Программу форума можно систематизировать по датам, жанрам, странам или просто по сердечной привязанности — родовой черте Чехов-феста. Но как ни раскладывай, как ни тасуй колоду, вряд ли кто-то станет спорить, что Чеховский — козырной туз театральной России, оказавший серьезное влияние на ход театральной истории и общественное сознание.
“Гроза” и “Буря” — день чудесный!
Итак, откроет фестиваль “Буря” (лондонский театр “Чик бай джаул”, парижский “Ле Жемо”, Чехов-фест). Выбор не случаен: Деклан Доннеллан, постановщик последней пьесы Шекспира, давний партнер Чеховского фестиваля. Этот режиссер, сочетающий в характере два качества несовместных — жизнерадостность и серьезность, — поставил с русскими артистами четыре спектакля: начал с “Бориса Годунова”, а закончил “Бурей”, между ними — “Двенадцатая ночь” и “Три сестры”.
“Буря” — это поздний Шекспир, которого в России почти не ставили. Здесь фантазия сплетена с социальностью настолько остро и изящно, что на полотне работы Доннеллана смешались потусторонние силы, страстная любовь, утопические идеи и, как ни странно для Шекспира, колхозная жизнь. Объем воды, вылитый на сцену, трудно подсчитать.
Деклан Доннеллан: “Я взял эту пьесу прежде всего потому, что знал, кто у меня будет играть Просперо и Калибана. Это Ясулович и Феклистов. И, по-моему, эта пьеса о прощении”.
С неуправляемой стихии начинает свое шестое творение — “Неподвижные пассажиры” — и Филипп Жанти (Франция).
Здесь — океан только из полотна и во всю сцену. Человеческие лица — в рамке картонных коробок, а к ним приделаны кукольные туловища — голые, беззащитные перед лицом стихии. На этот раз большой выдумщик и сценический маг Жанти придал действию чуть больше грусти, философии и повесил вопросы, на которые нет ответа. Рождение и смерть, бренность существования. Люди, как куклы, а куклы, как люди.
Филипп Жанти: “Когда в 1995 году я начал работу над “Неподвижными пассажирами”, я хотел сфокусироваться на переживаниях героя, совершающего странствие по внутренним ландшафтам своего “я” и оказывающегося в итоге лицом к лицу с самим собой”.
Китай привозит в Москву тоже социально бушующее — “Грозу” (Пекинский народный художественный театр, реж. Ксиа Чун).
Но, как уверяют авторы спектакля, они верные последователи системы Станиславского, а образцом для себя считают Московский художественный театр. Пьеса “Гроза” — классика китайской литературы, визитная карточка ПНХ. Что-то общее есть тут и с Островским (по природным явлениям и финалу), и с “Федрой” Расина (по противоестественности родственных связей). На сцене — любовный квадрат, где желанная любовь оказывается невзаимной, а амбиции убивают любовь. Кстати сказать, стены дома, в котором разворачиваются страшные события, выполнены из бумаги по специально разработанной технологии, но при этом являются буквальной имитацией дерева.
В очках перед ликом Христа
2011-й — Год Италии в России, поэтому итальянские спектакли — как обязательное блюдо. Однако скоростной комедии дель арте Чехов-фест предпочел ну очень крутой радикализм в лице Эммы Данте и Ромео Кастеллуччи. Название говорит само за себя — “Трилогия очков” от Эммы Данте. Между прочим, она первая женщина-режиссер, которая в “Ла Скала” открыла сезон своей оперной постановкой. Ее “Кармен” два года назад наделала много шума, и даже вызвала неудовольствие некоторых именитых художников. Тем не менее как никто г-жа Данте умеет нежность жизни переплавлять в жесть. Чудесный “сплав” от Эммы — это хоть и жутковато, но принципиально ярко и забавно.
Так вот в своей знаменитой “Трилогии очков” радикальная Эмма повернула время вспять: ее герои начинают жить глубокими стариками, а умирают молодыми. “Он достает из кармана часы на цепочке: 5, 4, 3, 2… 1… Когда наступает полночь, он прикуривает косячок. Они целуются. Он засовывает руку ей в карман и достает оттуда пригоршню конфетти. Он подбрасывает их. Он смотрит на нее. Она смотрит на него. С Новым годом, любовь моя”. Старики танцуют. Ее герои — маргиналы, которых она учит мечтать. Может, поэтому она и надела на них очки — чтобы жизнь была в розовом свете.
