От Цицерона до Одоевского
В нищей послевоенной стране в 1947 году Академия наук СССР приняла поистине историческое решение: издавать классические произведения мировой литературы в серии “Литературные памятники”. Самое удивительное — цензура не вмешивалась до поры до времени в текст. Действительно, что ей там делать, если издавали “Повесть временных лет”, “Письма” и “Речи” Цицерона, “Опыты” Монтеня?
Но была серьезная проблема: где найти хорошего переводчика Цицерона? Помогло чудо: В.О.Горенштейн, врач и автор книги о медицине, увлеченно читал и переводил “Письма” Цицерона. Перевел два тома и принес уникальный груз к знаменитому редактору и переводчику Марии Евгеньевне Грабарь-Пассек (1893—1975). Эта славная женщина столь же увлеченно и с любовью изучала великого мыслителя, и с ее помощью перевод Горенштейна приблизился к стилевой изысканности речи Цицерона.
В 74-м купила я “Характеры” Феофраста. Это звонкое имя дал своему ученику Аристотель. Оно означает — “обладающий божественной речью”. Не устарели наблюдения Феофраста за человеческими страстями. Вот они: ирония, льстивость, пустословие, болтливость, бессовестность, бесстыдство, тупоумие, тщеславие, высокомерие и т.д. Он даже предугадал нашу сегодняшнюю “приверженность к олигархии”. Древний философ записал высказывание своего современника: “Нам нужно собраться и между собой обсудить, как избавиться от черни”.
Неужели Чубайс читал Феофраста, когда определил максимальную численность населения России в 45 миллионов? Конечно, “чернь” не читает академические издания, а вот Чубайс, как говорит молва, обладает самой роскошной коллекцией “Литпамятников”.
Бытует мнение, что наше общество в этих памятниках не нуждается. Люди утрачивают вкус к настоящему чтению. В метро, в электричке читают развлекательные книжечки. А дома сядут к телевизору… Значит, у нынешнего молодого поколения не было духовных наставников, равных нашим — воспитанных еще в дореволюционной России.
В советские годы за “Золотым ослом” Апулея, изданным тиражом в 110 тысяч экземпляров, стояли очереди. Эти “Метаморфозы” Апулея еще в 1929-м перевел Михаил Кузмин, а изданы они в 59-м. В том же году “Наука” выпустила национальный шедевр — “Русские ночи” Владимира Федоровича Одоевского, современника Пушкина. Многие новеллы “любомудра” посвящены искусству и великим творцам.
Других читателей привлекали “Занимательные истории” Таллемана де Рео — светская жизнь двора Генриха IV и Людовика ХIII. Сюжет истории совершается не в парадных залах дворцов, а увиден с заднего крыльца — поэтому галльское остроумие, изысканность манер и суждений сменяются самодурством и грубым распутством. Тираж книги в 50 тысяч разошелся, и теперь только у букинистов найдешь эту редкость. Нынешние тиражи “памятников” — всего 2 тысячи. Да порой и вовсе издать эту книгу трудно из-за безденежья.
Дерзость и мужество “Ладомира”
Главный редактор научно-издательского центра Юрий Михайлов не раз слышал от книготорговцев, будто люди не хотят читать комментированные издания.
— Тип легкомысленного читателя у нас уже давно выращивают. За 20 лет разрушено старинное уважение к книге. Когда началась обвальная приватизация издательской деятельности, на рынки было выброшено огромное множество книг зарубежных авторов, переведенных еще в ХIХ веке неквалифицированными переводчиками, даже гувернантками.
— Часто они переводились убогим русским.
— Неподготовленный читатель всю забубенность переводного текста сваливал на ни в чем не повинного автора.
— Академические “Литпамятники” всегда проходят проверку ученых мужей.
— Один человек вообще не может подготовить “литпамятник” — нужен коллектив единомышленников с очень высоким уровнем научных знаний и, конечно, прекрасно владеющих русским литературным языком. Сейчас такой круг профессионалов собрать очень сложно.
— Никакие технологии не спасут нацию, если общество утратит духовность, потребность в просвещении.
— Культура, духовность — это корни нации. Государственные мужи не замечают, как засыхает древо искусства. Корни еще живы, а листья облетают. Декоративные бантики, украшающие древо, его не спасут. Мне “Литпамятники” кажутся айсбергом в океане. Мы держим планку, несоотносимую по расходам с рыночной оценкой нашего труда.
