- Роман, вы уже уходили из «Технологии» на долгих 10 лет, но потом вернулись в «родные пенаты». Сейчас, я так понимаю, мосты сожжены окончательно. Не будете потом жалеть? Все-таки с этой командой у вас связана целая жизнь...
- Не вся, а только ее часть. Уже начиная с 1993 года, я работал как композитор, аранжировщик с другими исполнителями, не говоря уже о моих сольных проектах. У нас в стране часто происходит так: сначала все смеются над ABBA, а потом, спустя 10 лет, начинают ахать, как это было здорово.
То же самое случилось с «Технологией». Мы пытались войти в одну реку дважды на волне ностальгических настроений публики, записали альбом, несколько синглов, но, как оказалось, никому это было не нужно.
Часто заказчики корпоративных концертов говорят: «Только не пойте ничего нового, только старые песни. Мы выросли на них, мы зачали своих детей под «Странные танцы». Это, конечно, чертовски лестно, но когда ты слышишь это в сотый раз, начинаешь чувствовать себя древним ископаемым, музейным экспонатом или младшим братом Кобзона.
Мне не хочется превращаться в мумию и скрипучим голосом завывать «нажми на кнопку». На кнопки я жать больше не собираюсь. Я почувствовал, что группа превращается в нафталиновую субстанцию, все выступления сводятся к участию в дискотеках ретро-радиостанций или в сомнительных сборных солянках с участием групп, которых я лично в своем хит-параде никогда не отмечал и тем более не думал, что окажусь с ними на одной сцене. Но когда ты попадаешь в эту жуткую ностальгическую обойму, такое происходит все чаще.
Поэтому я решил поставить жирную точку. У меня накопилось много нового материала, с которым хочется двигаться дальше. Работать над ним в контексте «Технологии» абсолютно невозможно. Свежие композиции никак не укладываются в прокрустово ложе пресловутых «кнопок» и холодного звучания синти-попа, от которого сегодня кайфует только небольшое количество фанатов.
- Так ли их немного этих ностальгирующих фанатов? Очень многие артисты жалуются мне в интервью, что публика постоянно просит сыграть «что-нибудь старенькое», а к новому наоборот относится с большим недоверием...
- Если говорить конкретно о синти-попе, его поклонников действительно осталось очень мало. Это заметно даже по фестивалям, которые каждый год устраивают энтузиасты. Если раньше на подобные мероприятия приезжали десятки зарубежных коллективов, сегодня все это превратилось в унылые междусобойчики. Синти-поп ушел в глубокий андеграунд, и там он, в общем-то, занял свою достойную нишу. Большинство стилей не вечны и переживают свои взлеты и падения...
Например, в 1980-е был дико популярен спид- и треш-металл. Все трясли хаером и обесцвечивали волосы, а сегодня все это куда-то ушло, и в тяжелой музыке модными стали совсем другие стили. Любители олдскула, конечно, остались, но они попрятались по маленьким местечковым клубам.
Я сам очень люблю синтезаторы, у меня есть целая коллекция... Но все-таки мои семь гитар мне дороже. На контрасте с теми жанрами, которые отживают свой век, есть музыка вне времени. Это гитарная музыка, с которой начался рок-н-ролл и которой он закончится.
Такие направления, как классический рок-н-ролл, рокабилли, блюз, классический хардрок никуда не исчезают. AC/DC как начали рубить в 1970-х годах, так и рубят одно и то же до сих пор. При этом никто им не скажет: «Парни, вы не актуальны». А даже если скажут, им и их фанатам будет все равно.
Меня тут спросили на радио: «А что вы можете предложить молодежи?» То же самое, что и всем остальным. Я не ставлю перед собой цели работать на какую-то определенную возрастную аудиторию — это заказуха и внутренняя проституция. Хочется, не побоюсь громких слов, творить для вечности.
- В чем концепция нового сольного проекта? Есть ли в этой истории общий лейтмотив?
- Современная музыкальная индустрия находится на том этапе развития, когда мыслить крупными формами — эпичными альбомами — уже не имеет смысла. Раньше я сидел и основательно работал над пластинкой, выстраивая песни в определенном порядке (например, у Дитера Болена «подсмотрел» фишку — ставить медляк третьим по счету), думал о том, как будет развиваться динамика от композиции к композиции, создавал концепт.
