Из досье «МК»: В Италии он национальный герой. Его изображения повсюду висят на улицах. Итальянцы своего танцовщика обожают, называют золотым мальчиком и доверили открывать своим танцем Олимпийские игры в Турине в феврале 2006 года. А два года назад (2016 г.) он стал гостем песенного фестиваля в Сан-Ремо, исполнив номер Мауро Бигонцетти на песню «We Will Rock You» группы Queen.
Помимо Ла Скала Роберто Болле также премьер Американского балетного театра. До него звания ведущего солиста в Америке не удостаивался ни один итальянский танцовщик. В последние годы, в составе Американского театра балета, он регулярно выступал на сцене нью-йоркской Метрополитен-опера. Он также являлся приглашенной звездой Английского королевского балета и даже танцевал в Букингемском дворце перед королевой по случаю 50-летия восшествия на престол Елизаветы. Это выступление транслировалось в прямом эфире Би-би-си во всех странах Британского содружества. А 1 апреля 2004 года, в честь Дня молодежи, он выступил на площади Святого Петра в Риме перед Папой Иоанном-Павлом II.
И вообще, где Болле только не танцевал! Даже у подножья пирамид Гизы в Египте в опере «Аида» — на торжествах в честь десятилетия Каирского оперного театра. В этой же партии он выступил в новой постановке оперы — на сцене Арены ди Верона. Спектакль транслировался в прямом эфире на телеканалах всего мира.
В 2009 году на Всемирном экономическом форуме в Давосе Болле была присуждена премия «Молодой мировой лидер». С 1999 года танцовщик является послом доброй воли организации ЮНИСЕФ. В этом качестве он посетил Судан (2006) и Центральноафриканскую Республику (2010), чтобы собрать средства и привлечь внимание мировой общественности к детям, подвергающимся насилию. В 2012 году стал кавалером Рыцарского ордена Итальянской Республики за заслуги в области культуры, через два года получил золотую медаль ЮНЕСКО за художественный вклад. В январе 2018 года он выступил на открытии Всемирного экономического форума в Давосе.
— Роберто, можно вас попросить немного вернуться в прошлое и вспомнить свою встречу с Рудольфом Нуреевым? В России сейчас просто возрождение его культа. Известно, что он заметил вас и пригласил участвовать в спектакле «Смерть в Венеции»…
— Это было в тот момент, когда я обучался в школе при театре Ла Скала. Нуреев пришел проверить декорации к «Щелкунчику». Он меня заметил во время репетиции, хотя наша последующая встреча была чистой случайностью, потому что я вместе с другими учениками участвовал в балете «Щелкунчик». И когда на следующий день Нуреев пришел позаниматься на сцене (несмотря на возраст, он продолжал заниматься), я в это время там находился, и у нас была возможность, чтобы поговорить лично. И на протяжении часа, когда я занимался, он исправлял мои движения, подсказывал, давал какие-то рекомендации и советы — прозанимался со мной целый час. Потом я должен был уйти. В этот же вечер у меня дома раздался звонок с предложением сыграть Тадзио в спектакле «Смерть в Венеции».
Я должен сказать, что, к сожалению, не получил разрешения участвовать в этой постановке, поскольку я был несовершеннолетним, а репетиции проходили не в Ла Скала, а в другом городе, поэтому меня не могли отпускать как несовершеннолетнего ученика. Но эта встреча оказала на мою дальнейшую жизнь очень большое влияние: я понял, что то, чем я занимаюсь, это и есть мое будущее.
— Вы сожалеете о несостоявшейся работе с Нуреевым?
— Вы знаете, в тот момент я очень сильно переживал, для меня это была почти трагедия. Но сейчас я понимаю: то, что этого не произошло, для меня оказалось гораздо лучше, потому что я мог буквально испепелиться и сгореть дотла. Я знаю, что с Рудольфом было очень трудно работать, а я был абсолютнейшим ребенком, не подготовленным к этой ситуации ни морально, ни физически. И для меня все могло кончиться нехорошо, если бы я участвовал.
— Сейчас в мире балета вы занимаете то же место, что и Рудольф Нуреев. У него был, как вы правильно заметили, ужасный характер, а вы — совершенно другой.
— Я должен сказать, что характерами мы очень сильно с ним различаемся. Известно, что он был очень гневлив, легко поддавался приступам гнева и мог быть не всегда корректным с партнерами во время выступления. Я отличаюсь от него не только тем, что по-другому себя веду и у меня другой характер, — я вообще другой, мы ни в коей мере не можем быть поставлены на одну доску. Потому что это была совершенно другая эпоха: Нуреев был абсолютным мифом, недостижимой величиной. В наше время таких фигур нет, и поэтому не надо сравнивать меня и его.
