Но мириться с физиологической несправедливостью Лолита не желает, утягивает свои рубенсовские формы, на которые иные ценители женской плоти заглядываются, на самом деле глотая слюни, в такие корсеты и узкие платья, что непонятно, как она на сцене не то что двигается, а выделывает кульбиты, которые порой и юным тощим старлеткам не сотворить… Кураж! Качество настоящего артиста. Платья при этом умудряются не треснуть по швам в интересных местах. Чем уж они там сшиты?..
На этом наблюдении, собственно, все претензии, которые можно было бы выжать из себя после новой концертной премьеры Лолиты в «Крокусе», заканчивались. Все остальное только вдохновляло и наполняло позитивом: номера (Лолита не поет «случайных» песен, каждый трек — осмысленный манифест, потенциальный или состоявшийся хит), драматургия (когда со сцены звучит не набор случайных шлягеров, а все они сотканы в цельный музыкальный спектакль с развитием образа, сюжета и сверхидеи), общение (артистка держит зал не только проникновенным и мощным пением, но «травит» байки, монологи и диалоги так, что зал катается влежку, а отменным стенд-ап-комиком она была задолго до всех камеди-клабов)… Даже сценография подчинена задаче общения с залом, без «виньеток ложной сути» и расхожих постановочных штампов «актуальной» сценографии. Глаз и ушей от сцены при этом оторвать невозможно…
После каждого концерта Лолита обычно мечется в гримерке раненой пантерой. Пытливо вглядывается в глаза каждого входящего с поздравлениями и цветами. Хочет правды! Не то что комплименты и поздравления совсем неприятны, но видно, как вожделенно ждет, чтобы кто-нибудь взял да отхлестал словом, вывалил всю правду-матку. Артисты часто так — они или нарциссы, или мазохисты. Есть пара садистов, но как исключение. У Лолиты же главный вопрос всегда: «Совсем было ужасно, да?»…
Поэтому, чтобы не выкручиваться в очередной раз из вопроса про «совсем ужасно», «ЗД» предложила артистке, которая и сама мастерица слова, отрецензировать собственный концерт, который по традиции никак не мог закончиться, поскольку публика устроила стоячую овацию, требуя бесконечных бисовок…
«…и скажут: да это же какашка, а не концерт»
— Лолита, какое настроение царило бы в твоей саморецензии?
— Это страшная вещь! Потому что рецензия, которую даешь сам себе, — оценка честная и объективная. И со стороны сцены она всегда ужасна. Но, конечно, не надо об этом говорить зрителю, потому что некоторые люди понимают все буквально и скажут тогда: да это же какашка, а не концерт! Но оценка именно со стороны сцены объективна, потому что ты себя контролируешь на все сто, видишь и понимаешь все изъяны. Зритель может и не понять, где ты ошибся, он не знает, как правильно, а ты-то знаешь! И потом тебя все это съедает.
— Неужели все так плохо и зритель сдуру требовал свои законные бисовки?
— Могу честно сказать, что нынешний концерт дался мне очень тяжело. Не знаю, что было в природе или какие катаклизмы были у людей, но первую половину концерта мне казалось, что и зал тяжелый, и я не вытягиваю ситуацию. Да еще какие-то женщины начали громко разговаривать в зале. Тут я подумала, что все — провал. Просто в моей жизни были похожие ситуации — заказные, они касались моего бывшего мужа. У меня шли диалоги с публикой, общение, и вдруг встают как по команде человек 20 и начинают кричать: хватит, мол, байки травить, пой давай… И так несколько концертов подряд в туре. Я поняла в итоге, что это — заказная история и касалась она моего бывшего мужа. Это было достаточно давно, когда я была еще за ним замужем. Но паника во мне осталась. И тут после третьей песни я слышу какие-то громкие женские разговоры, и мне уже кажется, что они кричат: «Пой давай!». А я в этот момент как раз разговаривала с залом. Думаю, ну неужели я опять кому-то понадобилась? Начала петь. А разговоры не заканчиваются, а, наоборот, становятся еще громче. И я пошла в зал, чтобы посмотреть, что происходит. Оказалось все гораздо проще. Просто подвыпившие девушки, которые захотели оторваться, очень мешали тем, кто хотел просто смотреть концерт сидя. Кое-как я утихомирила, но эта паника записана на подкорке, страх, которого я не испытывала очень давно. И возвращаясь к рецензии, из-за этого страха я начала дальше совершать ошибки.
— Уверяю, их никто не заметил.
— Да, возможно, зритель и не обратил внимания. Но мне казалось, что мне еще тяжелее работать, что я не беру зал. Паникуя, сокращала какие-то монологи, допускала ошибки. Поэтому моя оценка — неудовлетворенность после концерта. Обычно, бывает, я чувствую, что произошел дикий энергообмен (с залом), и я летаю, а потом не могу уснуть. А здесь час я сидела в гримерке после концерта и ни с кем не общалась. Только с Георгием Юфой, который зашел с супругой. Это была премьера номера, живая виолончель в новой песне «Ты мое море». Зритель блестяще принял!
