— Филип, почему для вас важно презентовать книгу в России, учитывая, что она едва касается нашей страны?
— Российские читатели с энтузиазмом отреагировали на мои предыдущие книги. Я получаю большое удовольствие, общаясь с российскими журналистами, им интересно обсуждать концепции. Это всегда интеллектуальные читатели и вопросы.
— Вам известно, что название книги в переводе на русский звучит несколько уничижительно по отношению к арт-дилерам, намекая, что все они аферисты; это может заведомо оттолкнуть потенциально заинтересованных читателей?
— В оригинальном названии слово «rogue», которое переведено как «аферист», имеет несколько другой смысл. Это плут, авантюрист, ключевая характеристика которого не надувательство, а дар убеждения, шарм и харизма. Большинству английских арт-дилеров и галеристов понравилось название издания.
— Интересно, понравится ли нашим галеристам ваше заявление: «Заключая сделки с королевскими домами и российскими президентами, вы подвергаете себя опасности… Если современный арт-дилер сумеет продать что-нибудь президенту Путину, может быть, он и не потребует комиссионных, так как в награду его могут представить олигархам, что само по себе немалого стоит»?
— Эти слова не стоит воспринимать дословно, я интерпретирую их широко. Галеристы и дилеры в той или иной степени близки к власти: вспомните английского короля Карла I, ценителя и собирателя искусства. Его окружали влиятельные торговцы искусством, пока он не потерял корону в ходе революции и его не казнили. Угроза сразу нависла и над его дилерами: одного отправили в ссылку, а кто-то сбежал в другую страну.
— Вы описываете десятки примечательных биографий. Чья история вас по-настоящему взволновала?
— Таких историй две. Первая — Поля Дюран-Рюэля, который стал первым торговцем картинами, если угодно, арт-дилером в современном смысле слова, и вел ожесточенную и на первый взгляд безнадежную войну против устарелых, закоренелых, ретроградных суждений о том, как должна выглядеть картина. Он поставлял на рынок новое, шокирующее искусство — импрессионизм. Возможно, Ренуар не ошибался, говоря: «Нам требовался твердолобый реакционер, чтобы защитить наше творчество, которое устроители «Салона» называли революционным».
— Что именно вас удивило в Дюран-Рюэле?
— Его парадоксальность. Он всячески защищал и пропагандировал наиболее передовое, авангардное художественное течение, но при этом придерживался глубоко реакционных политических взглядов. Отличаясь искренней религиозностью, он был готов почти на все ради прибыли. Неизменно выступал как глубокий, утонченный и бескорыстный художественный критик, но показал себя беззастенчивым манипулятором на художественном рынке. Альтруистически поддерживая умирающих от голода импрессионистов, он вместе с тем пытался навязать им контракты, наделяющие его исключительными правами и далеко не всегда приносящие им финансовую выгоду. Обладая истинно аристократическим высокомерием и презирая вкус толпы, он все же не отказывался торговать предметами искусства, угождающими ее вкусу, когда надеялся на этом заработать. Ни один торговец не принимал столь живого участия в том художественном движении, которому покровительствовал, сколь Поль Дюран-Рюэль — в импрессионизме.
— Благодаря чему он стал пионером арт-дилерства?
— Исключительной интуиции и красноречию. Как и второй человек, потрясший меня: это владелец галереи «Мальборо» Фрэнк Ллойд, который активно работал в Лондоне 1960–1970 х. Однажды он продавал первоклассную работу Фрэнсиса Бэкона. К нему пришел клиент, он сильно колебался: «Я влюбился в эту работу, но беспокоюсь, что она не понравится жене. К тому же у нас сейчас дома ремонт, не уверен, что картина впишется в новый интерьер». Ллойд нашелся: «В таком случае вы можете избавиться от жены и дома, но будете дураком, если упустите эту работу, которую в отличие от жены и дома вернуть не получится». Клиент был ошеломлен, он купил работу, а со временем развелся и переделал ремонт.
— В книге вы только коснулись темы необходимых условий для успешного развития рынка искусства. Так каковы они?
— Рынок искусства сегодня, как и всегда, определяется ограниченным количеством очень богатых людей. Искусство лучше продается там, где деньги сосредоточены в руках элит и где существует разрыв в благосостоянии населения. Это не только пример России, Америки, Китая, но и многих других стран. Для развития художественного рынка нужна группа очень состоятельных людей.
— Почему вы уделили мало внимания современным личностям?
— Одна из причин — необходимость сохранения с ними хороших отношений, ведь многие до сих пор у руля, и мне приходится иметь с ними дело. Но главное, что я обрисовал историю торговцев искусством, отметив их основные черты и тактики. Первопроходцами были дилеры начала ХХ века, они разработали правила игры. По ним живут современные торговцы. Им проще, так как сегодня они имеют возможность работать, используя опыт своих предшественников при продаже искусства коллекционерам, до которых, надеюсь, доберусь в одной из следующих книг.
— Вы могли бы обрисовать образ идеального арт-дилера?
— Он должен быть одновременно страстным коллекционером, грамотным финансистом и гуманным человеком. Должен любить и поддерживать не только художников и покупателей, но и быть очень человеколюбивым и отзывчивым к своим подопечным. Когда у одного современного художника спросили, в каких он отношениях со своим галеристом, он выдал: «Если проводить аналогию, то я дорожное происшествие, а мой дилер — скорая помощь, которая всегда рядом и готова меня спасти».
— Исходя из вашей книги, галериста можно сравнить и с манипулятором.
— Дилеры могут влиять на творчество художников. Я привел тому множество примеров: Эйленбург воздействовал на Рембрандта, Воллар — на Дерена, Гийом — на Модильяни, Поль Розенберг — на Пикассо. Но все это лишь отдельные эпизоды в карьерах названных художников; нельзя сказать, чтобы торговцы мертвой хваткой держали их за горло на протяжении всего творческого пути. Но нельзя и отрицать, что великие живописцы создают великих торговцев, а не наоборот. Арт-дилеры также влияют на предпочтения публики в том, что касается искусства прошлого. Если они выступают как новаторы и первопроходцы, то учат публику воспринимать новое искусство: так, Дюран-Рюэль воспитал у зрителей вкус к импрессионизму, Канвейлер — к кубизму, Лео Кастелли — к послевоенному американскому искусству, и все они, каждый по-своему, внесли решающий вклад в развитие модернизма.
— Выигрывает ли искусство оттого, что иногда его развитие не просто в общих чертах задает, но даже направляет коммерция?
— Английский поэт Герберт Рид с удивлением писал о маршане и мемуаристе Рене Жампеле: «Он обладал обостренной чуткостью и восприимчивостью, которую нисколько не притупил долгий опыт торговли предметами искусства». Предположение, что долгие годы торговли картинами и скульптурами непременно притупят ваше эстетическое чувство, не выдерживает критики. Очень часто именно долгий опыт торговли предметами искусства обостряет взор и воспитывает вкус. Многие арт-дилеры — ведущие мировые эксперты по творчеству тех художников, работами которых торгуют. Они постоянно и непосредственно сталкиваются с искусством и потому зачастую разбираются в нем лучше, чем музейные кураторы и профессора университетов. Необходимость откликаться на вызовы рынка обостряет их суждения.
Однако если Рид имел в виду под притупившимися чувствами арт-дилеров не эстетическую, а моральную восприимчивость, то, возможно, он был не так уж не прав. История арт-дилерства пестрит безумствами и капризами, двуличием и коварством, но в ней находится место оригинальности, таланту, вдохновению, а иногда даже героизму.
