Недавно в руки столичных независимых экспертов по искусству попало сразу несколько шедевров отечественной живописи: морской пейзаж Айвазовского, ряд этюдов Исаака Левитана и полотно Константина Коровина. Впрочем, для самих специалистов такие хрестоматийные персоны мировой живописи — как старые друзья, почерк которых невозможно перепутать с чужим. Многодневные исследования приводят знатока искусства, словно опытного врача, к единственному «диагнозу» — фальшивка или подлинник. И эксперту, как и хирургу, нельзя ошибиться.
Корреспонденту «МК» выпал шанс лично изучить хитроумные подделки произведений искусства под чутким руководством работников Научно-исследовательской независимой экспертизы им. П.М.Третьякова (НИНЭ) и даже увидеть собственными глазами работу, которую сами эксперты считают эталонной фальшивкой.
Икусствоведы рассказали о самых интересных, запутанных и необычных историях из их практики — некоторые из них настолько удивительны, что могли бы появиться в канве произведений Артура Конана Дойла или Эдгара По! Сотрудники НИНЭ уже более 10 лет устанавливают историческую истину, разоблачают подделки и помогают пострадавшим от рук проходимцев добиться справедливости.
Браслет для слона
Крупнейшая в России независимая экспертная организация находится в здании по соседству со знаменитой Третьяковской галереей, в Большом Толмачевском переулке. Спустившись по лестнице, закрытой от дворика кованой решеткой в виде листьев дикого винограда, посетитель попадает в приемную НИНЭ. Она еще немного напоминает обычный офис, но уже здесь бурная деятельность экспертов не утихает ни на минуту: сюда клиенты вносят предназначенные для изучения вещи (например, огромные холсты, покрытые потемневшим от времени маслом) и дожидаются аудиенции.
Следующая комната обустроена уже под нужды спецов: на стенах — световые панели, к которым прикрепляются рентгенограммы, на столе — микроскоп и увеличительные стекла. Здесь эксперты, склонившись над предметами искусства, проводят их тщательный осмотр и задумчиво хмурятся, заметив подозрительный признак — странную фактуру краски, нехарактерную для предполагаемого автора деталь рисунка или слишком свежий для старинной картины холст.
Другие помещения скрыты от глаз посетителей — это святая святых: специальное хранилище для произведений искусства и небольшая химическая лаборатория — в ней эксперт-химик анализирует мельчайшие пробы краски, которые могут рассказать о полотне всю его подноготную.
За десятилетие работы экспертов НИНЭ через их руки прошло более 13 тысяч предметов: это живопись и графика, скульптуры, иконы, изделия из кости, фарфора и стекла и даже совсем экзотические вещи. Например, как-то раз попался старинный индийский браслет на ногу... слона: владелец принес на экспертизу изделие, сам не будучи уверенным в том, что это такое. Более того, редкость поначалу озадачила даже специалистов, и браслет — золоченый обруч порядка 40 см в диаметре, украшенный чеканным узором в виде наг (индийских змееподобных божеств), — на стадии приема был записан как ожерелье.
Чтобы разобраться в истинном предназначении вещицы, пришлось привлечь профильного специалиста. Эксперту по восточным древностям НИНЭ уже приходилось раньше видеть подобные предметы, и она без труда установила истинное предназначение необычного изделия. Специалисты также проанализировали сплав, из которого сделан браслет, и вынесли всесторонний вердикт.
По словам директора и одного из основателей организации — Александра Попова, за всю ее долгую историю довелось повидать всякое: и удивительные находки, и бессовестные подделки, и наглые попытки подкупа. Неизменным оставалось одно: стремление удержать высокую планку профессиональной организации, создание которой в свое время потребовало огромного количества сил, средств и времени.