Эмма Данте: Мои персонажи — пропащие и отпетые. Я никогда ничего не поставлю о буржуа, пьющих аперитив.
Лидер авангардного театра Италии Ромео Кастеллуччи, этот нежный и сердечный интеллектуал, делает совсем другие заявления в Проект “J”. О концепции лика Сына Божьего.
Это, пожалуй, самый интригующий и шоковый проект Чехов-феста. Интрига в том, что изначально планировался показ второй части диптиха Кастеллуччи — “Черная вуаль священника”. Однако после премьеры в Ренне неожиданно режиссер сделал заявление: “Я не доволен результатом”. Под угрозой оказались гастроли, расписанные на год вперед, не говоря о средствах, вложенных в производство диптиха 22- мя уважаемыми европейскими компаниями, такими как Авиньонский фестиваль, парижский Театр де ла Виль и другие. Тем не менее мастер настоял на том, чтобы на Чеховском фестивале вместо “Черной вуали” играли первую часть диптиха — “О концепции лика Сына Божьего”.
Да, такое ощущение, что Кастеллуччи в последнее время не ходит по земле, а смотрит в небо. Предыдущая его работа — триптих (“Ад”. “Рай”. “Чистилище”) — свидетельствует об этом, а “Концепция” убеждает окончательно. Он исследует лик Сына Божьего — на сцене тот представлен огромной копией полотна Антонелло да Мессины — семь с половиной метров в высоту и 700 кг веса. Сценическое пространство настолько белое, что с белизной его может соперничать разве что высококачественный стиральный порошок. Глаза Создателя в упор смотрят в зал. А перед ним — два человека: сын и его престарелый больной отец. Эти два человека проживают трудный момент жизни, оказавшись перед образом Всевышнего. Шок в том, как, каким способом ищет Бога в каждом из своих героев Ромео Кастеллуччи и какими средствами переводит свой опасный и трудный поиск в театральный язык. Одни это называют шоком, другие — провокацией. Можно спорить, но то, что это носит высокохудожественный характер, сомнению не подлежит.
Ромео Кастеллуччи: “Экскременты и Христос на одной сцене — это ни в коем случае не провокация, а, наоборот, выражение сильнейшего религиозного чувства”.
Математика фестиваля: За 83 дня на Чеховском фестивале будет сыграно 90 представлений (41 название) из Англии, Италии, Испании, Франции, США, Канады, Кыргызстана, Китая, России (Москва). Задействовано 3 театральные площадки, на которых традиционно работает Чехов-фест: Театр им. Моссовета, Театр им. Пушкина, Центр им. Мейерхольда. В этом году к ним примкнул “Театриум на Серпуховке”. Впрочем, площадок значительно больше — в программе ХХ фестиваля 18 спектаклей московских театров двух последних сезонов. Ценовая политика на билеты остается на уровне прошлого года — от 300 до 5000 рублей.
Зачем Лепаж похудел на 20 кг?
У нынешнего фестиваля явно танцевальный акцент. И тут меня ужасно поразил Робер Лепаж со своей “Эоннагатой”, готовый на все ради искусства. А именно — ради роли (!) Лепаж, этот весьма крупный мужчина, сбросил 20 (!!!) килограммов. Так хотел сыграть кавалера Д’Эона — исторического персонажа из XIX века, дипломата, шпиона, запутавшего всех — мужчина он или женщина? Лепаж на этот раз всех удивит восточной философией и… танцем. Драму он ставил, оперу тоже, а вот балет… Именно балет, по мнению режиссера, как нельзя лучше подходит к разговору о двойственности человеческой натуры, множественности мира и чего-то восточно-созерцательного… Танцующий Лепаж? А почему бы и нет? Неофит Лепаж партнерствует вместе с легендой французского балета Сельви Гиллем и танцовщиком Расселом Малифантом.
Робер Лепаж: “В какой-то момент решили рискнуть, сделать что-то необычное, неожиданное. В моем случае неожиданное заключается в том, что я захотел быть менее болтливым и вернуться к телу”.
А Соединенные Штаты высадят летом в столице редкий “Тропический лес” (Мерс Каннингем Данс Компани). Надо сказать, что без Мерса Каннингема сегодня невозможно представить себе авангардное искусство XX века. Он прожил большую жизнь, создал балетную труппу, сотрудничал с выдающимися музыкантами (Джон Кейдж, например), повлиявшими на развитие современного искусства, собственно, как и он сам повлиял на него. Балет “Тропический лес” входит в проект двухгодичного Турне наследия, который по миру представляют артисты труппы. Впервые прибудут в Россию, но их выступление у нас будет первым и последним — после финального спектакля труппа будет распущена.
