Одно движение руки этой немолодой танцовщицы способно совершить чудеса. И ХIV век, и фрески в капелле Дель Арена в Падуе будто оживают, остальной мир перестает существовать, а музыка Гэвина Брайерса в хореопьесе Карлсон «Пороки и Добродетели (Джотто)» воспринимается звуками небес и песней ангелов. Один из балетов Карлсон для Парижской оперы, за который она получила балетный Оскар - приз Бенуа, назывался «Символы». Символы она творит и из собственного тела, мановением руки передавая несказанное, хореографией совершая таинственное религиозное действо.
Тело, чтобы показать величие сакрального жеста, должно быть не просто умным – гениальным. Возможно лишь в сравнении с танцем самой Карлсон декларируемое в программке «равновесие между инь и ян, искусством боевых единоборств и созерцательностью дзен» в номере под названием «Ли» (хореография Карлсон), смотрится скучновато и усыпляюще монотонно. Исполнение двух молодых японских танцовщиков под бой барабанов и перезвоны традиционных музыкальных инструментов в этой танцпьессе спору нет, вполне профессионально, но не несет и сотой доли той необъяснимой энергетики, которой наполнены движения самой Карлсон продемонстрированные в предыдущем номере.
Ничего не стоящей выспренностью и пустой многозначительностью, воспринималась и новый получасовой балет Карлсон «Мандала» исполненный Сарой Орсели. Бывшая плавчиха с распущенными волосами напоминала древнюю пифию, безрезультатно пытаясь вызвать магические силы с помощью пассов руками и кружением в «сакральном круге, олицетворяющем вселенную». Но и здесь декларируемые слова о «жизни принимающей форму enso» заложенные в идею номера – оказывались лишь трескучими фразами. За манифестами и многозначительными жестами в таком не достигающем уровня самой Карлсон исполнении опять же смысл теряется и за символизмом движений ничего уже не стоит.