Сегодня в эпоху интернета, клипового мышления и процветания самых разных пиратских сервисов, где можно найти любую музыку, люди как правило не слушают альбомы, они слушают отдельные песни. Их уже даже стали называть исключительно треками, что меня, честно говоря, подбешивает: трек у диджея, а произведение, где есть вокал, - это песня. Но это я так... Брюзжу по-стариковски (смеется).
В общем, задача номер один сейчас максимально интересно представить публике несколько новых композиций. Мы уже сняли один клип в намеренно очень простой стилистике конца 1980-х — начала 90-х, где видеоряд не отвлекает от самой песни и одновременно создает определенную атмосферу. Я даже хотел найти камеру Super VHS, но все мои знакомые операторы сказали, что не хранят такое старье. Так что пришлось создавать эффект «плывущей» картинки, как на питерском телевидении 1989-го года, с помощью современных программ.
Сейчас мы пишем сценарии клипов еще для двух песен и устроили конкурс для слушателей на лучшее лирик-видео: это формат, когда на музыку просто накладываются какие-то картинки, сменяющие друг друга, а на них параллельно отображается текст, и, оказывается, сейчас такие видео — самые просматриваемые в интернете.
Уже после выхода нескольких синглов мы выпустим альбом. Рабочее название - «Весна», по имени одной из песен. И оно очень символичное, потому что сейчас я действительно ощущаю некое возрождение после летаргического зимнего сна, в котором пребывала в последние годы «Технология».
- Раз уж мы заговорили о клипах, когда они только появились на отечественном телевидении, это была диковинка. Как сейчас, на ваш взгляд, изменилась индустрия их производства в России?
- Судя по результату, который выдают многие исполнители, все стремятся потратить поменьше денег. Кроме того, половину песен, на которые снимаются клипы, ты в принципе не будешь слушать без визуального сопровождения. Вообще, сказывается общий кризис. В основном все клипы достаточно простые, снятые в павильоне с небольшими вкраплениями компьютерной графики. Осталось очень мало сюжетных историй. Мне хочется сделать именно такую.
- Начинать все с чистого листа в 20 лет и в уже зрелом возрасте — разные вещи. Вам не страшно?
- Как говорил герой «Чародеев» - «вижу цель, не вижу препятствий». Я на сто процентов уверен, что группа «Технология» - это уже отживший свой век проект. Мы свою задачу выполнили, в истории остались, а лохматить бабушку дальше, биться в конвульсиях я не вижу никакого смысла. У меня уже было несколько выступлений со свежим материалом, и я чувствую отклик. Я вижу, например, как люди, услышав песню впервые, уже на третьем припеве начинают подпевать. Значит, это цепляет, и я двигаюсь в правильном направлении. А потом, если говорить откровенно, чего бояться? Все хиты «Технологии» - «Нажми на кнопку», «Рано или поздно», «Странные игры», «Полчаса» - написал я. Это не сложно для меня. Я не завишу ни от каких сторонних авторов, поэтов, аранжировщиков, все делаю сам на своей студии. У меня собирается отличный состав музыкантов. Среди них, например — Олег Абрамов, гитарист «Свинцового тумана», с которым мы играли еще 20 лет назад. Так мы потихоньку готовимся к большому сольному концерту в Москве весной, на котором, собственно, и состоится презентация моего сольного проекта.
- Когда вы начинали свой славный путь, в музыкальном мире были разные настроения — и протестный рок, и психоделические авангардисты. Почему вас привлекла именно неоромантическая сцена?
- Мне никогда не хотелось петь передовицы из газеты, как это любили делать многие группы в конце 1980-х. «А в магазине нету колбасы-ы-ы! А у меня заношены трусы-ы-ы!», - когда я выступал на первом воронежском рок-фестивале, такого материала там было процентов 90. У меня от этого волосы вставали дыбом.
Я воспитывался на западной музыке, и в песнях таких исполнителей новой волны, как Duran Duran, New Order, Alphaville, если и появлялись политические нотки, то очень эпизодически. Там все было красиво, неоромантично... Русскую музыку я стал слушать лет в 15, и это был «Аквариум», который я полюбил с тех пор раз и навсегда.
Кроме «Поезда в огне» и еще нескольких композиций, в которых Борис Борисович в завуалированной, аллегорической форме поднимает политические темы, у него не было таких вещей. БГ в политику никогда не лез. Вообще, я считаю, что это — прерогатива журналистов, блоггеров...