“Тропический лес” оформлен инсталляцией “Серебряные облака” Энди Уорхола. Когда Уорхола спросили о костюмах, он сказал, что хотел бы видеть танцоров обнаженными. Однако Каннингем чувствовал, что это не сработает. Поэтому другой художник, Джаспер Джонс, одел артистов в трико телесного цвета, которое порезал бритвой, чтобы придать “коже” загрубевший вид.
Тему животного и растительного мира продолжит другая группа из США — “Момикс” со спектаклем “Ботаника”.
Испания танцующая — это Мария Пахес со своим “Автопортретом”. Фламенко — шуршащие юбки, стук каблуков, движения, скрывающие страсть. Марию Пахес называют гением этого танца и уверяют, что она не просто шагает по земле, а ногами рисует вопросы и ответы на любой поверхности. Идею спектакля “Автопортрет” ей подсказал Михаил Барышников. Знаменитый танцор предложил Пахес представить “свое” фламенко. Мария выполнила просьбу Барышникова и не пожалела. В 2008 году в Севилье на Биеннале фламенко ее “Автопортрет” имел грандиозный успех.
Мария Пахес: “Как бы то ни было, танец — единственный способ, который я нашла, чтобы познать себя. Танец, который со мной всегда, мы никогда не оставляем друг друга, мы — одно; в конце концов, только в танце лучше всего видно, что я из себя представляю”.
Начо Дуато, возглавивший теперь балет Михайловского театра, привезет свои одноактные балеты Национального театра танца Мадрида, который он покинул в прошлом году, после того как с ним не продлили контракт. “Gnawa”, “Arcangelo”, “Белая смерть”, как обычно, у Дуато бессюжетны, но образно исследуют тему смерти. Похоже, что мировой театр решил тотально изучить это явление. Правда, каждый художник — по-своему. Например, театр “Комедианты” из Барселоны в спектакле “Персефона” в этом вопросе обратился к стилистике варьете, масок и кабаре. Слава Богу, не о смерти, а о первой любви подумали постановщики одноименной пьесы Беккета. В главной роли суперстар испанского театра Пера Аркильюе.
Cказка про замарашку: голливудский блокбастер?
И наконец “Золушка” Мэтью Боурна. У него — тридевятое царство? Сказочный принц? Волшебные превращения? Ничего подобного в балете Боурна нет и быть не может. Его Золушка, отнюдь не бедная замарашка, работает себе в богатом доме, куда заходит молодой летчик королевских ВВС. Место действия — Лондон. Время — 1940 год, бомбежка британской столицы. Музыка — Сергея Прокофьева. Золушка и летчик встречаются, влюбляются, но война их разлучает, начинаются поиски… Вот как, оказывается!
Хореограф уверяет, что такой ход ему подсказал сам композитор, который начал сочинять “Золушку” во время войны. И в музыке которого Боурн услышал другие чувства и страсти, нежели те, что плещется в его же вальсах и менуэтах. Впервые “Золушка” была поставлена на Вест-Энде в 1997 году, а в 2010-м Боурн сделал новую редакцию балета и посвятил его 70-летию бомбардировки Лондона, а также своим бабушке с дедушкой, которые жили в Ист-Энде.
“Золушка” дышит музыкой Прокофьева и атмосферой Голливуда. Боурн стильно соединил традиции балета и кино. Стилистику черно-белого экрана того времени разбавил яркими пятнами костюмов звезд. А музыку смешал с шумом кинозаписи и войны. Для возобновленной постановки сделана специальная новая запись музыки, которая идет в формате объемного звучания, так называемый “звук по кругу”. Потрясающее шоу уже окрестили бродвейским блокбастером, объявив его автора чуть ли не пионером новой разновидности мюзикла.
Мэтью Боурн: “Чем глубже я изучал историю “Золушки”, тем больше убеждался, что война, как место и время действия, наилучшим образом подходит этому балету. В печально-романтических тонах здесь речь идет о том, что время — это всё, что приходит внезапно и так же внезапно исчезает, а мир танцует с таким чувством, будто завтра не наступит никогда”.
