Исаакий глазами блудниц, нищих и бомонда: «Там джинны бродят»

Разные питерцы — от народного артиста до бандита — рассказали, что их связывает с главным символом Северной столицы

Еще полгода назад про Исаакий и не вспоминал никто. Теперь же на волне споров о передаче его РПЦ журналисты буквально осаждают собор — фоткают одно и то же, берут интервью у реставраторов и музейщиков. Мы решили поступить проще: денек-другой потусовались вокруг, обнаружили дворников и гопников, атеистов и таксистов, официантов и музыкантов, ментов и нищих, верующих и брачащихся — у каждого к Исаакию свой интерес. Поехали!

Разные питерцы — от народного артиста до бандита — рассказали, что их связывает с главным символом Северной столицы

«Что мне ваш Исаакий, если там туалета нет?»

Кассирша общественного туалета напротив: «Я была в Исаакии, но там туалета нет, поэтому ничего про собор сказать не могу. Всех оттуда к нам отправляют, все-таки не стыдно, у нас тоже здание историческое, в грязь не ударяем, Екатерина II закладывала — теперь памятник садово-паркового искусства. Выхожу с работы, смотрю на собор и вдохновение ловлю».

Продавец кофе: «У Исаакия не гоняют — можно стоять весь день, не то что у Казанского... Морозец бы покрепче, чтоб все мерзли. Цепочка получается: вот выход из собора, тут я стою с кофе, а через дорогу туалет. Все выходят, спрашивают: а есть где туалет? А я им заодно: горяченького не желаете? Стаканчик — 50 рублей!»

Молодой китайский турист: «Необычные лица белых людей на картинках нам очень понравились. Хорошо нарисовали. Кто это — не понимаю. Это икона называется? Нет, Библии я не знаю. Но все величественно внутри, у нас такого нет. Только телефон негде подзарядить».

Ряженая уличная актриса «Екатерина Великая» у собора: «Жизнь заставляет — пришлось и мне выучить китайский, много оттуда туристов круглый год. Часто без переводчика. Ни про Петра Первого, ни про меня они ни шиша не знают. Ну и к лучшему. Им костюмы нравятся, фоткаются с удовольствием, им только фотки в телефоне и нужны».

Общественный туалет.

Максим, студент-архитектор: «Тут треть жизни проходит, постоянно здесь крутимся, у Исаакия на плацу. Вдохновляет: солнышко от купола отсвечивает. И не потеряешься, не Марсово поле. Как кто из другого города приезжает — тащим на колоннаду Исаакия: оттуда весь Питер как на ладони, это не сухие гугл-карты, сразу просыпается желание сходить и в Петропавловку, и к ростральным колоннам... Но в плане красоты мне больше нравится Казанский собор, он вписан в окружающую застройку, уважает городскую среду, а Исаакий доминирует, следовательно, подавляет более скромных, что архитектору режет глаз».

Ректор Санкт-Петербургского института им. Репина Семен Михайловский: «Собор организует пространство. Мозаики на нем делали наши предки из Академии художеств. Мы храним макет Исаакия работы архитектора Монферрана, его рисунки и акварели, сделанные при строительстве».

Галина Ивановна, блокадница: «В войну не до Исаакия было, мертвых по улицам собирали. Хотя друг у меня был — альпинист, купол красил, закрывал. Сама я в блокаду подростком на фабрике пианино «Красный Октябрь» работала, это бывший знаменитый «Беккер». Это меня и спасло от голодной смерти. Мы, 13–15-летние, сидели там на казарменном режиме — значит, и работали, и жили, тут же койки стояли. Чтоб домой туда-сюда не ходить, силы не тратить. Ящики делали для противопехотных мин, снарядов. На фабрике живые клеи были, мездровые. Это для фортепиано, когда резонансный щит к футору клеится. Клей из рыбных костей. Или из сыворотки козьего молока. Его есть можно было. Считай, добавка к пайку. На вкус как тыквенные семечки».

Полицейский: «Летом, в сезон, здесь много карманников. Народ ходит расслабленный, голову задрав, ничего не замечает. Хотя в основном работают у касс на улице: там толпы туристов собираются, трутся друг о друга. Деньги, документы крадут. А что сделаешь? Одна секунда...»

Бабуля с детской коляской на улице: «Живу здесь через два дома, каждый день выгуливаю внучку. Как большой колокол прозвонит в полдень двенадцать раз — значит, пора домой, ребенку обедать. Вот жду. Родной он, Исаакий, родной».

Юрий, экскурсовод собора: «Я начинал в Казанском, но там руководство просило чуть ли не после каждого пятого слова вставлять «аминь», «Бог», «Господи помилуй»... Многие дети от этого обалдевали и уходили с экскурсии. Сейчас вожу ребят по Исаакию, где подобных условий пока не навязывают. Кстати, у Исаакия много прозвищ по жизни — «чернильница», например. Кто что видит. А Теофиль Готье в своих записках о России 1859 года восторгался, что «Исаакий, одетый в белую снежную шапку, приобретает очень русский характер». Только, по его мнению, собор «слишком низко поставлен — повыше бы гранитный цоколь».

