Историческая красная дорожка у Дворца фестивалей затерта туристами и имеет местами неаккуратный вид. Даже окурки валяются. А что делать: каждый считает своим долгом первым делом в Каннах почувствовать себя звездой на знаменитой лестнице, кстати, весьма короткой. Даже к выступлению Государственного академического балета Санкт-Петербурга под руководством Бориса Эйфмана ее так и не успели почистить: турист идет косяком. Перед началом встречаю Николая Цискаридзе. Премьер Большого театра очень загорел, волосы собрал на затылке в “кукиш” японских самураев. Говорит, что в этом году, между прочим, у него 19-й сезон, но грустен: пенсионный возраст. А ему всего-то 36.
— Да я здесь отдыхаю у друзей в Мандельё (небольшой городок в горах на границе с Каннами). Не мог не прийти: считаю это лучшей работой Эйфмана…
Зал забит, билеты у лестницы спрашивают. Балет Бориса Эйфмана не в первый раз в Каннах. И вот уже под Первый концерт Чайковского на сцене — бал в современных и очень стильных костюмах.
Цискаридзе удивлен:
— Когда год назад я смотрел “Онегина” в США (он там шикарно прошел), первой сценой был путч 91-го года. Я тогда сказал Борису Яковлевичу (Эйфману. — М.Р.), что мне не нравится такое начало. Надо же, он переделал.
В антракте встречаю Бориса Эйфмана. А он уже не в “Онегине”, а в будущей постановке — собирается ставить балет о Родене, великом французском скульпторе.
— Борис Яковлевич, почему Роден и какой побудительный мотив был у вас?
— Да никакого мотива нет. Я пять лет возвращаюсь к этой теме — художник, его любовь и взаимоотношения с Камий Клодель. Еще та история.
— Могу представить, сколько вы времени провели в потрясающем музее Родена в Париже.
— И в музее тоже. Никак пока не решу, как передать на сцене скульптуру.
— А кто будет танцевать Родена?
— Габышев.
В это время восходящая звезда Олег Габышев потрясающе танцует Онегина. У него поразительная фактура: весь длинный, узкий как стрела. Невероятно пластичен, и его дуэты с Татьяной и Онегиным — лирические, драматические — срывают аплодисменты. Собственно, они начались уже с четвертой сцены — сна Татьяны. После спектакля я услышала, как один господин говорил: “Парижская опера лучше, чем в Большом, балет лучше, чем в Большом. Но это что-то исключительное”.
Фестиваль в Каннах, который проводился в 13-й раз, помимо “витринного” искусства (Спиваков, Башмет и т.д.) с каждым годом все активнее развивает молодежное направление. Дворец фестивалей принимал экспозицию молодых художников из разных регионов страны. Правда, юные дарования все больше сосредоточились на российских пейзажах. Зато отдельной частью шла экспозиция, подготовленная здесь же, на Лазурном Берегу. А до Канн художники побывали в Италии, в области Марко. Там же в кафедральном соборе пели девочки из хора, организованного при монастыре Малоярославца. Уличную программу эффектно закрывал уличный театр “Странствующие куклы господина Пэжо”.
Почти весь фестиваль в Каннах пробыла Светлана Медведева, патронирующая акцию российского искусства. Первая леди государства жила в отеле “Мажестик”, и местные жители отметили ее чрезмерную скромность.
— Если бы не было охраны на двух этажах нашего ресторана, я принял бы ее за обыкновенную женщину, каких приходит к нам множество, — говорит менеджер Дедье из ресторана “Пьеро I”. — Госпожа Медведева была у нас еще с тремя женщинами, из них я знаю только одну — Татьяну Шумову (продюсер Фестиваля российского искусства).
— Какое меню заказали дамы?
— Госпожа Медведева ела шесть устриц, фарси (такое местное блюдо из овощей), мули а-ля маринер (мидии). Нет, десерта она не брала, пила чай.
— Но кто-то до нее из окружения пробовал еду?
— Был специальный человек, но Татьяна Шумова сказала, что хорошо знает наш ресторан, и заказ мы подавали сразу. Нет, ресторан мы не закрывали для других посетителей, но охрана стояла и здесь, и на втором этаже.
Канны