— Вы сотворили с этой виолончелью просто тибетскую медитацию, растворили зал в музыке!
— Отыграв свой номер, он пошел в зал к жене, и вот его глазами, тем, что они мне говорили, я немножко успокоилась. Он выдающийся виолончелист, настоящий классический музыкант. И его оценка была бальзамом. Но никогда меня не собьет с толку никакой прием стоя по 15 минут после каждого концерта. Я всегда знаю, где ошиблась, где недоработала. Я все фиксирую и не могу расслабиться. Редко бывает, чтобы я сама себе сказала, что отработала на «пять». Вот такое резюме.
— Самоедство. Но «пятерки» ставишь хоть иногда?
— Есть какие-то штучки, хотя их немного, когда я себе ставила «пятерку». Все-таки это высшая оценка. Наверное, я перфекционист, а перфекционизм — это все-таки разновидность шизофрении, психическое заболевание. Поэтому в этом смысле я стараюсь себя беречь. Но были концерты на «пять» в моей жизни.
— Тем не менее публика готова была ночевать с тобой в «Крокусе» еще одну ночь, бесконечно бисуя, после того, как накануне, получая спецноминацию ZD Awards «За вклад в эстрадное искусство», ты предложила им не уходить из зала, чтобы дождаться уже твоего сольника…
— Ха-ха-ха. Ты знаешь меня много лет, я человек ироничный. Награду «ЗД» я приняла, как ты помнишь, лежа на сцене, имитируя газон, на котором и стоит эта награда. Все-таки такие награды — очень возрастные.
— Это стереотип. Вклад в искусство бывает очевиден порой задолго до холмика с газончиком. Зачем ждать? А то как у Райкина получится — про некрофильскую страну…
— Нет, она все-таки возрастная — такая награда. Я не сравниваю себя с Иосифом Давыдовичем Кобзоном, для которого подобная награда не просто количественная, а качественная. Такое признание нельзя получить в 18, 20 лет, 25 и в 30 лет…
— Лола! Тебе давно не 18 и не 30!
— Я понимаю, что вклад у меня есть, но я отношусь к нему иронично. И зная характер «Звуковой дорожки», понимаю, что эта награда тоже иронична.
— В какой-то степени. Без иронии и самоиронии в таком легком жанре, как поп-рок-музыка, нельзя ни жить, ни творить. Западные артисты, например, даже самые возрастные, это прекрасно понимают и так живут, а наши обычно бронзовеют и сходят с ума… И даже наградами в этой ситуации уже ничем не поможешь…
— Думаю, это защитная реакция часто. Кто-то очень боится потерять славу. Я, например, боюсь потерять зрителя, что гораздо важнее. К любым наградам стараюсь относиться иронично потому еще, что любая награда может посадить тебя в лужу, которая называется — «я уже все сделал». Я очень не хочу, чтобы вдруг подумали, что я сделала все. Вот это страшно. Любая награда для меня — повод развиваться. Чтобы этот «вклад в эстраду» не означал моей последней награды. Это моя внутренняя защита и мотивация иронического состояния. Не более того.
— Когда ты готовила к выпуску альбом «Анатомия», то очень радовалась тому, что на твоем жизненном и творческом пространстве появляются молодые и талантливые авторы… Радость не утихла?
— Абсолютно! Я очень запоминаю многие вещи и фразы. Например, запомнила твою фразу в рецензии про то, как редки ныне концептуальные альбомы. Вот и в новый альбом я так же тщательно подбираю песни. Шесть уже есть, четырех еще нет. Пока не будет, то не будет и нового альбома. Я действительно хочу, чтобы он был концептуальный, и не только в модности аранжировок, но и в смысле. Сейчас к моему берегу еще прибило нескольких потрясающих людей, молодежи, что мне, конечно, очень приятно. Артем Иванов, лидер группы «Инь Янь», написал мне очень классную песню «Колыбельная». «Бомба» будет у Леши Романова (экс-«Винтаж»), который написал сложнейшую вокальную песню.
— Она, кажется, называется «Похороните меня за плинтусом». Узнав название, я предположил, что это песня про тараканов. К счастью, ты не обиделась. А когда услышал демо, то был под впечатлением, как от какой-нибудь драматической роли Мерил Стрип. Эти «новые» авторы — будто твои творческие эмбрионы, потому, видимо, и прибились — по запаху нашли, так сказать, материнскую утробу… Жаль, что ты не исполнила на концерте этот «Плинтус»...
