Кажется, Герасимов органичен в обеих ролях. Творец и политик — словно две стороны одной медали, — он признается в интервью, что отчасти играет самого себя. После спектакля корреспондент «МК» встретился с актером, чтобы поговорить о творчестве и культуре, а также о том, каково это — быть депутатом, но открыто играть.
— В «Ленкоме» вы задействованы в двух спектаклях: «Сны господина де Мольера» и «Странный народ эти взрослые». Есть ли между ними что-то общее?
— Оба эти спектакля важны для меня. Их объединяет любовь, гуманистические ценности и — глобальнее — общечеловеческие. Сейчас важно понимать, что вторично, что первично, чтобы люди об этом задумывались. Это, безусловно, философские спектакли. В «Принце» мы видим соединение уникального — взрослого и детского, видим становление героя, историю, которая помогает формированию личности. А если говорить о Мольере, то это, конечно, тема противостояния власти и творца, которая существовала во все времена…
— Характер вашего героя Людовика неоднозначен — он пластичен, хитер, странноват: не человек, а хамелеон. Каким его видите вы?
— Эта роль вся в развитии — действительно, у Людовика нет ни единой одинаковой фразы, все время разные краски, все рождается в данный момент. Он хозяин мира, хозяин всего. Иногда играет в поддавки с людьми, иногда издевается или бывает жестоким. Он разный, и мне нравится многообразие этой роли. Конечно, не надо забывать, что Людовик был очень прогрессивным, образованным и продвинутым меценатом и ценителем искусства, оказывающим поддержку Мольеру. Мольер оказался жертвой того времени, потому что перешел дозволенную ему грань. Булгаков, как безумно талантливый человек, гений, не обделенный и сам любовью высшего лица и власти, знал о том, где эта грань пролегает и что бывает, когда переступаешь ее, — происходит в точности то, что зритель видит в спектакле: «кто платит, тот и играет».
— В одном из эпизодов шут спрашивает у Людовика о том, может ли власть жить без доносов. Так может?
— Доносы мы проходили в нашей стране, мы знаем, что это такое. И по сей день с этим сталкиваемся. Сейчас призывают людей быть социально тревожными и участвовать во всем. С одной стороны, это дает возможность надеяться, что люди не будут нарушать законы, а с другой, это приводит к некоему стукачеству. Непростые сейчас времена.
— Что связывает вас с «Ленкомом»? Как получилось, что вас пригласили на его сцену?
— Я давно дружу с Марком Анатольевичем (Захаровым. — Авт.) и Марком Борисовичем (Варшавером. — Авт.), связь эта тянется с давних времен. Когда я заканчивал Щукинское училище, один из первых моих показов был в Театре сатиры, в котором тогда еще работал Марк Захаров. Когда я пробовался в труппу, то показывался ему и Плучеку. На тот момент я уже знал, что Захаров получает театр и уходит из Сатиры, рассматривал варианты, поскольку меня приглашали в разные театры. Конечно, мои педагоги говорили, что надо обязательно идти к Марку, но пока он в «Ленком» не набирал еще, и я пошел к Гончарову, тем более что в Маяковке я посмотрел «Человека из Ламанчи» и «Детей Ванюшина» и остался под большим впечатлением.
— Пойти к Гончарову — не самый простой путь.
— Я очень ему благодарен. Андрей Александрович сразу ввел меня в дипломные спектакли своего курса. Поначалу он ревновал, часто называл меня «вахтанговцем», мне пришлось в течение приличного времени ему объяснять и доказывать, что я уже «его»! Я многому у него научился, пропуская все через себя, главное — действия, которые ты выстраиваешь и которыми живешь. Он заставлял меня репетировать в спектаклях, которые неизвестно когда выходили, — лишь бы я был в театре. Даже когда я уезжал на съемки — я человек обязательный и точный, — то никогда ничего не пропускал. Иногда в день спектакля приезжал ко второму акту, потому что был в нем задействован. Прилетал, выходил на сцену, ни разу не подвел театр. Да и кино никогда не подводил. Был случай, когда с театром были на гастролях в Днепропетровске, а мне надо было в Белоруссию на съемки, у нас была пятисерийная картина, где я играл главную роль. В этот день должны были быть важные боевые съемки с настоящими снарядами в военной части. Спектакль задержался, и я не успевал к самолету после спектакля. Но нашел выход (всегда знал, что в жизни важно желание) — улетел на почтовом самолете.
— Так получается, Захаров вас запомнил с момента Сатиры?
— Получается, да. Хотя в спектакле «Разгром» для расширения моего актерского диапазона А.Гончаров ввел меня в спектакль, поставленный М.Захаровым, на роль старика-корейца — это было что-то. А потом я ведь ушел из театра в 80-х. Занялся кино, поступил на высшие курсы, занимался режиссурой. 35 лет не играл в театре. Мне предлагали играть в разных театрах, Ширвиндт говорил: «Ну сыграй, тебе же, наверное, хочется!..» А я реально был занят.
— Как вообще вы, актер, пришли к депутатской деятельности?
— Я занимался социальными вопросами с того момента, как возглавил на киностудии Горького Третье творческое объединение кино. Когда Станислав Ростоцкий уходил на картину, он из всех молодых выбрал меня. Я был на тот момент председателем молодых кинематографистов на студии Горького, снимал уже картины. В подчинении у меня на Третьем творческом объединении было около 14 тысяч человек. Потом я в Союзе кинематографистов принимал активное участие, был в молодежном правлении Союза кинематографистов секретарем, и мне приходилось заниматься там тоже социальными вопросами. А потом пришел я как-то к Валерию Павлиновичу Шанцеву, а он мне говорит: «У нас сейчас выборы в Думу, пойди, попробуй! Нам нужен такой человек, который и культурой будет заниматься, и социальными вопросами». Я попробовал, и люди мне поверили.
— Вы играете в «Ленкоме» — театре, который никогда не боялся критиковать власть, театре, в котором тот же Захаров поставил недавно «День опричника» — не спектакль, а политическое высказывание. Как вы относитесь к тому, что со сцены звучит критика и рождаются остросатирические спектакли?
— Пусть они будут, у нас ведь нет цензуры. Тот же «День опричника» — замечательный спектакль. У меня много друзей-опричников, самых приближенных к власти, так они сами по нескольку раз ходят на этот спектакль и говорят, что он просто потрясающий. А что касается меня, то я давно делаю в жизни то, что я хочу и люблю. Если будешь писать, так и напиши, что я — счастливый человек. Все так и есть.
