От Пастернака остались одни ступени?
…Дом в Оружейном переулке у станции метро “Маяковская”: обмен валюты, магазин интерьеров, банк… Борис Пастернак, сын художника Леонида Пастернака и актрисы Розалии Кауфман, появился на свет в этом доме 10 февраля 1890 г. Жили небогато. 120 лет прошло с тех пор. Суши-бар (интересно, пробовал ли Пастернак суши?), французская блинная (а как же — национальное французское блюдо!), железная дверь, за которой прячутся один банк и одно государственное унитарное предприятие. Далее — магазин интерьеров. Витрина сияет дорогущей мебелью. Захожу.
— Здравствуйте, девушка, вы менеджер? Скажите, вы знаете, что в этом доме родился Пастернак?
— Да. Когда директор брал меня на работу, сразу предупредил, что особняк очень старинный, с большой историей… У нас и мебель соответствующая.
Удивился бы Пастернак, узнай он, какая мебель “соответствует” его эпохе. Пастернак, чьи родители для новой квартиры “покупали недорогую прочную мебель”, чей отец работал на износ над заказными картинами, но все равно за квартиру платить было нечем.
Борис родился на третьем этаже. Запустение, тишина, крепкие офисные двери… У лестницы привязан старый велосипед. Поднимаюсь по каменным ступеням. Явно по ним еще маленький Пастернак выбегал гулять во двор… Из глухой двери вдруг показывается дама.
— Знаю, что Пастернак. Но здесь давно ничего нет, здесь фирма. Не важно, какая. Внутрь вас никто не пустит! Потом, все давно перепланировано, перестроено. Одни ступени остались старые.
“Классная” квартира
…Мясницкая, 21. Большая резная дверь под старину. Объявление: “Вход в Академию живописи, ваяния и зодчества Ильи Глазунова — со стороны Боброва переулка”. А под объявлением, прислонившись к бывшему главному входу, тетенька продает носочки.
Когда Пастернаку пошел пятый год, в семье случились изменения: отец назначен преподавателем в училище живописи (теперь академия). Пастернакам дали квартиру во флигеле. Когда флигель снесли, их переселили в левое крыло главного здания, на четвертый этаж. Пастернак вспоминал закатное солнце над крышей почтамта, из-за которого выглядывала Меншикова башня.
— Эта квартира могла быть там, где сейчас знаменитый чайный домик по соседству с училищем, — рассказывает проректор Михаил Лебедянский, — если из окна Пастернак видел почтамт и Меншикову башню, значит, окна выходили на Мясницкую.
Михаил Сергеевич ведет меня по роскошным залам академии. Правда, от тех лет почти ничего не осталось. Нет тех лестниц, тех аудиторий, а старое здание почтамта потом заменили на новое, гораздо выше, поэтому увидеть, как видел Пастернак, Меншикову башню из-за почтамта невозможно. Есть только одна аудитория в Академии, где башенка все еще выглядывает. А напротив возможных окон их квартиры теперь блескучая кафешка.
“Моя каморка”
Многие пастернаковские места либо были разрушены давно, либо предназначены на слом, либо в запустении. Квартиры на Волхонке, где Борис Пастернак прожил полжизни, тоже больше нет.
Но дважды — до и после Волхонки — был Лебяжий переулок, что почти под мостом возле станции метро “Боровицкая”. Пастернак — отделяясь от родителей — снимал маленькую комнату в доме №1.
Коробка с красным померанцем —
Моя каморка.
О, не об номера ж мараться
По гроб, до морга!
Я поселился здесь вторично
Из суеверья.
Обоев цвет, как дуб, коричнев
И — пенье двери.
Подхожу к дому. Странное здание… В переулке пустынно, жильем не пахнет. Три подъезда, окна повыбиты, грязны… Одно из разбитых окон завешено грязной тряпкой. Сую прямо с улицы руку, отодвигаю тряпку… На пыльном подоконнике — стопочкой старые книги советских лет издания. Откуда здесь?
Один из подъездов неожиданно оказывается открыт. Мертвая, старая лестница, кое-где двери из рода “поющих”: буквально из щепок. Стекла не мыты, очевидно, с пастернаковских времен. “Никого не будет в доме, кроме сумерек…”
— Так дом расселили. На слом, — говорит охранник в экскурсионном бюро Музеев Кремля. — Несколько лет назад. Многие еще давно выехали, а кто-то до последнего держался. Должны скоро снести, а пока втихую сдают под офисы.
Из окна Пастернак смотрел на Александровский сад. Сад остался, а окон не видать: торец обглоданного дома закрывает гламурная реклама.
Волхонка: пять фунтов хлеба в день
Знаменитая Волхонка, музейный континент! Двухэтажный дом — тогда номер 14, квартира 9. Дом выходил окнами на Волхонку. “Таинственных”, как писал Евгений Пастернак, сараев в Княжьем дворе давно нет. В мастерской Сурикова — галерея искусства стран Европы и Америки (ГМИИ им. Пушкина). Дворец Голицыных теперь занимает Институт философии РАН. А дом, где жили Пастернаки, очевидно, был прямо за воротами со стороны Волхонки. Сейчас там пустое пространство.