Я сам могу пройтись по таким вопросам на своей странице в соцсети, но петь об этом не стану, и дело не в возрасте. Даже когда я был молодым и горячим, меня тоже не тянуло в эту сферу. Я считаю, что музыка должна нести людям радость. Если, как мы уже говорили, люди зачинали детей под «Странные танцы», страшно представить себе, чтобы они стали это делать под какой-то политизированный агрессивный манифест, и какое инфернальное существо в итоге могло родиться.
- Тем не менее музыканты тоже живут не под стеклянным колпаком. Как влияет на творческого человека окружающая действительность? И как можно защититься от ее негативного воздействия?
- Это зависит исключительно от умения сохранять внутреннее равновесие и фильтровать информацию. Мне все-таки не 20 лет, и я как-то научился, читая новости, каждый раз не падать в обморок, а просто смотреть на это все со стороны и делать выводы: «Ну вот — конец еще ближе. Что нам остается еще делать? Пренебречь и вальсировать». Просто я вижу много людей, которые остро на все реагируют, и в итоге сходят с ума, стоят с плакатами на пикетах, встречают очередной конец света. Уподобляться им совершенно не хочется. У меня есть своя жизнь, свои цели и задачи. И сейчас для меня самое главное — это новый старт в качестве сольного исполнителя. Меня ничто не может сбить с пути или отвлечь, никакие приближающиеся к Земле метеориты и астероиды.
- Существует ли сегодня в России, на ваш взгляд, какое-то музыкальное сообщество, или наступило время индивидуалистов?
- Есть некие кланы, тусовки, которые собираются вокруг определенных композиторов, продюсеров или музыкантов. Но в целом единого музыкального сообщества не существует. Раньше были рок-клубы, но они умерли. Сегодня каждый за себя: у нас все-таки какой-никакой, но капитализм, пусть и построенный по мотивам книги «Незнайка на Луне». Каждый сам борется за свое место под солнцем.
- Каков уровень конкуренции?
- На самом деле достаточно высокий, потому что упрощение и удешевление процесса производства музыки привело к тому, что сегодня каждый школьник, накачав пиратского софта и программ из интернета, может написать трек и стать артистом. Тот же синти-поп в 80-х был уделом богатых эстетов, которые могли себе позволить купить синтезатор, а сегодня люди просто используют уже готовый набор звуков. Но это как правило не имеет никакого отношения к творчеству. То есть конкуренция высока, но уровень профессионализма падает.
- Возникает еще другая проблема: в тоннах музыкального шлака очень сложно найти что-то стоящее. Как в этой ситуации быть слушателям и артистам?
- И тем, и другим приходится не просто. По идее выявлением чего-то интересного и стоящего могли бы заниматься музыкальные порталы и радиостанции. Но на радио крутят то, что либо нравится его владельцу, либо приносит прибыль. Есть редкие случаи, когда артисты становятся популярными только благодаря интернету. Так произошло с Петром Наличем, Игорем Растеряевым... На самом деле буду банален, но талант пробьет себе дорогу. Если у тебя действительно есть что-то интересное, рано или поздно на него появится спрос.
- Вы сами находите каких-то любопытных молодых исполнителей?
- Да, например, группа «Едва ли». Ребята играют очень качественный, приятный, достаточно тяжелый рок. Я даже рекламирую их на своих страницах в интернете. Проблема многих молодых команд в том, что они придумывают себе сложно запоминающиеся названия. Вообще, мне присылают много музыки, и жемчужины, конечно, приходится вылавливать из общей кучи навоза.
- У вас был опыт работы за рубежом. Не было мыслей бросить все и остаться там?
- Нет. Знаете, чтобы понять женщину, нужно думать, как туфли. То же самое здесь: чтобы, например, работать во Франции, где я записывал альбом, нужно вырасти в той культурной среде или по крайней мере провести в ней долгое время. Французский музыкальный рынок, с одной стороны, близок к нашему тем, что упор там также делается на текстовую составляющую, с другой — он очень специфичен. Так что работа за рубежом была для меня просто опытом. Но мне иногда интересны коллаборации с зарубежными артистами. Например, сейчас мы записываем дуэт с греческой певицей, с которой случайно познакомились летом в Москве на греческом фестивале. Песня появится в нескольких вариантах — на ее родном языке, на английском и на смеси русского и греческого.
