— Алексей Константинович, как сочетается выпуск еженедельной программы с парламентской деятельностью?
— Непросто сочетается. Не скрою, передо мной был выбор: когда в 2011 году меня назначили председателем думского Комитета по международным делам, я думал о том, продолжать ли выпускать «Постскриптум». Полгода я вырабатывал новый алгоритм работы с программой и с коллегами по Думе — многие из них были нашими зрителями, как и мои сегодняшние коллеги по сенату.
Сложность состоит в том, что я работаю в прямом эфире. Если ведущий смертельно устал, то скрыть это сложно, зритель почувствует. Приходилось мобилизовывать «внутренние резервы». Тем более что «Постскриптум» — программа авторская, поэтому в каждом сюжете должна ощущаться «личная печать». Если нарушается внутренняя логика программы, зритель это сразу чувствует.
Совместить работу в «Постскриптуме» с работой в парламенте удалось за счет большого опыта, ведь к моменту моего избрания депутатом программа выходила уже почти 15 лет. Свою роль сыграла физическая подготовка, надежный костяк моей телевизионной команды. Отказаться от такого важного инструмента общения с избирателями, как «Постскриптум», я не мог: программа дает уникальную возможность говорить одновременно с миллионами людей. Для того, кто занимается политической, общественной деятельностью, телеэфир — это продолжение основной работы.
— Сколько у вас сотрудников? Как выстраивается еженедельная работа редакции?
— Программу выпускают 16 человек, несколько сотрудников работают в «Постскриптуме» по 18–20 лет. Мы cобираемся во вторник, обсуждаем план программы, после этого начинается работа по заготовке того «фарша», из которого в конце недели будут лепиться «котлеты». В четверг-пятницу сюжеты приобретают предварительную форму, на завершающей стадии весь материал проходит через мою редактуру.
Аналитическая программа принципиально отличается от информационной, этот жанр предполагает особый тип работы с материалом — обобщение и осмысление. Исходную информацию дают новостные программы, мы же углубленно изучаем проблему. В последние годы часто полемизируем с оппонентами. Например, по «делу Скрипалей» сделали несколько сюжетов с детальным анализом системы доказательств британской стороны.
У нас большой объем исторических материалов. Иногда такие сюжеты жестко привязаны к конкретной дате: только что мы рассказали об убийстве Роберта Кеннеди, случившемся 5 июня 1968 года в гостинице Лос-Анджелеса, ровно 50 лет назад. Главное содержание сюжета — опровержение официальной версии об убийце-одиночке, которая откровенно фальшива.
— «Постскриптум» — большой телескоп, направленный в мир. Как изменился мир за 20 лет существования программы?
— Мир изменился очень сильно. Никогда до сих пор не было такого масштабного терроризма, как сегодня. Не было такого числа региональных войн. Конфликты вспыхивали во Вьетнаме, Афганистане, других уголках планеты, но они никогда не происходили так часто, как в наше время. Ирак, Ливия, Сирия… Когда еще Европу наводняли такие огромные потоки беженцев из других регионов планеты? Был ли в новейшей истории Соединенных Штатов президент, которого не принимала бы традиционная либеральная элита?..
Мир в целом изменился колоссально, сильно изменилась и Россия. Изменились наше политическое мышление, общественная психология. Произошло то, чего не могло не произойти — против политики и идеологии 90-х годов «восстала» историческая Россия.
20–25 лет назад в Москве в основном слушали, что нам говорят в Вашингтоне, Лондоне или Брюсселе, а западная пресса считалась у нас образцом объективности и непредвзятости. Запад был носителем идейных и ценностных ориентаций. При этом во внешней политике мы равнялись на Запад. В то время в ООН в ходу был термин «РЗ» — «The Permanent Three» (его можно перевести как «постоянная тройка»): это США, Франция и Великобритания, которые решали основные вопросы на мировой арене, а Россия и Китай либо поддерживали, либо не возражали.
