Берменность не помешала Александре Урсуляк выйти на сцену

В Пушкинском театре сыграли в дочки-матери

В филиале Пушкинского театра из режиссерской лаборатории выпустили первую ласточку — спектакль «Гардения» по польской пьесе Эльжбеты Хованец (перевод Ирины Адельгейм). После премьеры, состоявшейся как раз в майские праздники, стало понятно, что у скромной истории, разложенной на четыре женских голоса, может оказаться счастливая судьба. Это более чем серьезная заявка молодого режиссера Семена Серзина из Петербурга, ученика Вениамина Фельштинского.

В Пушкинском театре сыграли в дочки-матери
Александра Урсуляк в спектакле «Гардения». Фото: Анна Шиганкова

Название спектакля — ну ни о чем. Разве что любительницы цветоводства скажут, что «Гардения» — комнатное растение с великолепными крупными цветками. Самый популярный цвет — белый. Но также существуют более редкие сорта с желтыми и розовыми цветками. Листки у гардении глянцевые, что особенно хорошо видно на всех фото. И дальше? Разве что героинь польской пьесы в какой-то степени можно назвать цветочками. Но не такими, что радуют глаз и создают уют. Да и нежные цвета вроде розового с белым тут совсем не подходящие.

Вот они, милые такие, сидят на стульях рядком и лицом к зрителям — разные, каждая интересна по-своему. Потому что еще пока они не персонажи, обозначенные автором как «женщины под номерами 1, 2, 3, и 4» , а актрисы — Александра Урсуляк, Анастасия Лебедева, Эльмира Мирэль и Наталья Рева-Рядинская. Спокойные, открытые и словоохотливые: каждая с улыбкой рассказывает историю из детства (позже станет понятно, что из собственного). Например, как очень занятая мама наконец пошла в школу на собрание, где узнала правду про «успехи» дочки, а вернувшись… Или как девочка, которую по болезненности мама-врач берегла от простуд, наконец отвела душу, извалявшись в снегу.

— А у меня про маму ничего такого нет, — заявляет рыжеволосая. — Вот про папу помню, поэтому рассказывать не буду.

Все смеются, потому что у каждого из ста человек, набившихся в небольшом зале, в детстве что-то подобное было. Если не выволочка после собрания, так посиневшие на холоде губы от того, что с улицы не хотелось уходить. Или сосулька, которую ты самозабвенно облизывала, не думая о какой-то там гнойной ангине.

Прием вербатима сразу же срабатывает на ликвидацию границы между залом и сценическим пространством, задает теплую носощипательную эмоцию и обещает приятное времяпрепровождение в холодный майский вечерок. Но не тут-то было. Не пройдет и пары минут, как милые актрисы со своими рассказами станут пронумерованными женщинами — 1, 2, 3, 4… Совсем с другими историями на тему «дочки/матери» в разные времена и системы Польши. И каждая из них пройдет положенный ей круг женской судьбы — от дочки до бабушки. Четыре поколения одной семьи. Четыре монолога, незаметно переходящие в дуэты, трио и, наконец, в квартет. Умопомрачительный по красоте и энергетическому воздействию, но он прозвучит уже в финале.

Пока же у микрофона с изображением на экране по заднику... Стоп! До чего же надоели в театре и микрофоны и экраны — сколько можно?! Но стоит Александре Урсуляк начать свой монолог, как вопрос про избитые в театре приемы улетают, как лепестки гардении под ветром. Прочувствованный, подробный и довольно продолжительный монолог вводит в историю семьи: Краков до и во время войны, гибель приемных родителей в краковском гето и беременность тогда еще девушки от... то ли поляка-сопротивленца, то ли немца-оккупанта. Трудная судьба у героини, но как же хороша Урсуляк, и как здорово, думаю я, что все-таки еще находятся режиссеры, которые подчеркивают и умело подают красоту актрисы, и стать, и каштановые волосы тяжелой волной на плече. Это какая-то совсем другая Урсуляк, не как у Бутусова — издерганно-нервно-дрожащее существо, которое талантливо играет. И беременность, которая ей к лицу, не помешала актрисе выйти на сцену.

Вот от нее и пошла семья: дочка, белобрысая, под мальчика стриженная, правильная, не в пример мамаше, пьющей, но с замашками богемы. У которой, в свою очередь, будет своя дочка, рыжая-бесстыжая, и белобрыска уже станет бабушкой, потому что у рыжей родится тоже девочка, которая собирается замуж, наконец составив хорошую партию. И вот в этот момент все мамы/бабушки/прабабушки (хотя последняя мертва уже) соберутся вместе, чтобы наконец понять, как неразрывны семейные узы, а родная кровь не пустой звук. Звук получится роскошный — «Богемская рапсодия» Фредди Меркьюри, разложенная на четыре женских голоса. Они уже не семейка Адамс с вечными взаимными упреками и ужасами быта, безответственности и порока, а красивая семья. Так похожая на все семьи, несчастная по-своему.

Вот такой маленький театральный бриллиант выпустил совсем молодой режиссер Семен Серзин. Где все тонко, прозрачно, просто и умно. Где талант актрис умело огранен, и небольшой объем ролей этому не помеха. Где музыкальная драматургия не расходится с режиссурой и изящно ее оформляет (великолепная работа Алены Хованской). А имя режиссера — Семен Серзин — безусловно, следует запомнить.

Опубликован в газете "Московский комсомолец" №27389 от 11 мая 2017

Заголовок в газете: В Пушкинском театре сыграли в дочки-матери

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Популярно в соцсетях

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру