На этот раз художник в неоново-оранжевой кофте «взял на растерзание» «Медного всадника» Пушкина. Что из этого получилось — он расскажет сам.
– Дмитрий, многие до сих пор не могут отойти от вашей январской выставки в галерее «Триумф», а вы уже наваяли следующую. Как умудряетесь так быстро переключаться?
– Работаю с чудовищной скоростью. Мы живем в жестких условиях рынка. Не могу делать одну выставку в год — просто не выживу.
– Так рационально...
– Боря Гройс (один из ведущих искусствоведов. – Авт.) сравнил современное искусство со средневековыми монастырями. Все думали, что там одни святые, которые только молились и писали иконы. А там был и разврат, при котором что-то делалось. В общем, все, чем мы занимаемся, дико рационально. Если бы не это, не нарисовал бы я ни одной картинки, а лежал бы у себя на крыше и читал книжки, комментарии к ним, все варианты черновых рукописей.
– В частности Пушкина?
– Первым делом, обожаю его. Ну кто может сложить пять слов более гениально, чем Пушкин? Вот, к примеру фраза, которая стала названием выставки – «Прояснились в нем страшно мысли». Это из «Медного всадника». Взял оттуда 13 любимых стихотворных строк и разместил их на холстах, деревяшках, металле, соединив с обветшалыми обложками конструктивистских и футуристических книг. Для тех, кто забыл текст поэмы, поставил экран, где его читает Папанов.
– Почему эта выставка родилась именно сейчас?
– Выдумал ее еще в 1989-м году. Сделал тогда одну работу с текстом из любимой поэмы — «Он оглушен был шумом внутренней тревоги». Это было ожидание гибели СССР и всех катаклизмов 90-х. Тогда с выставкой не сложилось, зато за 30 лет накопилась куча идей. И вот недавно их израсходовать меня подстегнули протестные акции, куда ходим с внучкой. Я разошелся. Сделал работ в три раза больше, чем может вместить галерея. Что делать? Развесил у Овчаренко в офисе.
– В 90-е прогремела ваша с Владимиром выставка, где разлилось болото из 25 тонн грязи, а посетители передвигались по деревяшкам. Вот бы и сейчас устроили наводнение или его иллюзию.
– Тогда были другие возможности. А сейчас даже работы компактными стали. Хотя делал их как эскизы, которые можно развернуть на стенах дома. У меня уже такое бывало: сначала рисуешь что-то на бумажном листке, а через несколько лет разворачиваешь это метров на 300 на какой-нибудь биеннале. Это выставка — предвосхищение будущего. Неслучайно, ко мне вернулись идеи 80-х. Опять рухнет страна, и вернется интерес к этой точке земного шара. Сейчас она в мировом масс-медийном пространстве — ноль. А было время, когда в западных СМИ большую часть новостного блока занимал СССР. Весь фокус мирового внимания устремляется туда, где происходит животрепещущее событие. В это время надо быть во все оружие. Как в перестройку один писатель говорил другому: «Сейчас надо писать». А второй ему отвечал: «Нет, сейчас надо публиковать». Вот я пока и разрабатываю идеи в виде эскизов.
– К сожалению, где-то текст едва читается, так как почерк у вас не каллиграфический.
– Ну извините, как умею. Мне с первого класса за почерк попадает. Но графологи расшифруют. Не работаю с линейкой, мерю все на глаз. Любимую фразу художников произнес Шумахер: «Если я контролирую автомобиль, значит, я еще не набрал скорость». На этой выставке я больше всего ценю работы, где совсем себя не контролировал и не допустил ни миллиметра искусственности.
