Не так давно на вручении премии National Book Awards Урсула сказала запоминающуюся речь, начав с фразы «долгие годы писатели в жанре фэнтези смотрели, как эта премия вручается так называемым реалистам», но далее последовало предупреждение:
— Я вижу, что наступают очень непростые времена, когда нам захочется услышать голос писателей, видящих альтернативу тому миру, в котором мы живем сейчас. Голос тех, кто сможет вырваться за шаблоны общественного сознания, увидеть иную реальность, увидеть мир на шаг впереди, преодолеть все эти страхи и фобии, коими болеет общество. Да, будут востребованы те, кто еще помнит о свободе. И кто понимает разницу между товаром широкого потребления и произведением искусства.
Поблагодарив храбрецов за аплодисменты, Урсула жестко отметила: «мы часто сталкиваемся с тем, что различного калибра спекулянты от книжного бизнеса пытаются продавать нас как дезодорант, указывая, что писать и что не писать. Но любой человеческой силе можно и нужно противостоять! К чему всех и призываю». Она-то и была смелой и свободной в жизни и на бумаге, не заигрывала в жанр, но его создавала, его вынашивала, выстраивала что-то новое на фундаментах научной фантастики и антропологии, а потому имеет право говорить о произведениях или подделках, и ей в этом вторят наши спикеры...
— Конечно, это очень скорбное известие, — говорит Виктор Ерофеев, — она всё делала правильно. И останется с нами в своих книгах. Суть в том, что в литературе всё определяет талант, а не жанр. Бывает так, что один жанр затмевает другой, а тот другой бурно протестует, что мы и наблюдаем в ее речи, но талант всегда пробьется. Как пробилась сама Урсула Ле Гуин. Она многожанрова. Можно быть реалистом, заниматься фэнтези или писать детскую литературу, — всё это будет в копилку общечеловеческих ценностей, которую Урсула пополнила.
Урсула давно и много переводилась на русский, ее книги были востребованы и даже в какой-то момент модны, другой вопрос — в каком качестве она до нас доходила? О переводах и смыслах свое мнение высказывает писатель Сергей Лукьяненко:
— Сергей Васильевич, она вообще как-то повлияла на вас?
— Я читал ее давно, с первых переводимых у нас вещей — и большую форму, и малую. Замечательный автор. Не скажу, что она оказала на меня какое-то совсем уж прямое влияние, она все-таки не моего стиля и плана, но это крупная фигура. И опосредованно, конечно, повлияла на всех, кто ее читал...
— А что касается ее слов об альтернативном видении мира?
— Она совершенно права, поскольку мир меняется очень быстро; порою, гораздо быстрее, чем фантасты ожидали. И, как правило, не в ту сторону, в которую они ожидали. Поэтому фантастика ныне стала приемом, используемым во всей литературе — даже в том, что принято называть мейнстримом. В большой литературе элементы фантастики встречаются сплошь и рядом. Есть масса авторов, которые по тем или иным причинам (эстетическим или практическим) себя к фантастам не причисляют, но пишут именно фантастику: это и Пелевин, и Сорокин, и много кто... Вся литература сегодня фантастична, потому что, как правило, она пишется о событиях, которых не происходило на самом деле. Вопрос в степени этой фантастичности и в готовности автора признаться, что он пишет именно фантастику.
— Я просмотрел читательские форумы на смерть Урсулы: люди часто бранят плохой перевод, который убийственен особенно для фэнтезийной литературы, где важен не столько бойкий сюжет, сколько игра языка...
— Это огромная проблема. У нас культура перевода сильно упала: в 1990-е годы началось повальное издание переводов всего на свете, было множество книг, не переводившихся по идеологическим мотивам, но как только всё это хлынуло на массовый рынок, качество перевода стремительно упало. Переводить стали студенты, любители, не знающие элементарных вещей. Посмотрите, сколько раз фразу «ты уволен» у нас переводили буквально — «ты сгорел»... на эту тему можно рассказ написать.
— Урсулы это тоже касается напрямую...
— Ну да, есть авторы, для которых важен сюжет, сам язык у них простой. Но Урсула Ле Гуин писала достаточно сложно, я бы сказал, густо. И тут очень многое зависит от переводчика, от его чутья к тексту, умения передать красоту языка. Может быть, с качеством перевода связано то, что при всем уважении к Урсуле, она не была в России суперпопулярной. Не была массовой. Была популярна среди профессионалов, все ее, конечно, знали, но читательского ажиотажа не было. А почему? Ее трудно перевести. И так со многими. Слава богу, что к Терри Пратчетту подобрали хорошего переводчика, но это же исключение...
И в текстах Урсулы была поэтика, но передать ее сложно. Малые ее вещи можно найти с хорошим переводом, а какие-то большие, программные — переведены посредственно. Вот тут коллега рядом — издавал собрание сочинений Урсулы Ле Гуин, и он с иронией говорит, что знаменитая «Левая рука тьмы» должна быть правильнее переведена как «Изнанка тьмы». Но у нас перевели буквально, в таком виде и прижилось. Что имеем...
Но даже при этих проблемах сразу ясно, человеком какого калибра была Урсула Ле Гуин.
