Народу на питерцев пришло много — зал Театра им. Станиславского был забит до отказа. Оно и понятно: “Бег” сейчас в Москве не увидишь, тем более его первую, несохранившуюся версию. Среди публики много известных артистов. Пришла даже Наина Ельцина, и, как сказал со сцены Рудольф Фурманов, руководитель театра, “Бег” был любимой пьесой Бориса Ельцина.
Вообще “Бег” знает немного постановок на отечественной сцене. В Александринском театре ее сыграли в конце 50-х, в главной роли был Николай Черкасов. А в Москве в 70-е годы она шла почти одновременно в Театре сатиры, в Ермоловском и в Театре им. Маяковского. Последней “Бег” выпустила “Табакерка”, и вот постановка питерская.
После московских спектаклей питерский “Бег” внешне выглядит непривычно провинциально — нет богатых дорогих декораций и костюмов, которые можно было назвать стильными. На сцене запредельный аскетизм: деревянный павильон, встроенный в черный кабинет сцены. А в него, как разводной мост, вписана конструкция, две половины которой то опускаются, то поднимаются. Держащие их металлические тросы образуют букву “Х”, и ее можно рассматривать как знак перечеркнутой жизни, перечеркнутых судеб.
— Каждый гибнет поодиночке, — говорит Серафима Корзухина, вслед за которой хочется добавить: “и каждый сходит с ума по-своему”. Имя Серафимы дано спектаклю не случайно. Режиссер Юрий Цуркан рассматривает ее как символ России, которая бежит, спасаясь от социальных потрясений, которую гонят, топчут, жалеют и каждый по-своему спасает.
Внешняя провинциальность постановки обманчива. Она большая, подробная, с яркими крупными образами, и можно только удивляться, как на столь малом пространстве удалось воссоздать национальную трагедию и трагедию личности. Ставку режиссер сделал на актерские работы, и не ошибся. Что ни роль, то удача. Генерал Чарнота (Сергей Барковский) — эксцентричен, с южным говором, существует на грани трагедии и фарса. “Вальс!” — кричит он, и его “вальсирование” носит характер безумия: будь то его пребывание в Крыму, в Стамбуле или Париже. Еще одна паранойя — генерал Хлудов, которого играет молодой артист Сергей Дьячков. Его специфическая внешность (профиль — одна сплошная линия) только работает на образ фанатика, медленно сходящего с ума от своих злодеяний. Тихий “больной” приват-доцент Голубков — Родион Приходько. И изумительная работа Владимира Матвеева в роли Парамона Корзухина — тоже еще тот пациент из сумасшедшего дома образца 1920 года. Его монолог про доллар, переходящий в знаменитую сцену карточной игры с Чарнотой, ничем не уступает этой же сцене в знаменитом фильме Алова и Наумова. И, наконец, две женские роли — Нелли Попова (Серафима Корзухина) и Инна Волгина (Люська) — как две части одного целого. Тихая, ангелоподобная Серафима и отчаянная оторва, жертвенная Люська.
Во втором блоке спектаклей, привезенных питерцами, будут классика и современные пьесы — “Господа Головлевы”, “Обломов”, “Пучина”, “Гупешка”.
