Это сегодня, по меткому выражению писателя Сергея Шаргунова, Переделкино впору называть Беспределкино. А раньше… Чтобы оценить роль Переделкина, вспомнить все страшные истории, смешные байки и милые детали, собрать цифры и данные, потребуется никак не меньше 600 страниц. Именно столько потребовалось авторам книги. Пройдемся хотя бы пунктиром…
Оказывается, Переделкина номинально не существует. Адрес священного места — Моск. обл., Ленинский р-н, ДСК “Мичуринец”. В 90-е, как пишут авторы книги, один “сообразительный джентльмен” из администрации, обидевшись, что ему не дали дачу, издал постановление о присоединении поселка к ДСК “Мичуринец”. Так и осталось.
А все начиналось с 1933-го, с постановления Совета народных комиссаров о строительстве “Городка писателей”. По одной из легенд, Сталин согласился на создание литературного поселка, но пошутил: “Лучше бы было не Переделкино, а Перепискино”. Тень отца народов будет накрывать поселок то чернотой, то милостью, но и тут есть чему улыбнуться. Кто что просил у Сталина, а Серафимович так просил Сталина выдать ему “пожизненный железнодорожный билет”.
Дачи поначалу строили так некачественно, что Мариэтта Шагинян написала Молотову письмо, где выдумала у себя новую болезнь — “ревматизм головы”, якобы из-за сырости на даче. Ее чуть не выгнали из Союза писателей, но строительством занялись серьезно.
В Переделкине было много шокирующих смертей, а еще больше — рождений “на века”. Здесь рождались и люди, и литература, и удивительная природа поселка. К примеру, яблоневый сад, что сажал Александр Довженко в 1951-м. Он и сейчас цветет и плодоносит. О переделкинском пейзаже написаны тома стихов и прозы. А вот Андрею Битову там “не писалось”: он, как человек с тонко устроенной душой, понял, что весь тамошний пейзаж “выпит” Пастернаком.
Мало кто знает, что Переделкино зародилось на костях. “Самые первые дачи… выстроили над могилами, а надгробья свалили в кучи по периметру гектарных участков. Это был акт государственного вандализма, одобренный верхушкой писательской организации, молчаливо принятый самыми первыми дачниками”.
Все знают, что в Переделкине застрелился автор “Разгрома”, генсек Союза писателей Александр Фадеев. “Есть версия-легенда, что в тот трагический день к нему пришел какой-то поэт и спросил, был ли когда-нибудь у него на квартире обыск. “Нет, не было”, — ответил Фадеев. Тогда поэт сказал: “Ты стукач. Мое искреннее письмо к тебе было главным в моем обвинении, по которому я схлопотал червонец”. Поэт ушел, и Александр Александрович застрелился”.
С 1939-го Пастернак поселился в доме, где сейчас его музей. После выхода “Доктора Живаго” за рубежом Федин, хоть и считал роман гениальным, сказал Чуковскому: “Сильно навредит Пастернак всем нам. Теперь-то уж начнется самый лютый поход против интеллигенции”. Так и вышло. Но присуждение Нобелевской премии принесло вторую волну травли, куда более гибельную. Пастернак умер на своей даче от повторного инфаркта в 1960-м. А до того, в больнице, написал в стихотворении: “Он понял, что из переделки едва ли он выйдет живой”. Вот такие переделки.
Скольких писателей забирали за решетку или на тот свет прямо из знаменитого поселка! В этой страшной теме были даже казусы. В 37-м как-то ночью к забору подъехала машина. Трое в штатском потребовали открыть дверь. “Кого вам нужно?” — настаивал Федин. “Это дача Бруно Ясенского?” Всем свойственно ошибаться. Особенно адресом. Троица поехала за Ясенским. В бывшем доме Федина сейчас живет вдова Андрея Вознесенского Зоя Богуславская.
Солженицына забрали прямо с дачи Чуковского. Накануне его видели ворошащим костер, в котором он жег “какие-то рукописи и бумаги”.
Заболоцкий после лагерных лет сначала жил на несохранившейся ныне даче прозаика Ильенкова (копал там огород, а когда его спрашивали о литературных заработках, отвечал: “Положиться можно только на картошку”), потом всю его семью приютил Каверин, а уже в 56-м он снимал 2 комнаты на даче Тренева. Заключение так измучило душу Заболоцкого, что, по свидетельству биографа поэта Е.Нестеровой, “до конца жизни он опасался случайных знакомств, избегал откровенности, боялся предъявлять свой паспорт, предполагая, что в нем могут быть зашифрованы сведения о судимости. (…) В поезде до Переделкина Заболоцкий вдруг испугался двоих подозрительных попутчиков, в панике говорил: “Сейчас меня возьмут”.
Окна дачи Ильенкова выходили на березовую рощу. Благодаря этому появились строки Заболоцкого, которые в фильме “Доживем до понедельника” спел сам Вячеслав Тихонов: “В этой роще березовой, вдалеке от страданий и бед…” Кстати, в Москве и Подмосковье из мест Заболоцкого остался только каверинский дом в Переделкине и надгробье на Новодевичьем: дом рядом с метро “Беговая”, где поэт скончался, был разрушен 10 лет назад, а на его месте выросла высотка.
Всего не перескажешь. А близлежащая усадьба славянофила Самарина ныне в плачевном состоянии? А новорусские дворцы, загромождающие все кругом? А постоянные разборки между писателями, которые никак не распилят наследие Литфонда? Л.Лобов и К.Васильева дают свои рекомендации, как “вылечить” Переделкино. Суть их сводится к следующему: в процесс должно вмешаться государство, и главное — на законных основаниях. С этим сложно поспорить. Равно как и с тем, что дух Переделкина будто истончается с каждым уходящим в мир иной писателем. “То ли деревья стали выше, то ли дороги — уже, разбитее”, и кажется, что “вороны не с той стороны летят”, — сетует Кира Васильева.
— Того Переделкина уже не воскресить, — говорит “МК” Лев Лобов. — Но Россия должна не допустить исчезновения овеществленной истории отечественной литературы. Более того, Переделкино, граничащее с техноградом “Сколково”, таит в себе колоссальный потенциал культурограда XXI века. Прочтите нашу книгу, и у вас не останется в этом сомнений.
