Онтологические сдвиги Бранкузи даже умудрился закрепить юридически. Итогом судебного процесса против США, свидетелями на котором выступали физик Уильям Генри Фокс, скульптор Якоб Эпштейн, наконец, художник Марсель Дюшан, стало официальное коммюнике со стороны властей, гласившее: «лица, причисляющие себя к так называемой модернистской школе, развивающей абстрактные идеи в ущерб правдоподобию, нравится нам это или нет, занимаются искусством, а продукты их деятельности представляют художественную ценность».
Вместе с работами Бранкузи завещал Национальному музею современного искусства в Париже и мастерскую. Это своего рода мультимедийное пространство, согласно последней воле художника экспонирующееся как единое целое, огромная инсталляция, все предметы внутри которой взаимодействуют между собой и дополняют друг друга. В Москве МАММ постарался воссоздать рабочую атмосферу ателье на rue Montparnasse. Недостаток скульптур (на выставке их пять, хотя в реальности было 200) кураторы компенсируют фотографией. Ее тут в избытке, и многие, не доехавшие до России работы, например знаменитый прямоугольный «Поцелуй», зритель разглядывает на черно-белых снимках, сделанных самим Бранкузи.
Фотографировать он начал в сравнительно зрелом возрасте (ближе к 50 годам). Азам фотографии его обучил близкий друг художник Ман Рэй. Однако Бранкузи игнорировал технологические тонкости, считая такие огрехи, как сбитый фокус или обилие света, главным достоинством, передающим наилучшим образом волшебное брожение жизни.
Творческий путь Бранкузи довольно типичен для той эпохи. Из глухой провинции на окраине империи художник с промежуточными остановками в районных центрах — Крайове и Бухаресте — наконец добирается до столицы искусств Парижа. Здесь, в мастерской Огюста Родена, ему придется забыть академические навыки и в первую очередь научиться слушать материал: глину, дерево, камень. Пластические возможности скульптуры и ее образное восприятие кардинально варьируются в зависимости от техники. Так яйцеподобная «Муза» представлена на выставке в двух вариантах — гипсе и бронзе. Одна и та же форма производит совершенно разный эмоциональный эффект. В бронзе она кажется самодостаточной и абсолютно декоративной, как бриллиант искусной огранки, а в гипсе — хрупкой, менее условной, вполне антропоморфной.
Любопытная часть экспозиции — рисунки мастера, особенно задумывавшиеся в качестве иллюстраций к книге «Сказы о Шеме и Шоне» знаменитые портреты Джеймса Джойса. Или короткометражные фильмы, в которых произведения Бранкузи отображены крутящимися вокруг своей оси на специальных мобильных подставках. Художник верил, что, только двигаясь, обходя скульптуру, зритель может понять и прочувствовать истинную задумку автора.
Много на выставке и всяческой документации, проясняющей контекст — что, где, когда. Бранкузи был близок с композитором Эриком Сати, поэтом Тристаном Тцарой, художником Амедео Модильяни. Репродукции их картин и нотных партитур и прочие архивные материалы смотрятся чрезмерным комментарием к основному тексту. За потоком исторической информации теряется главное — сам Бранкузи.
Вынужденно консервативная подача материала с акцентом на историографию, конечно, противоречит фигуре автора «Манифеста о сути вещей». Он был адептом сдержанности и считал многословие врагом выразительности. МАММ оказывается тут в привычной роли миссионера-просветителя. Выставка Бранкузи — очередной луч света в темном царстве, для первого знакомства с «классиком модернизма», наверное, и того достаточно.
Выставка проходит при поддержке фонда «Искусство, наука и спорт».