— Пока репетирую. Должна сказать, что безумно тяжелая песня — вокально. При этом она в абсолютно модной стилистике. Я впервые сталкиваюсь с таким произведением. Обычно к глубокому тексту пишут «глубокую» мелодию, почти романсовую или блюз. А здесь — абсолютная поп-музыка, но очень качественная и с высоким уровнем текста.
— Не боишься косых взгядов от Ани Плетневой? Мол, мужика из тандема увела…
— Я тот самый человек в шоу-бизнесе, который последним узнает обо всем. Я последняя посмотрела («голый». — Ред.) клип Алены Апиной, удивилась, почему на нее катят бочку вместо восторгов. Что касается развода в группе Леши и Ани, то я тоже узнала последней, прочитала в Интернете. Но ничего плохого в заявлениях Ани не увидела и поняла, что им двоим надо развиваться дальше, они этого хотят. Поэтому не вижу тут конфликта, не думаю, что Аня будет косо на меня смотреть, потому что Лешей эта песня написана для меня специально. Она взрослая. У Ани другой репертуар, она очень грамотно идет по своей стезе, понимает, что делает. Думаю, у них случилась нормальная усталость от дуэта. Я сама проходила это. За десять лет разошлись все дуэты. Кроме тех, которые были при коммунистах. Но тогда люди уходили, к сожалению, только с собственной смертью. Но это другая эпоха. Теперь люди вправе говорить: я устал (устала) от тебя, мне надо развиваться. Это правильно. Дуэт «Академия» был тому же подтверждением — усталость металла. Для того чтобы развиваться, люди должны делать шаги, и иногда они не могут договориться.
— А чутье на «правильный» хит у тебя, видимо, врожденное? Другие вычисляют до потери сознания и часто промахиваются.
— Я не вычисляю хит, я смотрю, как песня будет смотреться в программе. Именно это чувствую. Ведь многие песни — и «Пошлю его на…», и «Ориентация Север», и «Титаник» — были предложены очень многим исполнителям, моим коллегам, и от них все отказались, сказали, что «не хиты». И я поняла одну вещь — если песня моя, то круг на мне и замкнется. Иногда я в этой цепочке последняя. А потом у всех было удивление — как этот «Титаник» у нее выстрелил?! Автор Андрей Фролов сказал мне, что сам не ожидал и даже заплакал, когда на концерте люди запели хором эту песню на бис. Мне приятно, что я смогла удивить даже автора, который и сам, вероятно, не думал, что песня так выстрелит. А у меня была уверенность.
— В твоем случае работает классическая формула «хорошо смеется тот, кто смеется последним»…
— Я никогда об этом не думала, честно говоря. У меня каждое утро начинается с того, что прослушиваю песни, которые мне присылают, без преувеличения, со всей страны и даже из-за границы. И как-то выяснилось, что я единственная из моих коллег, кто такой «дурью» мается. В лучшем случае отписывают авторам: «спасибо, нет». В крайнем случае: «сколько стоит?» или «нельзя ли поменять куплет?». Возможно, леность не позволяет моим коллегам искать репертуар. Если я вижу, что это для кого-то подходит, для кого-то потенциальный хит, то пересылаю им эти песни. Иногда получается, а иногда коллеги этого не видят, а жаль. Потому что пара песен, из которых можно было сделать убойные хиты, была. Не знаю их судьбу, купили — не купили, но честно отправила их потенциальным исполнителям. Потому что они были не мои, понимаешь? Поэтому и отправила…
— Не пожадничала. Похвально! Из всего сказанного и произошедшего на твоем концерте можно сделать один простой вывод: многие страхи преувеличены, а ты — банальная трусишка… Ну, ладно, не банальная.
— Дай Бог! Эти страхи, они же — комплексы. Они меня и развивают, и оберегают — чтобы крыша не уехала, чтобы я не перестала ходить по земле. Это ведь очень страшно: в последнее время я много стала замечать такого отрыва от земли. В репликах, в замечаниях, в поведении, в бестактностях. Меня это настораживает. Я себя держу в тонусе.
— Ты же «женщина без комплексов»…
— Нет, все, кто без комплексов, давно лежат на погосте. У всех остальных людей есть комплексы. Просто есть негативные и позитивные. Я за позитивные комплексы. И самоедство в работе — это позитивный комплекс. Он не дает возможности вырасти короне, а потом рогам — под этой короной.
«Может, не травить нервную систему «Евровидением»?»
— Пока мы с тобой были заняты непрерывным творческим процессом — сперва на церемонии ZD Awards, а потом на твоем концерте, — страна погрузилась в нервно-истерическое состояние из-за возможного бойкота «Евровидения». Высказываются все кому не лень, и кроме Сергея Лазарева, все остальные, кажется, поют только в одну дуду. Тебе интересна эта катавасия?
