Полупустой зал. Да нет, меньше половины… Я ничего не понимаю: такой артист, такой человек. Человечище. Такого больше нет и не будет. Просто попрощаться, прийти и попрощаться, возложить цветы к гробу — и нет вас. Вас так мало…
Да, он был очень скромным. Никуда специально не лез, ни в какой телевизор. Когда в Ленинграде еще играл «Укрощение строптивой», зрители восторгались, а он после спектакля надевал потертое пальтишко, поднимал воротник… только его и видели.
Никакой славы ему было не надо, лишь бы играть вволю. Только то, что хотел и мог. А мог он многое. Вот вам Сталин — неоднократно. Сталин, представляете?! Ну посмотрите на Петренко… Вот Петр I. А вот Распутин. «Такого Распутина не было ни до, ни после него, — говорит Сергей Никоненко. — Звезды, мировые и отечественные, пытались его сыграть в последние годы, да куда уж им. Только Леша это мог сделать».
Леша, Алексей Васильевич, мог все. Его семиминутный монолог в фильме Германа «Двадцать дней без войны» непостижим. Это такая эмоциональная самоотдача, что даже ролью ее не назовешь. В этих семи минутах — проживание, прожигание всего себя, на полный износ. И сумасшедшие глаза, и жесты, и этот мат… Непостижимо.
А вот Петренко в балетной пачке танцует в театре «Школа современной пьесы» с Альбертом Филозовым и Любовью Полищук. Такой большой, громоздкий — и такой легкий, просто воздушный.
Он ничего не боялся в искусстве, то есть абсолютно. Любил эксцентрику, но всегда с привкусом трагичности. Любил юмор, самоиронию, но там столько смыслов… Что он творил с нами, этот громадный артист!
Его коллеги на траурной сцене говорили слова. Очень хорошие слова, искренние, идущие от сердца. И Аристарх Ливанов: «С Алексеем Васильевичем я всегда становился лучше». И Николай Бурляев: «Перед смертью он просил не говорить, какой он гениальный, и не аплодировать, когда его понесут. Он хотел, чтобы только читали стихи». Читали — Цветаеву, Есенина, много кого. Но вот опять, это уже Сергей Гармаш: «Я не понимаю, почему не пришли молодые артисты?» Никто не понимает.
А не говорить о гениальности… Ну как же это можно, Алексей Васильевич?! Вот и говорили. И правильно делали. Но дороже всех слов оказалась песня, его любимая. Украинская. В этот раз играла только гитара, без голоса. Но душа Алексея Петренко проявилась именно здесь и сейчас, в этом нехитром мотиве. Таком душевном и таком впечатляющем.