Наш уход от «добровольной зависимости» стал очевидным при Владимире Путине. Сегодня мы осознаем наши национальные интересы, понимаем, где они входят в противоречие с национальными интересами США. Скажем, процесс расширения НАТО начался в 1993 году и продолжается до сих пор, мы слышим о необходимости принять в НАТО Грузию, Украину. Как и в случае с нашей страной, дело здесь не в личностях — за это время у власти в США было пять президентов. Это объективный стратегический интерес Америки. А наш интерес состоит в том, чтобы в НАТО не входили страны, которые с нами граничат. Обо всем этом мы говорим в нашей программе.
— На одном из круглых столов вы сказали: «Происходит масштабный сдвиг во всей системе международных отношений, при этом переход к новому миропорядку будет долгим, и в отличие от периода «холодной войны» он будет игрой без правил». Какие риски сопровождают этот переход? Каким будет новый миропорядок?
— Он будет многополюсным, основанным на параллельном существовании нескольких крупных центров силы, политического, экономического и информационного влияния. «Однополюсный мир» умер 1 мая 2003 года, когда Джордж Буш заявил, что миссия в Ираке выполнена. На деле она была провалена, но это стало ясно чуть позже. Тогда же стало ясно, что США уже не способны играть роль единственного в мире центра силы. С тех пор — с ростом веса Китая, России, Турции, Ирана — начался процесс образования новой международной системы.
Это не значит, что полюсов будет бесконечное множество. На мой взгляд, в ближайшие 10–15 лет мировые стратегические вопросы будут решаться в треугольнике Вашингтон–Пекин–Москва с участием других стран, в зависимости от региона. На Дальнем Востоке — это Южная и Северная Корея, Япония, на Ближнем Востоке — Саудовская Аравия, Иран, Турция, Израиль, Египет, в Латинской Америке растет роль Мексики и Бразилии. Но в целом ход мировых событий будет определять вот этот «треугольник».
Причем переход к новому миропорядку будет не упорядоченным, а хаотичным, это очевидно. В истории установление нового миропорядка всегда сопровождалось крупными войнами. Наполеоновские войны охватили всю Европу. Затем выросла Германия как претендент на лидирующую роль — с этим были связаны две мировые войны. И до этого изменения конфигурации Европы неизменно порождали войны, такие, например, как Тридцатилетняя война или война за испанское наследство.
Отличие нашей исторической фазы от предыдущих состоит в том, что в середине ХХ века появилось ядерное оружие. Оно делает войну обладающих им держав смертельно опасной для них самих, поэтому путь к новому миропорядку не может лежать через большую войну. Если она случится, то станет не средством установления нового миропорядка, а средством взаимного уничтожения.
Поскольку такая война практически исключается, новый миропорядок устанавливается через соперничество на нескольких направлениях.
Наиболее зримое — это региональные войны. Например, в Сирии идет опосредованная схватка России и Соединенных Штатов. Посмотрим, как будет развиваться ситуация вокруг Ирана, вокруг Северной Кореи, где веское слово имеет Китай. Великие державы не могут позволить себе военные конфликты между собой, но они могут сталкиваться и даже воевать через «посредников» на других территориях.
Обострилось экономическое соперничество. В ход пущены инструменты, не использовавшиеся ранее, — экономические санкции, давление, штрафы. Всем этим прежде всего грешат Соединенные Штаты. Задача санкционной политики — дать американцам экономические преимущества. Ведь в чем, например, смысл противодействия американцев «Северному потоку-2»? Они хотят экспортировать в Европу свой сланцевый газ, который существенно дороже российского.
Мы также живем в период информационной войны. Обратите внимание, никогда до сих пор на Западе об этом не говорили. Говорили о советской пропаганде, о вредоносном влиянии СССР, но термин «информационная война» появился совсем недавно. С чем это связано? С тем, что мы нарушили монополию Запада на информацию. В борьбе за читателя и зрителя России удалось потеснить западные СМИ. Теперь в число потребителей российских информационных ресурсов входит часть западных интеллектуалов, политиков, выступающих против антироссийских санкций в Греции, Франции, Австрии, Италии, — все те, кто смотрит на мир «многомерно», а не глазами «Большого брата». В ответ против нас были брошены мощные ресурсы информационной войны.
Все эти новые явления мы выявляем и анализируем в «Постскриптуме». И наши зрители это делают вместе с нами.
