В сущности, под себя театр Швыдкого создал собственный жанр — русского мюзикла, причем, не какой-то развлекательно-пластмассовый, это был именно театр-поиск, причем поиск трудный, подчас, на крови, когда всё могло поменяться с ног на голову за месяц до премьеры... Сейчас — новые вызовы, новые жесткие рамки, новые правила игры.
Итоги пятилетнего пребывания Театра мюзикла в Филях более чем утешительные: многие кивали на то, что такая непонятная зверушка как «русский мюзикл», вряд ли состоится и тем более приживется. Ничего, и состоялся и прижился, и две «Золотые маски» тому подтверждение.
Мало того, мюзикл — вообще жанр для нас новый, была серьезная яма в творческих кадрах, в их обновлении. Марина Швыдкая набрала специальный курс в Щукинском училище. Да и сам театр (хотя исповедует гонорарную систему без постоянной труппы) все-таки сколотил вокруг себя крепкий артистический костяк, а все потому, что это — не нафталин, а новая живая ткань, новое пекло, броситься в которое — одно удовольствие. Взять ту же «Принцессу»: мюзикальные артисты учили цирковые трюки, артисты же цирковые осваивали серьезные драматические приемы.
Год от года театр рос. Наращивал мускулы, не утрачивая задора и даже ребячества, легкости в замыслах. И вот жизнь неожиданно сама подсказала такой крутой перелом — практически, вознесение на московский Бродвей. Сейчас в театре «Россия» идет ремонт. Скоро артисты скажут последнее «прости» Филевскому парку, Большой Филевской лице — месту где театр родился и, что важно, состоялся. А вот что дальше — это мы и пытаемся выяснить в беседе с Михаилом Швыдким.
— Какие плюсы и минусы этого переезда? Не потребуется ли творческая перестройка?
— Для меня это очень серьезный вопрос, потому что я вижу большое количество настоящих творческих вызовов. Я бы не назвал это рисками, но вызовов довольно много. Вот мы играли себе в «лесу» (в смысле — в спальном районе, в Филевском парке) и играли: могли делать ошибки, могли экспериментировать, могли закрывать спектакли, менять режиссеров, — могли многое из того, чего мы себе здесь, в театре «Россия» позволить не сможем. Здесь будут очень жесткие финансовые условия... Хотя и в «лесу» были жесткими. Но нам придется все более внятно продумывать.
— Плюс — другая публика...
— Конечно, и это самое важное. В «лес» приезжала публика, которая про нас изначально знала, была мотивирована.
— Еще бы: 15 минут надо было шагать от метро.
— Вот именно. А в «Россию» придет зритель, который про нас не знает. Прежде к нам ездили специально: ДК им. Горбунова — это не проходной двор, там не было праздношатающихся людей, к нам даже посетители Филевского парка просто так не шли или шли крайне редко. Не было случайных. А в центре — огромные людские потоки, которые ничего не знают про нас, не понимают, кто мы такие. Не хочу сравнивать, но когда Станиславский с Немировичем-Данченко создавали Художественный театр, то в название хотели добавить словечко «общедоступный», но потом решили, что это слово надо убрать. А вот мы как раз сейчас попадаем в ситуацию этого «художественного и общедоступного». И здесь должны играть на вкусы людей, которые хотят «зрелища и всё». К тому же, у нас очень разные спектакли. Если те, кто привык ходить чисто на мюзикл, посмотрят наше «Преступление и наказание», у них это вызовет известное напряжение.
— То есть, художественные риски есть?
— Да. И мы это отчетливо понимаем. Я этого опасаюсь. Опасаюсь, что мы окажемся просто на проходном месте, где люди будут ждать от нас только развлечения. А мы всегда старались делать, хоть и музыкальный, но культурный театр, а это создает понятные проблемы...
— Но я думаю, если вы даже захотите себе изменить — у вас не получится.
— Мы в любом случае постараемся делать художественно осмысленный продукт. Мы делаем это медленно, с какими-то сложностями, но это наш путь. Вот и сейчас мы занимаемся двумя новыми спектаклями, — это всё сложно, требует времени, тщательности. Нам не хочется совсем уж оглядываться на то, что мы работаем на Пушкинской площади, нам хочется работать так, будто мы по-прежнему в ДК Горбунова.
— Вы упомянули две будущие премьеры — одна, я полагаю, это спектакль про вокальный конкурс, вы о ней как-то рассказывали, а вторая?
— Сейчас мы начнем делать детский спектакль, который будет называться «Чудеса и куролесы» по мотивам «Алисы в стране чудес», причем, «куролесы» — это слово Набокова, он переводил так «Алису». Его мы постараемся сделать к зиме. А вот спектаклем про вокальный конкурс мы начнем заниматься окончательно только после возвращения с гастролей из Японии в 2018-м. Кстати, в Японию с «Золушкой» мы поедем и в 2020-м. У нас много японских предложений, например, они просят «Преступление и наказание»...
— А во время поездок театр продолжит функционировать?
— В Японии мы работаем в августе и половине сентября, когда в Москве еще нет сезона.
— Кстати, «Алиса» будет в чем-то по стилистике схожа с «Золушкой»?
— Нет-нет, это совершенно другой спектакль, на нем работает молодой режиссер вместе с художником, который делал «Принцессу цирку».
— У вас уже сложилась обкатанная труппа. Она как-то пополняется?
— Мы же русские люди. И когда мы хотим делать бродвейский театр, то должны понимать, что если труппа (хотя у нас все на контрактах) не пополняется молодыми артистами, то это неправильно. Но все равно мы постоянно ломаем голову — как не потерять то одного замечательного артиста, с кем давно связаны, то другого... Часто дописываем роли. Как, например, в «Принцессе цирка» была дописана роль для Шифрина. Равно как дописывали для Костецкой и Гученковой, потому что мы не хотели их терять. И сейчас об этом думаем, но это очень непросто...
— А с экспериментального курса Марины Швыдкой кого-то берете?
— Человек десять у нас уже работает. То есть, с ними мы заключили контракт на следующий сезон. Кто-то будет играть роли, кто-то выступит в ансамбле, но мы на них ориентируемся.
— То есть, нет проседания в образовательной нише?
— Нет, пока мы обеспечены хорошо обученными артистами. Может, года через три-четыре снова надо будет набрать курс.
— А сколь сложно будет адаптировать ваши спектакли для новой сцены?
— Сложности вызовет только перенос «Преступления и наказания». Дело в том, что на новой сцене нет той высоты, которая была в ДК им. Горбунова, и нет достаточной глубины, но мы, тем не менее, приспособимся. Мы сейчас занимаемся вопросами звукоизоляции, чтобы играть полуночные спектакли, есть у нас такая идея. Делать с пятницы на субботу, и с субботы на воскресенье либо спектакли, либо киносеансы. Они будут начинаться в 23.00, а заканчиваться в час ночи. Это не вместо репертуара, а в дополнение. Чтобы привлечь молодежь. Кстати, и блоки наших спектаклей станут куда длиннее — по полтора месяца играть будем, потому что очень сложно менять декорации, сложен приезд фур в центр города...
— За этот месяц вы немножко почувствовали, что теперь ваш дом — театр «Россия»?
— Вы всё там сейчас ободрали, делаем ремонт. Делаем его для себя и под себя. А когда ремонт — это уже своё.
— Но когда-то у вас будет свое собственное здание?
— Мы думаем о том, чтобы нам, в конце концов, построить свой дом, но с «Россией» мы подписали договор на пять лет. Пока так.
