«Я не спрашивал, чем он болен. Считал это бестактным»
— Сколько лет вы были знакомы со Станиславом Говорухиным?
— Мы дружили со Славой 56 лет начиная с 1962 года. Вместе учились в мастерской Якова Сегеля во ВГИКе. Я пришел туда после экономического факультета, а Говорухин — после геологического. Еще в Казани, где он учился, Слава был альпинистом. Как-то попросил меня поработать вторым режиссером на картине «Вертикаль», которую должен был снимать с нашим однокурсником Борей Дуровым. И я поехал к ним в Одессу. Это было в 1966 году. В роли альпиниста снимался Геннадий Воропаев, работавший в Ленинграде у знаменитого Николая Акимова в Театре комедии. Нам нужно было продлить срок его пребывания на съемках в Одессе. А театр в то время находился на гастролях во Франции. Я умудрился дозвониться до самого Акимова в Париж, что по тем временам невероятно. Даже не помню, как это у меня получилось. Представился, сказал, что мои друзья снимают дипломную работу, и Акимов позволил Воропаеву остаться в Одессе. А ведь он должен был лететь в Париж.
С первых дней нашей дружбы я называл Говорухина Славиком и так до последних дней. Позвонил ему дней за десять до смерти на мобильный телефон, а потом он уже перестал его брать. Я не думал, что у него рак. Знал только про проблемы с позвоночником, что он оперировался в Израиле. Хотя он мне и близкий друг, не спрашивал, чем болен. Считал это бестактным. Наш последний разговор был таким: «Славик, привет». — «Здравствуй, Степа», — ответил он слабым голосом. «Ты все в Барвихе? Как дела?» — «Да хреново». Я пожелал ему скорейшего выздоровления, чтобы мы снова могли встретиться. Он поблагодарил. До последнего мгновения рядом с ним была жена Галя. А ведь их знакомство происходило на моих глазах. Галя — молодая, красивая, с великолепной фигурой — была монтажером на Одесской киностудии. Слава стал за ней ухаживать. А потом они поженились и до последних дней не расставались. Когда я узнал о смерти своего Славика, именно Славика, как я его называл, было так тяжко. Как будто мою частицу оторвали. Всегда знал, что у меня есть друг и в случае чего могу на него рассчитывать. Теперь я потерял всех своих друзей.
— Вся жизнь прошла вместе?
— Когда у меня родилась дочка, жена захотела назвать ее Жозефиной. Слава на это сказал: «Степа, ты с ума сошел? Какая Жозефина? Назови в честь своей мамы Татьяной. Прекрасное имя». А он был знаком с моей мамой, когда приезжал в 1963 году к нам в Батуми. И я назвал свою дочь Татьяной. Так что моей дочери имя дал Слава Говорухин.
Он мне подарил несколько своих картин. Одна из них висит у меня в спальне. Уже много лет, когда просыпаюсь, вижу этот солнечный пейзаж, от которого веет необыкновенным позитивным зарядом, тут же поднимается настроение, хочется жить и дерзать. Клянусь, говорю это не ради красного словца. Если произведение, будь то фильм или картина, волнует человека, имеет душу, то это настоящее искусство. Уверен, что живопись Говорухина еще оценят.
Почти на всех моих днях рождения Слава бывал. Когда я отмечал 85‑летие, Наталья Фатеева вела юбилейный вечер и почему-то не стала зачитывать приветственную телеграмму из Госдумы, сказав, что читать ее необязательно, там ничего оригинального не могут написать. А это была телеграмма от Славы, который возглавляя Комитет по культуре. А он присутствовал в зале. Но после таких слов ушел вместе с Кобзоном, передав моей жене Эмме подарок. Я плохо слышу и не сразу понял, что произошло. Очень расстроился, что мой друг обижен.
— В молодые годы вы проще относились к подобным недоразумениям. Слышала, что были мастерами розыгрыша.
— Слава очень любил разыгрывать. Это было его хобби. В студенческие годы я пригласил своего однокурсника Валеру Рубинчика на летние каникулы к себе в Батуми, где жили мои родители. Слава об этом знал. Не предупредив, он приехал в Батуми, ко мне, на Ленина, 18. Моя мама сказала, что мы на пляже. Лежим себе с Рубинчиком, загораем. Женщина-грузинка потеряла кольцо, и мы ей помогали его найти. И вдруг появился Говорухин: «Ну что, ребята, окунемся?». Мы опешили, у нас челюсти отвисли. Вот такой он был. Во второй половине дня начался жуткий ливень. Мама приготовила много вкусного, и мы допоздна сидели, ели, пили, разговаривали. Славе очень нравилось домашнее вино. Или вот другая история. В Сванетии проходила часть съемок «Вертикали». Едем мы на съемку в куртках, типа альпинистских, с большими карманами. Слава просит у меня сигаретку. Я лезу в карман и вытаскиваю из него мышь. Я взвизгнул, а он смеялся. Слава, знавший, как я боюсь мышей, устроил розыгрыш.
— У вас мужской был курс?
