Сам автор Александр Пантыкин обозначил жанр своего произведения как “лайт-опера”. И это очень важно: на самом деле мюзикл “Мертвые души” — это настоящая опера, даже и не “лайт” вовсе. В ней продуманная музыкальная драматургия, лейтмотивная система, тематические арки. Вместо номерной структуры, типичной даже для хорошего мюзикла, — интенсивное сквозное интонационное развитие; вместо развернутых хитов — короткие ариозные и ансамблевые фрагменты, виртуозно встроенные в непрерывную музыкальную ткань. Даже разговорные диалоги, которых в спектакле минимальное количество и которые незаметно переходят в вокализацию, звучат на фоне инструментального сопровождения. Впрочем, симфоническую партитуру, прекрасно исполненную живым оркестром под управлением Бориса Нодельмана, вряд ли можно квалифицировать как “сопровождение”.
Пантыкин сам разработал сюжет мюзикла, прописанный либреттистом Константином Рубинским, который далеко ушел от классической фабулы. Возможно, именно поэтому режиссер Кирилл Стрежнев придумал свое жанровое обозначение спектакля: гоголь-моголь. И действительно, сюжетный замес по своей фантасмагоричности может посоревноваться с гоголевским безумием: Чичиков (Евгений Зайцев) проворачивает свою аферу с закладом мертвых душ с подачи коррумпированных чиновников, кидающих ему эту кость лишь для того, чтобы затем обобрать. Чичиков влюбляется в дочь местного губернатора, наивную святошу Лизоньку (Мария Виненкова), которая в финале оказывается фальшивомонетчицей и составляет достойную пару очаровательному молодому авантюристу. Город, в котором разворачивается действие, — тот самый, в котором когда-то “погулял” Хлестаков. Его фантастический образ преследует Чичикова. Смысловым центром спектакля становится возница Селифан (Павел Дралов), силящийся прочитать таинственные знаки в книге, а затем превращающийся в состарившегося Гоголя, задающего пронзительный русский вопрос: “Куда несемся мы?..” Ну и, конечно, все гоголевские персонажи являются Чичикову в кошмарном сне — от помершей Панночки до Царицы с черевичками, а массовка, наряженная в венки с разноцветными лентами, отплясывает гротескный гопак (хореограф Сергей Смирнов).
Бред? Бред. Но ведь абсолютно гоголевский! И даже абсурдистский текст по-казачьи распевного ариозо Ноздрева (Владимир Алексеев) “Редкая лошадь долетит до середины Днепра!” кажется авторским, хоть таковым и не является.
Авторам удалось создать спектакль, адекватный уровню гоголевского замысла, придав сюжетной коллизии пугающе современное звучание. Потому что сегодня как никогда самые безумные пророчества русских классиков от Гоголя до Достоевского становятся обыденной реальностью.