— В момент создания организации у нас была задача отличать подлинные вещи от неподлинных, используя при этом весь возможный арсенал методов, — говорит Попов. — Раньше в Москве постоянно происходили громкие скандалы, связанные с подделками. Когда по известному художнику в столице было всего два равноценных специалиста, люди ходили и к одному, и к другому, чтобы получить заключение и продать картину. Иногда один эксперт писал в своем заключении, что произведение подлинное, а другой не был готов это подтвердить. Владелец полотна не знал, что ему делать, проданную картину могли со скандалом вернуть обратно.
Мошенники искусно пользовались разногласиями: по одному документу, опровергающему подлинность произведения, его вывозили за границу, а продавали уже по другому. Основатели НИНЭ решили собрать под одной крышей более 70 высококлассных специалистов разных направлений, чтобы они работали вместе и подписывали одно заключение. Свидетельства организации быстро приобрели вес в культурном сообществе за счет привлечения именитых специалистов, а сами знатоки искусства получили возможность ознакомления с уникальными вещами.
«Дедушка привез с войны»
Правоохранительные органы, как и страховщики, часто привлекают экспертов для оценки имущества. Обращаются к специалистам и региональные музеи: благодаря им НИНЭ пополняет свою теоретическую базу, а в обмен помогает в изучении предметов из собрания. Необходим эксперт и на границе: там его задача — оперативно выявить культурные ценности, которые подлежат декларированию. Но чаще всего к знатокам искусства обращаются частные лица — коллекционеры, арт-дилеры и простые граждане, желающие определить ценность купленных, найденных или полученных в дар вещей. Жулики также часто пытаются «легализовать» свои фальшивки, получив на них официальный документ о подлинности: интересно, что истории «обретения» вещей часто сходятся.
— «Бабушкин чердак», «дедушка привез с войны» — это распространенные легенды для фальшивых вещей, которые рассказываются их владельцами, чтобы произвести на нас хорошее впечатление, — объясняет Попов. — Но иногда на бабушкиных чердаках действительно что-то находится, и главное в такой ситуации не слушать истории, а смотреть на сами вещи.
Методы исследования, необходимые для постановки точного «диагноза» произведению искусства, отчасти похожи на медицинский арсенал средств: это рентген (он позволяет рассмотреть слои краски, расположенные под видимым), инфракрасные лампы (они делают видимым графитный подготовительный рисунок под краской), ультрафиолет (благодаря ему можно разглядеть реставрационные вмешательства и затертые надписи) и химический анализ краски.
Конечно, в каждом исследовании есть свои нюансы: например, при выполнении химического анализа микропробы краски берутся из разных частей картины. Если, например, фальсификатор взял морской пейзаж современника Айвазовского и изменил в нем только подпись (то есть написал фамилию Айвазовского поверх подписи малоизвестного художника), пробы с основного поля картины подтвердят благородный возраст пигмента, а вот частички краски с участка подписи будут более свежими, что сразу вызовет у специалиста подозрения.
Инфракрасный свет позволяет «проявить» ранний этап работы над картиной — набросок, выполненный графитсодержащими материалами (например, карандашом). ИК лампы дают специалистам возможность увидеть подготовительный эскиз на холсте под красочным слоем: иногда, например, оказывается, что холст был изначально расчерчен сеткой, в которую вписывался рисунок, — в таком случае очевидно, что художник скопировал чужую работу и использовал один из самых распространенных методов создания дубликатов.
Он заключается в следующем: исходное изображение разбивается на мелкие квадраты, и на такие же сегменты разбивается чистый холст; затем фрагмент за фрагментом мастер на глаз копирует оригинальную картину на свою основу и покрывает рисунок краской, стремясь соблюсти сходство и в живописной технике. Обратное можно увидеть в оригинальных работах (и даже в авторских копиях): художник, не стремящийся повторить чью-то манеру, всегда работает гораздо свободнее, а его набросок может значительно отличаться от финального варианта картины, прописанного краской: например, на «живописном» этапе работы автор может добавить на полотно деталь, которой не было в эскизе, или, напротив, убрать.
