Галерея Шилова давно ассоциируется не только с музеем, но и с многопрофильным культурным центром: здесь проходят творческие и поэтические вечера (Валентин Гафт выступал со стихами, один из них — со строками «нутром рисуется портрет» — посвятил лично Шилову), встречи с художниками, концерты классической музыки (в частности, большой популярностью пользуется музыкальный цикл «Звезды в гостях у Александра Шилова», и за это время публику неоднократно радовали Ю.Башмет, И.Бутман, И.Кобзон, З.Соткилава, М.Козаков, А.Пахмутова, «Вивальди Оркестр» под руководством С.Безродной, Т.Гвердцители).
Шилов любит вспоминать слова Леонардо да Винчи, назвавшего живопись и музыку родными сестрами: в залах галереи едва слышно (чтобы не мешать восприятию картин) звучат бессмертные классические хиты. А для завсегдатаев субботних вечеров на Знаменке играют самые разнообразные инструменты — от флейты, скрипки и гитары до старинного клавесина и виолы да гамба…
Особое внимание уделяется ветеранам (взять знаменитую военную серию портретов, которая объехала уже всю страну), здесь по-особому тепло подходят к людям, ограниченным в передвижении (для инвалидов есть специальный лифт), проводятся постоянные экскурсии для школьников. Дважды — за время существования экспозиции на Знаменке — галерею посещал президент Владимир Путин.
Накануне праздника-презентации мы пообщались с Александром Максовичем — он рассказал, с чего начался его путь художника, чем сегодня живет его галерея, которой он посвящает всю жизнь…
— В светлое время я стараюсь работать в мастерской, — говорит Шилов. — Графические работы еще можно рисовать при электрическом свете, а вот краска, цвет требуют естественного солнечного освещения, чтобы не было искажений цвета.
— Новые произведения вы покажете 31-го?
— Да, я весь год работаю, и все, что делаю не на заказ, передаю стране. Людям. Я дал такое слово. И руководству города, и друзьям — почитателям моего искусства. Но в первую очередь — себе: не на заказ я пишу 95% картин. И все безвозмездно передаю стране. Но только в одном случае: если мне не стыдно будет их дарить, учитывая качество. И на сей день я подарил уже 1250 работ — живописи и графики. Новые картины передам городу и 31-го: например, написал пастелью образ обнаженной женщины в стиле Буше, некое воспоминание о прошлом. Пастель, надо сказать, очень сложный материал, хотя мною любимый. Среди новых произведений — портреты ветерана спецслужб, схимницы Новодевичьего монастыря матушки Елены, натюрморт «Эпоха Просвещения». Эти и еще другие картины можно будет увидеть на выставке моих новых работ.
— А ведь, насколько я слышал, вы вообще могли не стать художником — хвалили вашего брата...
— Да, мой младший брат (он, увы, ушел из жизни) лет в семь получил первую премию на международном конкурсе рисунка. Как узнали об этом — стали прыгать с ним от радости то на раскладушке, то на полу. В школу прихожу — меня все поздравляют, как будто это я премию получил: по радио же сообщили! А соседи меня начали взвинчивать: ну, ты же тоже можешь рисовать, любишь… — так запишись в кружок! И я записался в изостудию Дома пионеров.
Единственное, во что я верю, — в судьбу. Каждый человек запрограммирован на какие-то деяния, каждый несет свою миссию на Земле. И в это я верю, просто исходя из прожитой жизни, никому не навязывая своих чувств. Так вот, брат мой бросил увлечение рисунком — улица затянула, хотя пытался его заставить силой. Не получилось: мама и бабушка его — как младшего — жалели: «Вот у него головка болит, вот животик болит…» А он просто притворялся, чтобы ничего не делать. Он хотел гулять во дворе с ребятами. Они его и затащили «в улицу», а жаль: он был талантливым. А я остался. Даже в две смены стал ходить в кружок, стал плохо учиться в школе, признаюсь. Просто с головой ушел в рисование.
Ну а потом, в возрасте 18 лет, когда было тяжело видеть, как мать и бабушка тяжело работают, копейки получают, мне стало стыдно садиться за стол обеденный. Говорю вам искреннюю правду, не преувеличенную.
— Пошли работать?
— Да. Хотя специальности не было. Сначала на швейную фабрику, подсобным рабочим, потом — грузчиком на мебельную фабрику (она до сих пор жива еще), но самая тяжелая работа была на винном заводе. Параллельно пошел десятилетку заканчивать в школу рабочей молодежи. Но рисования не бросал. С одной стороны, мне было отрадно, что я помогаю родителям, а с другой, это чувство — тяга к рисованию — оно меня спасло. Потому что мне самому перед собой (не перед кем-то!) было стыдно, что я грузчик. Думал: елки-палки, мне 18 лет, а я все грузчик. Потом 19 лет — грузчик… Понятно, что мечтал о совсем ином призвании — и с третьей попытки поступил в Суриковский институт. Эта тяга меня спасла. Я приходил с работы домой уставший, голодный и садился рисовать.