— Чем же вы вдохновляете специалистов, когда предлагаете взяться за подготовку великого произведения к публикации?
— Людям высочайшей квалификации за их тяжелейший творческий многолетний труд нам нечем заплатить. Фактически они бесплатно, но ответственно и жертвенно переводят книги, пишут комментарии. На этот труд соглашаются самые чистые бессребреники. Почему? В наше время это единственно возможная для них форма самореализации.
— Горько слышать, что великий труд уникальных профессионалов не поддержан правительством. Об этом забвении, вероятно, не догадываются в структурах президента.
— Их не тревожит острая проблема: когда умирает единственный в стране специалист, тогда конкретный проект академического издания заходит в тупик. С Аверинцевым я обсуждал возможность перевода Библии. Имеющийся синодальный, конфессионный перевод сделан в ХIХ веке. Сергея Сергеевича не стало. Кто еще рискнет прикоснуться к памятнику не только религиозному, но и высокохудожественному откровению?!
— Наверно, и другие страны когда-то переживали похожую утрату уровня книгоиздания.
— При Миттеране французское книгоиздание оказалось в ужасном кризисе. Волевым решением Миттеран создал льготные условия и спас книгоиздание.
— Что бы вы сделали, окажись на месте президента?
— Я бы приравнял “Литпамятники” к статусу большого музея.
— Счастлива, что общалась с Михаилом Леоновичем Гаспаровым. Великого таланта и редкой отзывчивости человек оставил в нашей культуре неизгладимый след. Но ведь не кричало о нем телевидение при его жизни, да и после его смерти. Не платило ему государство “от полного кошелька” за его уникальный труд.
— Если бы Гаспарову создали в Москве достойные материальные условия, которые позволили бы ему полностью отдаваться переводам “памятников”, то ему не приходилось бы ездить по приглашениям в Америку читать лекции. Михаил Леонович подготовил I том “Пирующих софистов” Афинея. А без него II том — под большим вопросом! И великая Сафо не имеет до сих пор конгениального перевода на русский. Гаспаров много думал над ней. Но признавался: “У меня не получалось”.
— Вы уверены, что Гаспаров мог стихи перевести?
— Мог. По мастерству он был просто титан Возрождения. Я связывал с ним гигантские планы “Ладомира”. К сожалению, у него не осталось учеников. В гуманитарной среде это очень частое явление. После ухода великих мастеров в их разделах творчества остается пустота. Кто теперь без Гаспарова будет курировать античность?!
— И по европейским текстам у вас, вероятно, те же проблемы?
— Чтобы браться за такие сверхответственные издания, специалистам надо знать, что делается в мировой науке по данной теме. Для нашего научного коллектива все это мне приходится где-то добывать. И покупаю порой за валюту.
— Есть ли в других странах издания, похожие на “Литпамятники”?
— Там есть очень интересные серии. Но таких нет.
— Можно предположить, что “Литпамятники” стали ценностью и мировой культуры?
— Во Франции, в Национальной библиотеке, я спрашивал, какие книги, изданные в России, они покупают. И услышал от них: “Берем “Литературные памятники”. Все в них ценят научный аппарат — этот фундамент гуманитарной науки. Пять лет я уговаривал нашего крупнейшего санскритолога Павла Александровича Гринцера перевести “Рамаяну”. Он долго не соглашался на этот каторжный труд. Но все-таки приступил к переводу знаменитой поэмы. Масштаб колоссальный. К сожалению, ему не хватило именно этих пяти лет — поэму он перевел не до конца. Первые две книги уже вышли. Третья готовится к изданию. Четвертая книга не имеет комментария. Остались наработки Гринцера. Надеюсь, его продолжатели завершат этот гигантский труд, если согласятся на мои уговоры.
— В советское время государство не скупилось на академические издания. В чем сейчас оно вам помогает?
— Иногда по конкурсу, по федеральной программе выделяется сумма на пару книжек в год. Но один “памятник” подготавливается в течение 5—7 лет. Вокруг этих изданий не может быть никакой коммерциализации. Она просто немыслима.
— Давайте прикинем: сколько “Ладомиру” необходимо получить от государства, чтобы привлечь к работе новых переводчиков-специалистов, историков, философов, текстологов, классных корректоров?