А для авангардных работ, которые подделывают чаще всего, специалисты в первую очередь делают именно «химию»: знатокам искусства прекрасно известно, когда и какая краска вошла в обиход художников (например, цинковые белила появились гораздо раньше титановых), так что по материалу картины можно легко отсеять современные подделки. Спектр необходимых для заключения исследований варьируется: к примеру, если картина написана на металле, делать рентгенограмму бессмысленно — рентген не «пробивает» металл.
Полнота исследований не оставляет мошенникам шансов на то, что их подделки смогут получить от экспертов сертификат подлинности: некоторые из проходимцев, осознавая это, сразу пытаются решить вопрос иначе — просто купить необходимое заключение.
— Меня очень часто пытались подкупить, — признается директор НИНЭ. — Не только меня, всех нас, но профессия эксперта требует стойкости. Года два назад мне предлагали порядка 25 тыс. долларов, чтобы мы подтвердили очень сомнительного Коровина, но мы дорожим своей репутацией — от нее зависит наш бизнес.
Кстати, для изучения редких предметов помимо собственных исследований специалисты по крупицам собирают необходимую информацию в архивах и музеях: это не только отечественные хранилища (в частности, архивы РГАЛИ), но и зарубежные культурные организации. Например, пару лет назад к экспертам попали три уникальных оттиска (фотографии) Гюстава Легре, выдающегося мастера XIX века.
— Фотографии сейчас очень широко покупаются и продаются на западных рынках: известнейшие аукционы даже создают отдельные разделы, целиком посвященные старым снимкам, — говорит эксперт Екатерина Пономаренко. — У нас года два назад были на экспертизе три подлинных оттиска Гюстава Легре с авторскими подписями. Чтобы собрать по ним информацию, мы связывались с парижским музеем Орсэ, в хранении которого есть аналогичные фото тех же размеров и техники печати, проводили сравнительный анализ их характеристик.
Конечно, фотографии Легре (на них были изображены морские пейзажи) были признаны подлинниками не только на основании переписки с Орсэ. Специалисты НИНЭ под микроскопом изучили авторские подписи и убедились, что это не факсимиле (штамп), и с помощью рентгенофлуоресцентного анализатора определили, какие реактивы использовались для печати (в краске в соответствии с характерным для этого художника способом печати должны были обнаружиться частички серебра).
Также специалисты исследовали печатную основу (фотобумагу) и убедились, что ее тип и степень старения соотносятся со временем работы Легре.
«Нашли надпись «Мир, труд, май!»
Одна из эталонных подделок хранится в НИНЭ им. Третьякова и сейчас: она приписывалась кисти Маревны, соперницы знаменитой мексиканской художницы Фриды Кало в любовных делах (Маревна, или Мария Воробьева-Стебельская, была подругой Диего Риверы до его женитьбы на Кало).
Специалисты выяснили, что к предполагаемому моменту создания картины художница уже долгое время проживала и работала во Франции. Рентгенограмма, однако, показала, что под верхним слоем живописи «спрятался» советский транспарант — на импровизированном холсте безошибочно угадывалась надпись «Мир, труд, май!».
А под микроскопом стало видно, что вся поверхность красочного слоя покрыта крошечными «кратерами»: они остаются на работах фальсификаторов, когда те пытаются подделать естественный кракелюр (растрескивание красочного слоя от времени). Для такого эффекта мошенники обрабатывают нижний слой краски летучими веществами, например керосином: он испаряется и разрывает вышележащие слои, но на поверхности картины остаются и характерные углубления. Огорченный владелец фальшивки оставил ее в НИНЭ, а те сохранили ее в качестве иллюстрации сразу нескольких распространенных приемов проходимцев.
Курьезная история произошла и с целым собранием реплик грузинского художника Нико Пиросмани: за всю историю НИНЭ у специалистов не было ни одного подлинника этого живописца.