— Меня всегда пугает, что люди забывают историю. Олимпийские игры создавались для того, чтобы прекращались войны. Это передышка, не стреляли ни одна пушка, ни один лук, ничего не летало, ни одно долото, кроме спортивных снарядов. Очень тяжело сейчас рассуждать о мудрости. Могу сказать, что я, например, поражена, как в Украине — не обычные люди, а какие-то маленькие очажки (активистов, политиков и т.д.) — гнобят выдающихся людей у себя в стране…
— По ходу только замечу, что это наша общая, видимо, забава — ментальная, так сказать, изюминка. Константин Райкин об этом же говорил, только рассматривал ситуацию уже по эту сторону от границы. Обострилось все сейчас…
— Да, но там это приняло уже какие-то эпические масштабы. Делают сейчас то, что когда-то делали коммунисты. Почему из Украины уезжали даже тогда творческие люди, обосновывались или в Москве или где-то еще, за границей? Почему-то Украина их ела — один был жид, другой беспартийный, третий еще чего-то. Всегда находили причины, но в основном жиды мешали.
— Опять не могу не вставить свои пять копеек. Антисемитизм был фактической госполитикой СССР еще при Сталине — «дело врачей», запреты на профессии и т.д… Извини, что прервал…
— Ничего. Просто мне-то казалось или скорее хотелось, наверное, чтобы вся эта гадость осталась в том же темном прошлом — и в России, и в Украине… Но сейчас я удивляюсь тому, что происходит. Люди, которые приносят славу Украине, настоящую славу, в том числе и в шоу-бизнесе, подвергаются гонениям только за то, что их талант и любовь к ним публики выходят за рамки Украины, что они востребованы и в России тоже… В этой ситуации я не понимаю, честно говоря, как поступить сейчас (с «Евровидением»). Потому что, с одной стороны, ясно, что человек, который поедет туда, не застрахован от нападок, от выкриков, это происходит сейчас и на обычных концертах. Будут такие провокации. И честно не могу сказать, насколько я уверена, надо ли в этой ситуации нам принимать участие в этих песенных «Олимпийских играх».
— Но у нас же любят пропеть песенку «всем врагам назло»…
— Поскольку участие в «Евровидении» пока еще никому мировой славы не принесло, кроме зарабатывания денег теми людьми, кто придумал и управляет этим проектом, я не знаю, надо ли нам так уж упираться в этой неоднозначной ситуации и участвовать. Может, пропустить годик, не травмировать нервную систему тому участнику, который, возможно, поедет?
— Это можно было сделать без скандала, приняв решение несколько месяцев назад в рамках регламента, как это обычно делают другие страны.
— Россия всегда терпелива в таких вопросах, старается до последнего не принимать какие-то радикальные решения — в смысле бойкотов и прочее. Америка вон нам бойкот, а мы их детей на кремлевскую елку приглашаем… Наверное, выход какой-то есть. Но я просто смотрю, что Украина делает со своими! Что же говорить о тех, кто приедет. Иногда это просто даже опасно для жизни. Надо ли рисковать?
— Абстрагируясь от сегодняшнего сурового дня, ты сама не думала об участии в «Евровидении»? Мне вот кажется, что ты просто прирожденная евродива…
— Честно — нет. По одной простой причине — я же сама себе режиссер и продюсер. И как режиссер я говорю своей артистке: у тебя очень слабая нервная система, ты не сможешь, это не остановишь никаким имодиумом, потому что ты волнуешься и перед обычными концертами, а что с тобой будет там, моя девочка?! Я тебя не пущу! С другой стороны, продюсер говорит еще: а кому это и что дало? Ты получишь международный контракт? Выучишь английский язык? Поедешь петь переведенные Цветаеву и «Ориентацию Север» в мировое турне? Нет! Тогда на кой тебе это надо?! Одна потеря нервной системы и обезвоживание организма.
— Понятно. «Евровидение», в общем, потеряло свою диву…
— Там своих до фига. У меня нет таких амбиций. Для меня это — мертвый конкурс. Мое удовольствие — это когда ты собираешь аншлаги и люди тебя любят, потому что ты на это положил жизнь. Вот это удовольствие!
— А как же сотни миллионов телезрителей, которые каждый год прилипают к экранам телевизоров во время этих, как ты выразилась, музыкальных Олимпийских игр? Адреналин, тусовка, фан…
— Дело в том, что в последнее время так все омрачено политикой, что и люди, как мне кажется, болеют уже не столь объективно, не по музыкальным, а по политическим соображениям. И это как раз убивает тот самый фан из этого зрелища.
— Мне кажется, что политика — больше в воспаленных головах на этой территории. Как участник событий могу утверждать, что реально там (на конкурсах «Евровидения») картинка и атмосфера кардинально отличаются от того, как здесь это воспринимается, описывается и трактуется в основном…
— Ну, как бы там ни было, я в любом случае не человек соревнования, я человек медвежьей болезни…