— Не будь у вас холста, не будь этой тяги...
— Я бы погиб. Все время думал: ну кто я есть? Ничего не закончил, нет профессии… Но помог случай: мой учитель в изостудии познакомил меня с академиком Лактионовым. Тот и сказал: «Приходите, покажите свои рисунки». Я пришел, показал графические портреты людей. «А что вы делаете в жизни?» — спросил Лактионов. Я ответил: «Работаю грузчиком». — «Вам надо срочно это бросать. Поберегите руки. Вам надо учиться. Готовиться к поступлению в Суриковский институт». Позже Лактионов и его друг, художник А.М.Грицай, отвели меня к президенту Академии художеств Владимиру Серову. Серов как увидел рисунки, тут же сказал: «Бросайте работу грузчиком, идите ко мне в мастерскую, когда мне понадобится — будете позировать, а я вам буду помогать». Платил мне по 70 рублей в месяц. Увы, через полгода он умер… А я все-таки поступил в Суриковский институт.
— О чем-то жалеете в жизни?
— Только об одном. Что я не учился у таких мастеров, как Брюллов, или Энгр, или ван Дейк. Я не люблю, допустим, манеру Рубенса. Но это совершенно неважно, любишь — не любишь: мастерство какое! Вот сидишь у них за спиной — и тебе такое открывается! Как Леонардо да Винчи учился у Верроккьо или Микеланджело сидел за спиной у Донателло. Они учились с десяти лет. В 20 лет уже от них выходили готовыми мастерами. Учились и механизму искусства, и мастерству. А здесь приходится методом тыка, потому что произошел разрыв в передаче мастерства. Один художник должен передавать другому из рук в руки свое мастерство!
— Так во всех искусствах...
— Совершенно верно. Но в музыке это хотя бы как-то больше сохранилось. Наша консерваторская школа — великая, во всех ведущих оркестрах мира ты встретишь русских людей. И я очень жалею, что у меня не было столь грандиозного учителя, потому что я куда больше умел бы. Я больше бы знал о технике мастерства.
— Так странно от вас это слышать о технике искусства…
— Это зависит от того, какую планку себе ставить. Если низкую — тогда пожалуйста: я работаю лучше этого, пятого, десятого… И быть довольным. А если ты смотришь на самых великих, то никакого самоудовлетворения и в помине быть не может. А я на великих все время смотрю, каждую ночь. Вот ложусь спать — в кровать с собой кладу альбом: то галерея Уффици, то Лувр, то Третьяковка… И мысль одна: какие были гиганты! Да достаточно моего любимого писателя Стефана Цвейга почитать — его биографию Микеланджело, и уже все ясно: как должен учиться и работать настоящий художник, с какой ответственностью, требовательностью, недовольством собой. Вот я — за такое искусство, которое не зависит ни от моды, ни от времени, ни от чего, величина которого постоянна, и она необходима людям.
— Классикой называется.
— Да. Вот я — за это. Так я создан. Таким родился. И этому служу. Вот я ездил в Саратов — мне показали фотографию старой женщины. Прошла войну. Простая деревенская женщина. В 20 лет она пошла добровольцем на фронт, была прожектористкой, освещала с подругами вражеские самолеты, а зенитчики их сбивали. Потом воспитала шестерых детей. Одна, муж выпивал здорово. Я как увидел ее глаза — все бросил, помчался в деревню под Саратовом и восемь дней в избе писал ее портрет. Это одна из лучших моих работ. Какие глаза! Руки какие! На них страшно смотреть. Громадные от труда. Она прошла всю войну. А в глазах — бездонная доброта, в них можно утонуть. Вот таких людей люблю писать.
— Жаль, что за ними нужно ехать далеко…
— К сожалению, это поколение уходит. Поколение бессребреников. Бывало, идешь по Арбату еще лет пятнадцать назад — идет старушка, такая интеллигентная, ей под девяносто уже, пальто на ней не как изначально — черное, оно уже зеленый оттенок имеет, выгорело от солнца. Но взгляд… настоящей женщины. И в этой красоте и чистоте можно утонуть. Вот это, увы, уходит. Недавно я еще написал Натана Львовича — он стоял в переходе на Боровицкой с двумя собаками, бывший скрипач. Шляпа на полу. Лицо несчастное. Не перестроился к этой жизни, не смог. Но какой образ! И эту картину я тоже подарю городу 31 мая.
— Как вы понимаете — в какой момент ваша картина закончена?