— Да это не такая уж страшная сумма. Если бы тысяч 30 долларов в месяц ассигновали на “Литературные памятники”, то мы могли бы всех специалистов, какие есть в стране, подключить к этой скрупулезной работе. Специалистам высокого класса уже по 60—65 лет. Молодежь к нам на наши жалкие гроши не зазвать.
— Разрывается сердце от мысли, что мы вскоре можем потерять блестящую классическую школу перевода шедевров мировой словесности. Переводчик помимо совершенного знания чужого языка должен обладать редким чувством стиля, академической компетентностью во всех деталях эпохи, когда родился тот или другой шедевр. А эти познания даже за деньги не купишь. Такой талант сродни дару поэта.
— Если бы руководители государства поняли наконец: без серьезной материальной поддержки мы утратим навсегда возможность перевода целого класса книг. Много лет мы готовили “Клариссу” Ричардсона.
Благодаря “Евгению Онегину” русские слышали о “Клариссе”. А это один из самых больших романов английской и мировой литературы. И потому о нем в мире написано очень много. Пушкин его читал, естественно, на английском. Но до сих пор этого шедевра нет на русском. И тот, кто будет у нас заниматься переводом, комментарием текста или писать статью о нем, тот обязан изучить, обобщить все, что написано об этом романе в мире. Никакими деньгами эту колоссальную работу нам не оплатить.
— Не знает русский читатель и романа “Тирант Белый”. Его очень любил Сервантес, на нем был бы помешан Дон Кихот. Музыкой звучат имена его авторов — Жуанот Мартурель и Марти Жуан де Галба. Стиль романа ХV века, воскрешенный тремя переводчиками — Абрамовой, Денисенко и Скобцевым, — пьянящий, увлекающий смелостью сочетания “высокого” и “низкого”. Здесь в обнимку шагают фарс и трагедия. Но мы как-то жили, ничего не зная об этом романе.
— В наших энциклопедиях нет упоминания об этом шедевре. Испанцы относят “Тиранта Белого” к десяти лучшим романам мира. Он написан на каталонском. В этом была трудность его перевода. Смешная подробность: когда мы в 2005-м издали “Тиранта”, ко мне пришло поздравление Министерства культуры Испании. Мы все радовались и смеялись. Роман заговорил по-русски, и никто в России нам спасибо не сказал. Сервантес называл “Тиранта” “сокровищницей наслаждения”. Это действительно абсолютная ценность в мировой культуре.
Пробудись, сознание властей!
— В Петербурге изданы “Письма” Густава Малера с подробнейшими комментариями. И думаете, кто помог денежно? Издание осуществлено при поддержке Министерства образования, науки и культуры Австрийской Республики в серии “Австрийская библиотека”! А вы, Юрий Анатольевич, замахнулись на восьмитомные “Мемуары Сен-Симона”. Первый том у меня в руках. Не робеете перед мощью замысла?
— Когда мы обратились к Марии Владимировне Добродеевой, она охнула и сказала: “Это мне работы на 25 лет”. Сен-Симон стал частью ее жизни. Я бы за каждую такую книгу орден давал.
— Не надо ордена — лучше деньгами. Ударим во все колокола о необходимости создания школы академического перевода!
— Да, действительно, если мы не поддержим приличной оплатой труд переводчика, то безвозвратно потеряем настоящих профессионалов. Их просто не будет. И на мировые шедевры в бесчисленных издательствах набросятся дилетанты и просто скомпрометируют авторский текст.
— Вы не верите в молодые силы?
— Только мечтаю о том, что в молодежной среде появятся увлеченные гении перевода. Вероятно, молодые лингвисты и исследователи восторгаются Аверинцевым, Гаспаровым и захотят повторить их путь, посвятить себя неброскому подвигу — укреплению национального культурного наследия.
— Вы издали “Мемуары дьявола” Фредерика Сулье.
— А между тем Достоевский увлекался “Мемуарами”, читал их на французском. А в наше время даже специалисты в руках не держали этого “Дьявола”.
— Как вы думаете, через сколько лет современная русская интеллигенция оценит “Литпамятники”?
— Если нам помогут выжить и продолжить великое дело, то лет через 30—40 придет осознание, что за сто лет Россия сделала мировую литературу яркой частью своей культуры.