— Мы учились в объединенной режиссерско-актерской мастерской. Так что девушки у нас тоже были. В одно время с нами училась Ольга Кобзева, которая сейчас в монастыре.
— Помните первую встречу с Говорухиным?
— Он казался неприступным. У него всегда такое спокойствие было, что я ему иногда говорил: «Хватит выпендриваться». Слава смеялся. Будучи студентом, Говорухин писал статьи для «Советской культуры», а когда получал гонорар, говорил: «Степа, пошли обмывать». И мы обмывали. У меня в ту пору была небольшая комната на Цветном бульваре на первом этаже. Окно выходило во двор. Ночью через него ко мне забирались друзья. В коммуналке же было много жильцов, и если позвонить в дверь после 11 вечера, то случился бы дикий скандал. Слава ко мне и с девчонками лазил через окно. Сам он жил в общежитии, а Боря Дуров был москвич, жил дома. Я любил готовить, придумал блюдо из баклажанов, помидоров, кабачков, болгарского перца. Сверху добавлял много-много головок чеснока, так что все им пропитывалось, и это было очень вкусно. Слава и Боря с удовольствием ели. А еще мы ждали посылок, которые мне присылали с поездом Батуми—Москва, с мандаринами, грушами, ткемали. Слава очень любил настоящий ткемали.
— После ВГИКа дружба ваша продолжалась?
— После «Вертикали» Боря мне предложил прочитать «Повесть о чекисте» Михайлова. И мы решили вдвоем ее снимать. Пригласили в качестве сценариста Рустама Ибрагимбекова. А Славе после окончания «Вертикали» предложили работу в штате Одесской киностудии. Первое время мы все жили в студийной гостинице на Пролетарском бульваре напротив киностудии. У каждого был отдельный номер. Это был 1968 год. Как-то я захожу в свою комнату, а на стенах — портреты членов Политбюро. Удивился, пошел к Славе. Смотрю — у него тоже портреты. Потом зашел к Боре Дурову — те же лица Политбюро. Слава объяснил, что их повесили по решению парткома Одесской киностудии. Там посчитали, что комнаты режиссеров должны украшать портреты членов Политбюро. «Всякие глупости случаются», — подумал я. Прошли сутки, вторые. Я говорю Славе: «Что-то мне надоело смотреть на их лица». И тут они с Борей стали так ржать, что я понял: меня разыграли. Они сами купили портреты, которые тогда стоили копейки, и развесили.
Однажды мы с Борей решили разыграть Славу. Знали, что это возможно, если будет замешана девушка. Боря встречался с очень эффектной барышней с редким именем Нила. Я видел, что Слава готов за ней приударить. И мы решили найти кого-то, чей голос походил на голос Нилы. Девушка должна была позвонить в гостиницу, где мы жили. Телефон тогда был только у дежурной, которая знала, что мы друзья, и подзывала того, кто был в гостинице. Поскольку нас с Борей не было, к телефону подошел Слава. Девушка спросила: «Слава, а Бори нет?». Слава ответил, что он ушел куда-то, а заодно поинтересовался: «Что вы вечером делаете? Не возражаете, если мы пойдем вместе в ресторан «Приморский»?». Это было очень дорогое место, куда приходили интуристы. Нила ответила, что особых планов у нее нет и она может пойти. Свидание назначили на восемь часов вечера. И мы с двух часов дня начали искать по всей Одессе самую некрасивую девушку. Нашли такую, что хуже не придумаешь: страшна, как гражданская война, челюсть в сторону. Объяснили ей, что хотим разыграть друга, подарили коробку конфет. Сами спрятались. Слава пришел в сером костюме, в галстуке. Мы его заставили 15 минут подождать. Он ходил, ходил, и вот выпустили эту Нилу. Она подошла со словами: «Добрый вечер, Слава! Не узнаешь меня? Это я, Нила». Что было с ним — трудно описать. Мы сразу же выскочили. Слава оценил наш розыгрыш и пригласил вместо Нилы нас с Борей в ресторан. Мы славно отужинали.
— Он был азартным?
— Еще каким! Хорошо играл в шахматы, но тут я ему не противник. Но мы играли в карты — в шестьдесят шесть. И тут уж я был достойным партнером. Когда я снимал «Схватку», Славе дали двухкомнатную квартиру в одесской новостройке, поскольку он был штатным сотрудником киностудии. Мы там до глубокой ночи резались. Я — азартный, он — азартный.
— Играли на деньги?
— Нет, какие деньги! Кто проигрывал, покупал бутылку.
— Бурная у вас была одесская жизнь.
— Есть что вспомнить. Расскажу еще одну забавную историю. Примерно в 1969 году мы пришли в одесский ресторан. Все места заняты. Я вызвал администратора, сказал, что к нам приехал гость из Румынии. Мне тут же ответили, что все организуют, вынесли дополнительный стол. Я сказал официанту: «Вам повезло, наш гость немного говорит по-русски». Говорухин отлично сыграл роль румына, изъясняясь на ломанном русском. Его тогда в лицо еще не знали. Нас обслужили по высшему классу.