— Потрясающий вопрос — это то, что во мне сидит и свербит меня. Никогда не могу понять, что картина закончена. Клянусь! Вот прохожу по галерее — а когда картина висит не в твоих стенах, то будто и не твоя, и я получаю больше возможности сам себя критиковать, — сразу вижу недостатки. И несколько работ даже брал обратно в мастерскую и кое-что там переделывал. Желание постоянно их совершенствовать. Постоянно! Как говорил Энгр, величайший французский портретист всех времен: «Если мои работы чего-то и стоят, то только потому, что я их постоянно переделываю». Художник должен быть самоедом. В таком состоянии жить тяжело, потому что постоянно что-то гложет изнутри: это не так, это снова не так… И так должно быть, это толкает тебя к совершенствованию, иначе получится, как в «Портрете» у Гоголя…
Иногда товарищ какой-нибудь позвонит из творческой среды: «Приходи, я такой шедевр создал!» Я думаю: надо же, человек настолько собой доволен… У меня — и к сожалению, и к счастью — такого нет. Я этому больше рад, чем не рад. Потому что ставлю себе планку, глядя на старых художников: к ним хочется ближе подойти.
— Но уж, по крайней мере, не переписываете свои прежние работы очень долго?
— Кое-что доделываю. Говорю как есть. Простой зритель все это не заметит. Но я обязан видеть!
— С возрастом приходит осознание недостатков?
— Не с возрастом, с опытом. Настоящий художник должен учиться всю жизнь. И художник, и музыкант. Вон взять скрипачку и дирижера Светлану Безродную (которая неоднократно выступала у нас с концертами) — у нее же нет ни одного концерта проходного, постоянно репетиции, она идет все выше и выше. А есть те, кто достигает определенного уровня, успокаивается и катает себе то, что когда-то наработал. А Светлана — настоящий творческий работник.
— Вы большое значение придаете графике...
— Рисунок — это всё! Фундамент всех видов изобразительного искусства. И на этом фундаменте можно строить все остальное. Цвет появляется позже. Основное мастерство — оно в рисунке, в понимании сути, формы, образа…
— Вот я вижу ваши портреты артиста Жженова или режиссера Марка Захарова. Жженов столько отсидел в лагерях... Вы когда пишете портрет, вам надо что-то знать о человеке, его биографию, или как художник вы и так схватываете суть?
— Желательно знать. Вот вы увидели Жженова. А я портрет никогда не показываю, пока не закончу и в раму не вставлю. Потом сажаю человека напротив: «Говорите что хотите. Если я с вами согласен, то исправлю». Никогда в позу не встаю. Но если не согласен — вы меня не заставите. Жженов посмотрел и сказал: «Я даже не знал, что на моем лице написана вся моя судьба». Это было за год до смерти. Надо уметь понимать людей. Для этого надо быть тонким и с ранимой нервной системой. А таким становишься, когда сам кое-что пережил.
— То есть без страдания ничего не будет?
— Вы даже сами не понимаете, что сейчас сказали. Это самая суть. Кто не страдает — тот не верит. Не видит самых тонких, затаенных вещей, всей глубины в человеке. И не было бы ничего без глубины и нерва в искусстве.
— И вот как раз возвращаясь к галерее и ее 20-летию: отрадно, что она стала центром притяжения всех видов искусства...
— Да, это так. Мы много лет проводим концерты звезд «В гостях у галереи Александра Шилова» (у нас зал примерно на 300 мест). Здесь уже выступали Оскар Фельцман, Иосиф Кобзон, Юрий Башмет, Валентин Гафт, Зураб Соткилава, Владимир Зельдин, Михаил Козаков, Сергей Стадлер, Наталия Гутман, Александра Пахмутова, Николай Добронравов, Виктор Третьяков, Владимир Маторин, Елена Образцова… Какие чудесные выступления у Игоря Бутмана! И все концерты идут при полных аншлагах. К тому же часто зовем на эти вечера малозащищенные группы населения — тех, кто не может сам оплатить себе входной билет. Сердечно принимаем детей с ограниченными физическими возможностями, из детдомов. Они приезжают на колясках, для них устраиваются конкурсы рисунков, награждаем чем можем. Здесь они чувствуют себя полноценными людьми, и это самое важное.
— Ваша выставка «Они сражались за Родину» ездит по городам России...
— Владимир Владимирович Путин, наш президент, дважды посетил галерею, чем я очень горжусь, и коллектив галереи тоже. Осмотрев Зал боевой славы, где изображены великие люди — разведчики, контрразведчики, все те, кто воевал… — предложил провезти выставку «Они сражались за Родину!» по городам-героям и местам боевой славы, в знак благодарности ветеранам войны. За два года выставка посетила 17 городов. Успех громадный. Люди, совершившие подвиг, защищая свое Отечество, не должны быть забыты. Мы обязаны им тем, что наша Родина живет. В этом важный посыл воспитания подрастающего поколения: защищать Родину должен уметь каждый, это святой долг каждого.
Итак, 31 мая, с 16.00, в День открытых дверей можно будет прийти бесплатно, подняться на третий этаж в зал новых работ и увидеть новые творения мастера — 50 работ в живописи и графике, которые народный художник СССР, академик РАХ А.М.Шилов будет в очередной раз дарить людям.
