— Однажды я пришла к нему в больницу, сидели, разговаривали. И Эдик вдруг говорит: “Нин, когда я умру, ты не плачь”, — рассказывает мне Нина Фейгина-Гороховская. — Я замахала на него руками: “Что ты, глупости какие говоришь”. А он: “Купи себе красивое платье и выходи замуж”. Вот таким он был.
Небольшая квартира в центральном районе Франкфурта больше похожа на мастерскую — картины на стенах или сложены, как в выставочных фондах. Чтобы показать их, Нине приходится трудно: есть большие, тяжелые, и их надо ворочать. Но для нее это не проблема — Нина, в отличие от многих вдов художников, не любит прятать картины своего мужа.
Мне не повезло, я не знала Гороховского. Но то, что он был человек исключительный, сомнений нет. Достаточно того факта, что художественную Москву он завоевал, будучи уже немолодым провинциалом. Архитектор по образованию, работал довольно долго графиком в книжном издательстве Новосибирска. Приехал в Москву в 42 года, и она, эта капризная барышня, сдалась ему без боя. Почему?
Высокий, с большими голубыми глазами, обаятельный… Он — прекрасный график и живописец, и это сразу оценили в столичной тусовке. Первым занялся внедрением фотографии в живопись, и его обозначившийся флирт с фотографией перерос в серьезный роман. Московские концептуалисты, объединившиеся в арт-группу “Сретенский бульвар”, приняли его сразу. А туда входили художники, просеивающие чужаков как сквозь сито: Кабаков, Чуйков, Пивоваров, Булатов.
Непризнанные, но не бедные (все где-то работали, зарабатывали иллюстрациями). Зато безвыставочные — в 70—80-е годы их не пускали на порог серьезных залов. Но они не унывали, спасаясь своими силами: собирались в мастерских и на квартирах, обсуждали работы друг друга.
Ирина Филатова, авторитетный галерист, занимается наследием Гороховского.
— Это было необходимо как воздух. Не о деньгах думали, а об искусстве. Тем более что за погляд денег тогда не брали. Художники приводили своих друзей, те — своих и обсуждали работы друг друга, спорили. Но одно дело — выставить в мастерской картины 1х2 метра, а что было делать Кабакову с его огромными инсталляциями?
То, что тогда казалось жестоким и несправедливым, станет фактом истории, а имена участников “Сретенского бульвара” — бесспорным фактом мирового искусства. Илью Кабакова назовут самым высокооплачиваемым из русских художников, он обоснуется в США, Эрик Булатов — в Париже, Пивоваров — в Праге. Это он перетащил Гороховского в Москву, из которой тот в 90-е уедет во Франкфурт. Но не как эмигрант, а “гражданин России”, всегда говорил он.
Сначала Гороховский получит невиданную для неофициального художника мастерскую на окраине Франкфурта, позже переберется в центр. Начнутся выставки по всему миру, и Гороховский будет работать как подорванный в самых разных жанрах и техниках, изобретательно используя фотографию — в коллажах, акварелях, офортах.
— В Европе этим занимались Рихтер, Польке, у нас — Эдик, — рассказывает Ирина Филатова. Он всегда говорил, что его интересует время и факт. А ведь фотография — это факт задокументированный.
Ему неинтересно чистое искусство — ну, изящный натюрморт с сиренью или селедкой, ну, размытый пейзаж старой Москвы, портрет жены или друга… Время, жизнь, бесстрастно схваченные анонимным фотографом, — вот документ, с которым Гороховский даже не спорит. Он его разрушает, вмешивается в него своим талантом и своей системой ценностей, к тому времени четко сложившейся.
Талант живописца лишает исторический снимок плоскости и неведомым образом делает его объемным, раздвигает время и память ассоциативным образом. Что-то тревожит и беспокоит душу. И эту тревогу добавляет он — Эдуард Гороховский. Рассказывает мне про мир больше и интереснее любой фотографии — документальной или художественной. Будь то люди из XIX века, 50-х годов на Красной площади или на калифорнийском побережье в начале XXI века.
В начале 30-х годов тройка неизвестных молодых людей позировала фотографу. Служивые люди одеты по форме: белые косоворотки, галифе в сапогах. Бриты, улыбаются и уверены в своем будущем. Напрасно — жизнь распорядится иначе: военные (и невоенные), с рвением служившие сталинскому режиму, первыми сами стали его жертвами. Всего лишь игрой цвета подчеркивает это художник: красный покрывает счастливые объекты, топя их в крови, а над ними в голубое пространство помещен портрет их божества — товарища Сталина. Или легкие подтеки на мокрой акварели добавляют печали по мужчинам и женщинам, расположившимся в далекие 30-е годы на пикнике в Подмосковье. В тот момент они кажутся счастливыми. Три пространства — историческое, настоящее и художественное — сливаются в одну реальность.
Нина Гороховская достает с полки еще одну громоздкую работу. Это “Заборы”, целая серия. На холст набит штакетник, и за его грубой материей различимо лицо красивой женщины из другой жизни: шляпка, кружева на манжетах. Лицо тоже тронуто патиной времени.
Новое время только стимулировало талант Эдуарда Гороховского. Рухнул занавес, рухнул режим. Он отдал дань перестройке: самая выдающаяся работа начала 90-х — портрет Сталина. Работа уникальная. Это уже не фото: мастер использовал 2488 маленьких штампов с изображением Ульянова-Ленина, которые перерастают в один огромный портрет Джугашвили-Сталина. Нужно ли здесь что-то объяснять? Один вырос из другого. Всё предельно реалистично, а эффект — убийственный.
Его обожали молодые. И еще до его отъезда в Германию начинающие художники знали — не надо ходить по инстанциям, надо просто прийти к Эдику, а тот поможет. Бескорыстно, без оглядки на потраченное время. Этот красавец-пижон (всегда хорошо одет и следит за модой) не отказывал ни студентам, ни дипломированным художникам. И за это его любят. Тем страшнее новость: Эдуард болен. Операция, надежда — и снова больница.
А жена приносила ему цветные карандаши, бумагу, и он каждый день рисовал. Так появился его последний альбом “Иллюстрации памяти”. Беспечный всадник мчится на крылатом Пегасе прочь от смерти. Смерть считает, что все равно его настигнет. А художник обманул — с безмятежной улыбкой улетел в небо. Туда, куда, по его мнению, даже смерти дорога заказана.
После смерти мужа, случившейся в 2004 г., Нина Фейгина-Гороховская живет в той же небольшой квартире во Франкфурте и постоянно организовывает выставки своего великого мужа — Нью-Йорк, Париж, далее — везде. А в Москве в галерее “Файн-арт” сейчас на выставке “Летние каникулы — На волнах памяти” выставлены две великолепные картины Эдуарда Гороховского — “На южном курорте” и “Русские в Калифорнии”.
Франкфурт—Москва.
