14.45, сады Джардини. По нашему павильону с проверкой мечется его куратор, комиссар Семен Михайловский в отутюженном костюме. Он вроде на всю биеннале такой один. Хотя мы — одни из немногих, кто закончил работы в павильоны вовремя, Семен Ильич волнуется за него, как за детище, до последнего. Оно понятно: Михайловский признается, что за несколько лет прикипел к нему душой. В прошлом году ему выпала доля руководить павильоном на архитектурной биеннале, с которой он справился безукоризненно (мы об этом писали), чем заслужил, так сказать, повышение.
Но от этих мыслей не осталось следа уже при входе в элегантный персиковый павильон, построенный еще в 1914 году Щусевым, искусство которого теперь шагнуло на улицу благодаря новаторству композитора Дмитрия Курляндского. По его задумке здание транслирует наружу едва уловимые звуки, которые незаметно въедаются в природу и окружающую среду.
— Эта прерывистая и тихая мелодия требует как минимум 3-минутного привыкания, — говорит Курляндский. — Как глазам надо освоиться в темноте, так ушам требуется сконцентрироваться и попытаться почувствовать мою музыку. Она ненавязчивая, не кидается в руки. Музыку записали на народных инструментах, в том числе балалайке, артисты ансамбля Зыкиной.
Открывают павильон вице-премьер Ольга Голодец и советник президента по культуре Владимир Толстой. Тут команде биеннале дико повезло: отправь начальство других чиновников, которые, как большинство людей при власти, на дух не переносят современное искусство, нашли бы к чему придраться — плакали бы эти 7 млн. (из 45-50 млн. общего бюджета нашего павильона), которые государство выделяет, вроде как, на его уборку.
— Название павильона — Theatrum Orbis, то есть «театр мира» — мы заимствовали у Ортелиуса с его географическим атласом мира XVI века, — делится с «МК» Михайловский. — В нашем случае это и трагедия, и комедия, и драма. Честно скажу, я не театральный человек, но театр у меня ассоциируется с 1980-ми, когда все в него ходили, потому что там было свободней, чем в жизни. У нас тоже получилось очень свободное искусство, которое играет со смыслами и подтекстами.
В павильоне разворачивается театр, сцена которого внутренний мир художника. А так как их три, нас погружают в искусство разных поколений и эстетик. Хедлайнер тут, конечно, Гриша Брускин, давно покоривший мир интерпретациями советского прошлого. Художник сам ведет экскурсию для чиновников. Никто, кроме автора, не передаст все смыслы его искусства, апеллирующего к ветхо- и новозаветным темам, жизни советского человека, всей непростой истории человечества с непрерывными войнами и борьбой за власть.
В первом зале на черном фоне возникает рота белоснежных одинаковых человечков, застывших с поднятыми руками. Они как будто пытаются свергнуть довлеющую над ними двуглавую птицу. И это не просто скульптура, а полноценный театральный механизм с винтиками, болтиками, гайками. Он поражает в первую очередь отсылом к злободневной теме — нарастающей агрессии масс против террора, контроля и управления ими порой антигуманной власти, а потом уже — очень натуральной, не вычищенной до блеска техникой исполнения. Во втором зале напряжение усиливается при виде кукол, манекенов, гибридов, символизирующих формы международного терроризма. Борются с ними солдаты с биноклями, древние идолы с антеннами и радарами на головах. В это время женщины, одни — в хиджабах, с оружием, а другие — похожие на птиц, ангелов, роботов, корчатся от страданий или порхают с бесстрастными лицами, как будто они уже на небесах.
Звучит «Реквием» Ахматовой, а все герои Брускина начинают кружиться по стенам зала благодаря видео. Материализуются страдания, репрессии, утраты, и это становится настолько пронзительной нотой, что люди испытывают катарсис. Голодец не сразу придет в себя и произнесет: «Я увидела новую философию мира, которая заставляет по-другому думать, чувствовать, смотреть. Это шедевр художника-философа, который необходимо показать в Москве!» Детали этого предложения обсудят позже, а пока все спускаются по винтовой лестнице на первый этаж, где в узких белых проходах — впаянные в лед человеческие тела. У кого-то свисает рука или нога, торчит голова. Это дело рук арт-группы Recycle — молодых Андрея Блохина и Георгия Кузнецова из Краснодара. «Популярный сегодня способ прервать человеческую жизнь — заблокировать его в виртуальном мире. Эти люди становятся безликими, как наши персонажи. На них есть подписи, кто и за что заблокирован. С помощью приложения, которые мы сделали для девайсов, посетители могут увидеть плоть погибших людей», — резюмирует Блохин.
Под занавес дают видеофильм самой заметной выпускницы школы Родченко Саши Пироговой, которая погружает нас в рождение жизни и метафизику движений. Ее герои просыпаются из песка и показывают нечто вроде ритуального танца. Урок танца от непрофессиональных танцовщиков, которые при этом не шаблонны и свежи, выглядит смелым заявлением на авангардную хореографию.
— Русский павильон — один из лучших из национальных на биеннале, — восклицает Ольга Свиблова, директор Мультимедиа Арт Музея. — В нем есть месседж, смыслы, которые трогают сегодня весь мир, а не только нашу страну. В нем собраны художники трех генераций: Гриша Брускин — наша гордость, классик с замечательной композицией, гениальный проект Recycle, который поднимает актуальную проблему — как сохранить память, если у каждого есть девайсы, которые копят и куда-то отправляют информацию, а она ведь может исчезнуть. Ребята сделали его невероятно пластично и концептуально. Наконец, звезда нашей школы Родченко Саша Пирогова сделала прекрасное видео, рассказывающее о другой жизни, которая вселяет надежду. Вместе эти работы объединяются в один правильный проект. Музей работал со всеми этими художниками и делал им персональные выставки. Приятно, что для венецианской биеннале каждый из них приготовил что-то новое.
Высоко оценили павильон не только музейщики (Марина Лошак, Зельфира Трегулова, Василий Церетели), но и художники (среди них и такие мэтры, как Леонид Соков, и успешные молодые мастера типа арт-группы ЗИП) — и это о многом говорит. Конечно, нашлись и те, кто обвинили Михайловского в конъюнктурности, Брускина — в неоригинальности, Recycle — в поверхностности, а Пирогову — во вторичности. Но это лишний раз доказывает, что перед нами настоящее искусство, которое заставляет рефлексировать, не оставляет равнодушным.
Художники устроили настоящий театр: у Брускина получилась трагедия, у Recycle — драма, у Пироговой — неоднозначная комедия. Возможно, было бы правильнее перекрутить этот многосочиненный спектакль наоборот, то есть, начать с выступления Пироговой, а закончить Брускиным. Художник ставит ударную точку, после которой оценить по достоинству другое искусство — сложно. Зато есть повод не раз вернуться в наш павильон, где демонстрируют, чем живет не только Россия, но и весь мир. Можно гордиться тем, что у нас есть художники, которые это сканируют и предъявляют в обескураживающих формах.