То, что нас объединяет с Рудольфом Нуреевым, — это то, что он открыт ко всему остальному миру, и я тоже в своей деятельности стараюсь следовать его склонности к экспериментаторству. Он участвовал в телешоу, снимался в кино, работал в театре. И я следую ему, чтобы открыть фигуру классического танцовщика, которая достаточно закрыта и ограничена в своей деятельности, чтобы открыться для других видов деятельности — таких, как реклама, кино…
— Мы разговариваем, а вы, простите, все время что-то едите из пакетика. Что это такое и является ли это балетной диетой?
— Тут у меня насыпаны всякие сухофрукты — изюм, цельнозлаковые мюсли. Я стараюсь всегда есть полезную еду, потому что в паузах в работе обычно можно поесть только какую-нибудь дрянь. А поскольку я стараюсь питаться правильно, то я в предыдущий перерыв съел банан, теперь ем злаки с изюмчиком.
— Ничего себе! А как быть с тем, что итальянцы — самые большие гурманы, любители еды? Вы не итальянец?..
— В этом смысле я совершенно не итальянец, потому что не ем массу вещей — мясо, я очень редко ем пасту, я никогда не ем сыры, ничего жареного, потому что мне приходится очень жестко контролировать свою форму.
(Тут за ним прибежали и позвали на репетицию. Роберто извиняется, уходит из гримерки, обещает вернуться. Слово свое он сдержал.)
— Итак, продолжаем. Если вы в еде не типичный итальянец, то во всем остальном вы как? Может, вы типичный американец? Или типичный русский?
— Хороший вопрос: может быть, я действительно типичный русский. Думаю, что я все-таки типичный итальянец, потому что если говорить об Италии, исключив аспект еды, то это страна красоты. Она выдержана не только в известных произведениях искусства, но и в моде, в архитектуре, во всем, что тебя окружает. Я большую часть жизни прожил и продолжаю жить в Италии, в окружении широкого контекста красоты, и здесь я сформировался как типичный итальянец.
— Вашей физической форме — и особенно фигуре — могут позавидовать даже более молодые танцоры. Про бананы мы уже слышали; что-нибудь кроме ограничений в еде и балетного тренинга вы делаете?
— Да, я думаю, что здесь самое главное — это известное постоянство и твердость в своих привычках. Помимо обычного балетного класса, помимо питания очень важно расписание занятий без всяких поблажек. Если ты хочешь танцевать и быть в хорошей форме, ты не должен ходить на дискотеки, поздно ложиться спать и т.д. Я отношусь к себе и к своему организму как к механизму, потому что машина для того, чтобы хорошо ездить, должна получать топливо, то есть в данном случае — питание. Нужно не достигать формы, а поддерживать ее на должном уровне, в том числе и с помощью режима дня и очень строгого следования тому, что ты делаешь каждый день из раза в раз без каких-либо отклонений.
— Вы такой правильный? Во всем себя ограничиваете, не можете позволить то, что позволяют другие…
— Да, я крайне далек от всякого рода нарушений, которыми действительно страдают многие. Я могу сказать, что я не пью и никогда не пил, не курю, очень ограничиваю себя в еде, но все эти жертвы, отказы вызваны моей главной страстью — страстью к танцу. Поэтому я прекрасно понимаю, что без этих ограничений невозможно себя поддерживать в том состоянии, в котором себя поддерживаю. Конечно, я живой человек, бывают какие-то срывы. Скажем, под воздействием стресса я могу съесть что-то лишнее или лечь спать позже, чем следовало. Но это те редкие исключения, которые поддерживают правило, и в целом режим дня у меня очень строгий.
— Но обратная сторона любой страсти — это одиночество. Испытываете ли вы это чувство?
— Вы знаете, я очень люблю одиночество. Я считаю, что одиночество — не проклятье, а удовольствие. Во-первых, я к нему привык и вообще считаю себя одиночкой по складу характера. Дело в том, что я уехал из родительского дома в 11 лет и привык с малолетства быть один. И сейчас, когда я много путешествую и часто остаюсь один, не испытываю никакого дискомфорта, только наоборот: в одиночестве чувствую себя абсолютно прекрасно. И скажу даже больше: если в силу обстоятельств мне приходится находиться в большой компании людей, я испытываю потребность, чтобы остаться одному и какое-то время провести в одиночестве. Это не то, от чего я страдаю.
— Вы много работаете в рекламе, создавая ту самую красоту, о которой говорили. Известны ваши фотографии в стиле ню. Эта страсть — часть игры, провокации или очень большие деньги?