«Марина Влади дважды приглашала Славу в Париж, но он был невыездным»
— Вы вспоминаете беззаботные и добрые истории, а после ухода Говорухина многие говорят, что он был в последние годы совсем другим человеком.
— Сейчас я вам кое-что расскажу из прошлого, и вы все поймете. Был период, когда Говорухин был невыездным. Марина Влади дважды приглашала его в Париж. А ему очень хотелось там побывать, но его не выпускали. Однажды Марина приехала в Одессу, пошла на прием к первому секретарю обкома по фамилии Синица. Он ее тепло и душевно принял, сделал какие-то подарки. Она рассказала, как дважды приглашала Говорухина в гости, но его не отпустили, попросила помочь в этом деле. Первый секретарь обкома Синица ответил: «Помочь не могу. Не моя компетенция, поскольку этим занимается выездная комиссия». Тогда выездной комиссией был КГБ. Ладно, не отпустили в Париж — это еще куда ни шло. Но потом Слава работал на картине, съемки которой должны были проходить в Варне. Но его и туда не пустили, хотя в ту пору была поговорка: курица не птица, Болгария не заграница. Это было в 1970‑е. Я очень переживал за него. А Слава сказал: «Степа, чего ты переживаешь? Я к этому спокойно отношусь. Уверен, что наступит время, и я смогу исколесить весь мир». Его предвидение сбылось.
С Мариной Влади связан еще один эпизод. Дело было в 1971 году, скорее всего, еще до того, как она ходила на прием к Синице. Слава сказал мне: «Сегодня придет Володя Высоцкий с Мариной Влади. Мы должны их как следует принять». Поехали в Центральный гастроном. Тогда в магазине все было. Слава сказал, что Марина любит черную икру и водку. Мы купили грамм 800 икры. Стоила она рублей пять — черная, белужья, настоящая. Очень красивый стол накрыли. Но я был уверен, что это очередной розыгрыш и решил: когда Володя приведет девушку и она представится Мариной Влади, отвечу: «Марчелло Мастрояни». Приходит Володя. С ним небольшого роста конопатая девушка в черном комплекте типа комбинезона. Володя говорит: «Познакомься». Она представляется Мариной Влади. На языке вертелось «Марчелло Мастрояни», но я все-таки сказал: «Степан Пучинян». Оказалось, что это действительно Марина Влади. Интересно было то, что она выпила почти бутылку водки, закусывала только икрой, которую ела ложкой, без хлеба. И хоть бы что.
— Почему Говорухина не выпускали из страны?
— Потому что критиковал строй, который был у нас в то время. Говорил он об этом в компаниях, никаких демонстративных выступлений и призывов не было. Кто-то доносил. В его последнем фильме «Конец прекрасной эпохи» многое ассоциируется с самим Говорухиным. Он показывает поездку в райком, показуху, то, как готовят доярок, разодетых, в орденах. С приходом к власти Михаила Горбачева отменили выездные комиссии. В 1984 году состоялась первая зарубежная поездка Славы, когда он поехал со мной во Вьетнам на выбор натуры для фильма «Тайны мадам Вонг». Я же снимал по его сценарию. Слава мне его сам предложил. Киностудия Горького не могла дать больше 300 тысяч рублей. А на картину надо было минимум 700 тысяч, потому что там яхта, дальние поездки. Сценарий понравился первому зампреду Госкомитета СССР по кинематографии Борису Павлёнку. В 1984 году я был на Всесоюзном фестивале в Киеве с фильмом «Из жизни начальника уголовного розыска», и в час ночи раздался звонок. В трубке — голос Павлёнка: «Не спишь? У тебя есть что выпить? Поднимайся ко мне». Он жил в гостинице этажом выше. Я пришел к нему с водкой, и он познакомил меня с крупным киночиновником Казахстана. Тот выразил надежду, что фильм можно сделать у них. Денег будет столько, сколько надо, но есть одно условие — героем должен быть казах. Я что-то возражал, поскольку герой — капитан дальнего плавания. «А разве он не может быть казахом?» — был ответ. Я предложил на эту роль Талгата Нигматулина. После нашего разговора позвонил Славе, который посоветовал: «Снимай. Где ты еще такие деньги найдешь?». А Павлёнок заверил, что смогу снимать где захочу: во Вьетнаме, на Кубе, в Камбодже. Картина «Тайны мадам Вонг» собрала более 30 млн зрителей — столько, сколько все российские фильмы, вместе взятые, собирают в течение года.
— То есть для вас не было двух разных Говорухиных?
— Лично для меня нет. Я его бессменный помощник на общественных началах. Еще в 2000 году, когда он выдвигался в президенты, помогал ему, чем мог.
— Зачем ему был президентский пост?
— Если бы Говорухина избрали президентом, Россия бы от этого выиграла. Он же в своих фильмах «Россия, которую мы потеряли», «Так жить нельзя» многое сказал. Он был честным, порядочным, справедливым человеком, но на выборах собрал небольшой процент голосов.