— Мы никак не могли понять, откуда берутся эти вещи в таком количестве — причем картины явно были не новые, — рассказывает Попов. — Оказалось, что в 60 е годы про Пиросмани снимали фильм, но музеи отказались давать в качестве реквизита подлинные работы художника. Тогда для декораций написали порядка ста копий и вариаций на тему творчества Нико, а после съемок они разошлись по Грузии.
За полвека реквизит уже не раз поменял хозяев: картины хранились в семьях, передавались по наследству и обрастали историями. А с конца 90 х с развитием арт-рынка «фамильные реликвии» стали массово приносить на экспертизу: узнав о вердикте экспертов, многие хозяева «кинематографического Пиросмани» пытались опровергнуть выводы специалистов в жарких спорах. Другие же, узнав о том, что картины не имеют особой ценности, даже не забрали их.
Еще одна удивительная история произошла в НИНЭ несколько лет назад: она была связана не с фальшивкой, а, напротив, с удивительным воссоединением двух частей подлинника русского живописца Роберта Фалька.
Первая часть попала в НИНЭ совершенно случайно, когда один любитель живописи принес на оценку поздний натюрморт этого художника. Эксперта заинтересовал его задник: он был равномерно закрашен серой краской. Известно, что Фальк, экономя материалы, иногда закрашивал свои старые работы и использовал их в качестве основ для новых творений, поэтому в НИНЭ владельцу натюрморта предложили заодно выполнить расчистку задника — тот согласился. Каково же было удивление и экспертов, и хозяина картины, когда из-под серой заливки показались чьи-то ноги! Впрочем, узнать, кому эти ноги принадлежат, было невозможно — ровно на середине, на уровне торса модели, рисунок обрывался, когда-то безжалостно обрезанный рукой самого мастера.
В это же самое время в НИНЭ обратился другой коллекционер живописи и притом заядлый любитель творчества Фалька: на экспертизу он представил портрет мальчика... обрезанный ровно по пояс! Нетрудно догадаться, что и хозяин натюрморта, и владелец портрета были сразу же поставлены в известность об удивительном совпадении.
Обладатель погрудного изображения мальчика решил вернуть ему ноги и выкупил фрагмент полотна вместе с натюрмортом на обороте: дело в том, что портрет мальчика относился к раннему периоду творчества Фалька, наиболее ценному для коллекционеров, а вот натюрморт был создан существенно позднее и был менее значимым.
Самому же Фальку, похоже, наиболее удачной когда-то показалась именно верхняя часть портрета мальчика — поэтому он и разрезал холст с работой пополам, использовав нижнюю ее часть для нового натюрморта. Новоиспеченный владелец «двухчастного» произведения потратился на его реставрацию и восстановил картину в первозданном виде: теперь, если не знать об истории полотна, искусно замаскированный шов в его центре может избежать внимания даже самого внимательного зрителя. Впрочем, поскольку картина так и осталась двухсторонней, ее хозяин при желании может экспонировать и натюрморт Фалька, и портрет его же работы.
А одним из самых дорогостоящих полотен за всю историю НИНЭ было полотно Кузьмы Петрова-Водкина «Орфей»: поначалу специалисты даже сомневались в том, действительно ли картина принадлежит кисти знаменитого живописца, но, проведя все необходимые анализы и исследования, заключили, что это действительно так. Картина, написанная в темных тонах и пропитанная прямо-таки врубелевской трагикой, как оказалось, относилась к раннему периоду творчества художника, когда его уникальный стиль еще только формировался. После получения заключений Центра им. Грабаря и НИНЭ им. Третьякова владельцы картины выставили ее на аукцион, где она была продана за целых 30 млн рублей анонимному любителю искусства.
В хранилище НИНЭ им. Третьякова фальшивки и подлинники соседствуют друг с другом так же, как и на самом арт-рынке, только, попав в руки экспертов, эти вещи раскрывают свою истинную родословную.
