Можно было б порадоваться за русского режиссера, если б не формулировка жюри, назвавшего “Кочегара” “бескомпромиссной картиной современной России”. Похоже, европейцы ничего про нас так и не поняли и смотрели этот триллер как документалку. Низведя художника до репортера, умудрившегося снять настоящих убийц с поличным и выбраться живым из русского ада.
Алексей Октябринович Балабанов, наверное, самый актуальный режиссер в России, и главный его талант заключается в том, что он умеет снимать артхаусное кино для массового зрителя.
Берет горячую тему, будь то война в Чечне, развал Союза, нашествие гастарбайтеров или новых богачей, оставляет от этой темы только сюжетную канву, предельно упрощает конфликт и населяет документальную фабулу выдуманными героями. Психологическая недостоверность героев — их единственный недостаток, а в остальном они красавцы — именно потому, что недостоверны. Там, где живой человек (реальный или литературный, неважно) испугается, отступит, засомневается, сядет в тюрьму или просто погибнет, балабановский проскочит, не замочив кроссовок и без мандража. Люди смотрят и верят, что так оно и бывает в жизни. Но эта вера основана на собственном инфантильном желании быть решительным и неуязвимым. Вроде ничего нового, нормальная такая балабановская фабрика грез, а в чем артхаус? А в том, что самые успешные фильмы Балабанова содержат ясную и современную метафору, разглядев которую, можно узнать о себе нечто новое. Давайте попробуем!
Например, “Война” — это не боевик о кавказской войне. Это свержение современной войны с героического пьедестала в ее пошлую суть. Война — это лавка. Чечен крадет женщину, чтобы получить выкуп. Русский за деньги едет спасать эту женщину, экипировавшись в магазине, которому подошло бы название “Товары для войны и туризма”. Англичанин, муж пленницы, едет с русским, прихватив видеокамеру и подписав выгодный контракт с ВВС на документальный фильм о том, как он с русским будет спасать жену. По дороге они ловят боевика, который даже под “винторезом” договаривается с русским о месте в МГУ для своего неграмотного сына. В результате русский спасает, англичанин монтирует свое кино, после премьеры которого Генеральная прокуратура РФ сажает русского за убийство двух и более гражданских лиц, совершенное им по ходу этой этнографической экспедиции. Но бабки целы. Хеппи-энд!
Или, вот Данила Багров из “Брата-1, 2”. Это что — герой нашего времени? Нет, это герой, каким мы хотели бы его видеть. Кинопроекция наших убогих притязаний. Наш кумир не летает в космос, не жертвует собой, не проявляет чудеса воли. Всё, что от него требуется, — весело мочить чурок, бандитов, алкашей и выбить долг из бизнесмена-пиндоса. Известная московская фирма, купившись на лукавую балабановскую серьезность, даже запузырила рекламный щит “Путин — наш президент, Данила — наш брат”. Провисел месяца три.
“Груз 200” — это повесть о Советском Союзе. Правды в ней нет, но ценна она тем, что рассказана без дебильной и столь востребованной нынче ностальгии по утраченной родине. Если с ностальгией, то получаются сладкие сериальные сопли, а если без — то “груз 200”. То есть цинк, труп и мухи.
А что же такое “Кочегар”? А “Кочегар” — это рассказ как раз о последнем герое этого самого СССР. Главный герой, офицер, и есть Герой Советского Союза, за Афган Звезду получил. А тогда почему он якут? Да потому, что фильм не о якутах, а о русских. На месте якута мог быть и удмурт, и мордвин, и тувинец, любой советский нацмен вплоть до узбека или туркмена. Будь Балабанов конъюнктурщиком, снял бы грузина. Мог бы и чечена снять, но его он уже поюзал в “Войне”.
А про что кино? А про то, что русские, когда-то создавшие великую многонациональную империю, нынче оказались мельче себя самих и выблевали всё, что поглотили и даже вроде усвоили. Проще говоря, Старший Брат оказался недостоин своих малых народов. Потому что Старший — это не только тот, которому подчиняются, но и тот, который защищает, заботится и, главное, любит. В этом сила старшего, а не в оружие. Потому-то пожилой израненный якут так легко мочит в финале всех русских чудо-богатырей, снайперов из спецназа, чуть слышно высказывая при этом главную мысль фильма: “Издалека людей убивать — это не война. Не воевали вы…” Ключевое слово здесь — “издалека”…
Вот и немцы на фестивале, наверное, смотрели на балабановских героев издалека, принимая их метафорическую резню за реальное убийство на межнациональной почве, а реальную печь — за метафору Бухенвальда. Иначе откуда взялась бетонная формулировка о “бескомпромиссной картине” по отношению к фильму, вопиющему хоть о каком-нибудь компромиссе?
Впору вписать на финальных титрах, что за время съемок ни один русский не пострадал. Так ведь не поверят!