— Дело в том, если вы обратили внимание, что я всегда делал фотосессии в стиле ню с выдающимися фотографами экстра-класса. И я хочу сказать, что как в своих фотосессиях, так и в своих профилях в социальных сетях стремлюсь разделить красоту балетного мира и красоту в широком смысле слова со зрителями, которые не всегда могут к этому прикоснуться. Я старался — и, надеюсь, мне это удалось — избежать в фотографиях какой-либо пошлости. Для меня это прежде всего художественное фото — с акцентом на слово «художественное».
— И вам это удалось. Вы также снимаетесь в качестве модели для модных журналов. Насколько вам это интересно — мир моды?
— Для меня это достаточная часть моей жизни. Я давно живу в Милане, в 21 год стал этуаль театра Ла Скала, поэтому с 19 лет меня приглашали на разные модные вечеринки, показы… Поэтому мир моды является важной частью в моей жизни — скорее ее развлекательная часть. Я делаю краткие вылазки туда, а потом возвращаюсь в обычную жизнь, с обычными для меня ценностями. А мои ценности — они лежат вне мира моды. Я много работал с Дольче и Габбана, Ферагамо и другими модными домами, со многими представителями мира моды я дружу и с удовольствием посещаю мероприятия, с этим связанные. Но это небольшая часть моей жизни.
— Буквально полгода назад мы были в Спалетто на удивительном вечере «Роберто Болле и друзья». Что нужно сделать, чтобы стать другом Роберто Болле и попасть в эту чудесную компанию?
— Эта программа существует уже 15 лет, мы показывали ее на лучших площадках Италии — в Колизее, Арене Ди Верона, — и это прекрасная возможность соединить красоту классического танца с красотой исторических мест Италии. Я приглашаю разных артистов, включаю классические современные танцы; участвуют как звезды, так и молодые ребята, но поскольку я много езжу по миру, многих вижу и приглашаю.
— Вы известны как прекрасный партнер. Но были ли случаи в вашей сценической биографии, что вы, простите, не удержали партнершу, уронили, что случается у многих?
— Должен сказать, чтобы прямо вот так уронить… У меня был единственный случай в практике, когда я уронил балерину, но это было еще в период обучения. И не на сцене, а в репетиционном зале. И я не просто ее уронил, но и сам свалился вместе с ней. А на сцене у меня до сих пор никаких серьезных происшествий не случалось — хотя по мелочам бывают неудачи, но, слава богу, без серьезных происшествий.
— В Италии на каждом шагу ваш портрет. Не преследуют ли вас папарацци и как вы к этому относитесь?
— Конечно, папарацци, фотографы мешают нам жить, потому что они не умеют отличать частную жизнь от общественной, и, разумеется, часто возникают неприятные ситуации. И странно, что люди не понимают потребности другого человека, чтобы ему оставаться в спокойном состоянии. Хотя должен признаться, что последние два года даю мало поводов — меня практически перестали беспокоить, наверное, потому, что я не хожу никуда, кроме тех мест, где должен быть по работе. Я не хожу на дискотеки, в рестораны, и им нет необходимости за мной следить. Собственно, вышел из дома — пошел на работу.
Что касается поклонников и ограничений, то тут я могу сказать, что из-за этого не могу отдыхать в Италии. Я всегда вынужден ехать отдыхать в другие страны, потому что люди, которые меня окружают, считают, что должны выказать мне свою любовь, расположение и счастье от встречи со мной, а я должен быть готов в любой момент эту любовь принять. А они не подозревают, что я хочу отдохнуть и какое-то время побыть без них.
— Вы прекрасно танцуете, а как итальянец — поете?
— Очень плохо, очень плохо.
— Последний вопрос. Мы хотели бы чтобы ваша танцевальная карьера продолжалась еще долго, но тем не менее — что вы думаете делать по завершению карьеры?
— Когда Махар Вазиев работал в Ла Скала, он всегда говорил мне: «Роберто, ты должен занять мое место, когда я уйду». Так что я собираюсь занять место Махара Вазиева. Но, к сожалению, он ушел слишком рано, поэтому я не могу сейчас завершить карьеру, но рано или поздно его место займу.
- В Москве, в Кремле вы как-то выступали в одной программе с труппой легендарного хореографа Мориса Бежара. Не хочется ли вам добиться от фонда Бежара (мы знаем, что это очень тяжело) право исполнения его балета «Болеро». Кажется, что этот балет прямо на вас поставлен, и вы можете в нем смотреться совершенно неотразимо…
- В Ла Скала в марте я буду танцевать этот балет. Приезжайте!