…А была сложная жизнь. После революции 5-комнатную квартиру уплотняли без конца. Поэт женился на Евгении Лурье, родился сын. В годы жизни на Волхонке написаны знаменитые стихи. Выходили (и не выходили) книги стихов, приходилось заниматься бесконечными переводами, составлением библиографии по Ленину в Институте Ленина при ЦК — и не раз Пастернак принципиально бросал лирику. Полнейшая нищета. Цветаева вспоминает одну из встреч, когда он нес продавать “Историю России” Соловьева. “Вы несли продавать Соловьева — потому что в доме совсем нет хлеба. “А сколько у вас выходит хлеба в день?” — “Пять фунтов”. — “А у меня три”.
Вот что пишет в “Биографии Бориса Пастернака” его сын Евгений: “Комната отделялась перегородкой от неотапливаемого коридора. Оттуда тянуло холодом, вода в ведре покрывалась корочкой льда. Он, как правило, допоздна сидел за письменным столом, стоявшим наискось у окна, и работал, подбадривая себя папиросами и крепким чаем…”
В просьбе о перемене квартиры Пастернаку было отказано.
“Нас расклеили, распаяли…
…в две руки развели, распяв, и не знали, что это — сплав”, — писала Цветаева о Пастернаке. Их шапочное знакомство случилось здесь, где я сейчас стою, — в особняке семьи Цетлиных на Поварской, в нынешнем посольстве Кипра. Свидетельство Ильи Эренбурга: “Цетлины собирали у себя поэтов, кормили, поили; время было трудное, и приходили все — от Вячеслава Иванова до Маяковского. В 20-х числах января 1918 года в доме Цетлиных на Поварской состоялся литературный вечер. Цветаева записала потом, что, когда они сидели рядом за ужином, Пастернак сказал ей: “Я хочу написать большой роман: с любовью, с героиней — как Бальзак”. “Мы обратили тогда друг к другу, — писал Пастернак об этой встрече в “Охранной грамоте”, — несколько открытых товарищеских слов. На вечере она мне была живым палладиумом против толпившихся в комнате людей двух движений, символистов и футуристов”.
Этот дом сейчас занят резиденцией посла Кипра с супругой.
— А раньше что тут было? — вопрос пресс-секретарю.
— Посольство Судана. А до того — советские учреждения. Пять лет назад тут была реконструкция, старались воспроизвести внутреннее убранство того самого дома. Обнаружилась старинная керамическая лепнина тех лет, предназначенная для ванной.
Теперь эта лепнина там, где и полагается, — в посольской ванной.
Зинаида Нейгауз и частная собственность
Зимой 1931 года у Пастернака начался “осенний марафон” — он уходит из семьи к Зинаиде Нейгауз, жене своего друга, пианиста Генриха Нейгауза. Если раньше в доме Нейгаузов в Трубниковском, 26, Пастернак бывал днем, то теперь — в отсутствие Генриха — и ночью.
Вот эта улица, вот этот дом — номер 26. Обычный жилой дом. Как тут отыскать квартиру Нейгаузов? Но жильцы оказались знающие.
— Это не здесь. Номер дома когда-то поменяли. Раньше 26-м домом был флигель во дворе. Вот он стоит. Сто раз флигель перестраивали, откромсали половину, сейчас превратили в серый склеп.
Да уж, настоящий склеп в псевдостаринном стиле. Паренек-охранник:
— Пастернак… Слышал про такого. Никаких офисов нет — это частная собственность. Вместе с участком. Владелец единоличный. Здесь будет частный жилой дом. А сейчас ремонт.
“Участок” сейчас — детская площадка с парочкой качелек-каруселек. Скоро поставят забор — и кончатся карусельки.
Пастернак и Ивинская
Шли годы. Началась и кончилась война. Пастернакам (Борису, Зинаиде и детям) наконец дали квартиру в писательском доме в Лаврушинском и переделкинскую дачу. Кстати, в первое время после ухода из семьи Пастернак жил в здании нынешнего Литинститута на Тверском бульваре. Не знал тогда Пастернак, что спустя годы здесь будет Литинститут, и студенты захотят бить ему окна в Переделкине — за присуждение нобелевки, вдогонку к общей травле.
В Тверском районе было еще одно место, памятное для Пастернака. Пушкинская площадь, дом 5. С журналом “Новый мир” Пастернак был связан не только публикацией “Доктора Живаго”. В старой редакции он встретил свою последнюю любовь — Ольгу Ивинскую, которая потом пять лет отсидела “за связь с Пастернаком”.
Сейчас все здание принадлежит известной газете. А тогда в правом крыле от двери массивная лестница вела в редакцию…
— На лестницу вас не пустят — там бухгалтерия сейчас, — мне везет: эта дама работает в здании с 80-х. — Раньше там с “новомировских” времен оставалось еще зеркало — во всю стену, с лепниной, с ангелочками по краям! Потом оно стало портиться, в общем, разобрали.
Вот она, эта встреча в “Новом мире”, в описании Ивинской:
“И вот он возле моего столика у окна — тот самый щедрый человек на свете, кому было дано право говорить от имени облаков, звезд и ветра, нашедший такие вечные слова о мужской страсти и женской слабости”.
* * *
С ухудшением здоровья московские адреса Пастернака сменились на подмосковные. Пастернак умер в Переделкине в 1960 году.
…вpeмя шлo и старилось. И рыхлый,
Как лед, трещал и таял кресел шелк.
Вдруг, громкая, запнулась ты и стихла,
И сон, как отзвук колокола, смолк.
