им сыплется белый порошок. Это символ кокаина, поскольку балет — о трагедии наркомании и посвящен сестре хореографа, умершей от передоза в 29 лет.
Хореография балетмейстера, собственно, и приведшего компанию к мировой известности, но наложившего запрет на исполнение своих сочинений, — волновала, как могут волновать только подлинные произведения искусства. Теперь этой хореографии испанская компания лишилась... На одной же «лапше» долго не протянуть.