Михаил Гантварг, скрипач: «В детстве нас приводили к Исаакию — смотрите, все колонны в выщербинах, сколах после артобстрелов. Чтобы помнили. Теперь почти всё заделали. У меня из квартиры виден лишь шпиль на куполе, сейчас он в лесах. И после всех гастролей, европейских столиц просыпаюсь, подхожу к окну, вижу шпиль — значит, дома я, дома, все четко и ясно».

«Мент подойдет: «У жены день рождения». Ну, понятно, отстегиваешь на подарок»

Нищая у касс: «Мало подают, ой, мало. Холодно, ой, холодно. До шести стою. Если не прогонят. Менты не берут денег, даем — не берут. Гонят. А вы кто такие?» (Наклоняется к черному мешочку за спиной, достает мобильник и кому-то в спешке набирает.)

Верующий мужчина с ребенком, крестится на чугунную дверь собора: «Если даже храм разрушен, или в нем музей (как здесь), то ангел все равно стоит. Пришел сюда без скверны в голове — освятился. У многих нет денег на билеты. А как будет храм — каждый зайдет бесплатно. Лишь бы скверну оставляли за порогом».

Таксист: «Ой, эти колонны мне уже снятся! Каждая трещинка! Могу экскурсии вести. 40 лет таксую, из них 25 — у Исаакия. Мент подойдет: «У жены день рождения». Ну, понятно, отстегиваешь на подарок. А что? За хлебное место платить надо. Девяностые опять вернулись. Кто тогда присел, сейчас вышел, места отжал и опять в дамках. Братки держат поляну, попы когда придут, себе поляну отожмут, как при других храмах. Питерские законы. А так стой себе и стой, с наших по центру 500 рэ, с иностранцев дороже».

Хипстерша в храме: «Селфи делать удобно — картинки все на приличной высоте, с другой стороны, все довольно однообразно, много в соцсеть не выложишь, скучно. Ну, колонны малахитовые...»

Мамочка с дитем внутри собора: «Сейчас могу спокойно заехать сюда с коляской, погреться. А вот не уверена, что с детской коляской пустят, когда здесь РПЦ воцарится. Скажут: почему не в платке, не в длинной юбке? Кстати, музей постарался, чтоб на колоннаду поднимали инвалидов на колясках. Опять же — церковь будет ради них стараться? А мы в Греции были, в монастыре, там нам монах объяснил, что вся эта обрядовость — ерунда, эти юбки, платки... вера нужна. Нет ее — чем голову ни покрой, не поможет».

Медсестра соседней больницы: «В терапевтическое отделение иногда попадают такие, кто, поднимаясь в соборе по винтовой лестнице, умудрился упасть и сразу две ноги сломать. У кого-то давление лихо подскакивало от перепадов высоты, тоже к нам вели. А один дедок (лежал у нас с сердцем) ногами почти не мог шевелить, но после обеда всегда просился пройтись до собора, чтобы помолиться. Как туда — еле передвигается, а назад чуть ли не вприпрыжку. Может, сила мысли?»

Продавщица алкоголя в соседнем от собора переулке: «Чтобы торговать хмельным зельем рядом с собором, пришлось повоевать с мафией. Большой откат хотят, знают, что место хлебное. Все идут: от студентов до новоиспеченных мужей, которые приезжают сюда после загса. Если в сквере у собора кто-то распивает, ручаюсь, наш клиент. Все знают, что у нас бодяги не бывает».

Художник, главный «Митёк» страны Дмитрий Шагин: «Мои бабушка и дедушка — блокадники — работали в этом музее. Считаем его Ноевым ковчегом: во время войны сокровища из ближайших хранилищ сюда свезли и спасли. Немецкие снаряды Исаакий пережил, вот бы еще справился с наглостью нынешних оккупантов».

Официантка в кафе: «Все тащу и тащу свою подругу на колоннаду Исаакия, но у нее природная боязнь высоты, белая делается, я на 21-м этаже сама живу — так она ни разу у меня дома не была. Думала Исаакием полечить... но нет, она боится его, идет даже рядом и боится: поперек горла, говорит, мне ваш Исаакий».

Жених с кортежем: «Да мы в сам собор не заходим, просто такая традиция — объезжать на свадьбу все знаковые места и фоткаться, пока не надоест. У Исаакия удобно — можно отойти в парк, невесту на руки, и весь собор за спиной в кадр влезет».

Там чудеса, там джинны бродят

Реставратор (узбек): «Работаю ток ночью тут. Тьма здесь капитальный. Как почитаю (видимо, Коран. — Авт.), кажется, джинны нет-нет тута бродят».

Гопник в кроссовках и с пивом: «У друга квартира напротив, коммуналка не расселенная, там пятеро одного битами избили, столько кровищи, такие фотки получились, что там Исаакий! А вообще кто в Исаакии не бывал, тот города не видал. Туда хорошо девушек водить на свидание — красиво и на ресторан тратиться не надо. Сразу очаровываются. А как со свечечками все начнут ходить, молитвы бормотать, малина не та будет, весь кайф обломят».

Павел Кравчун, органный эксперт: «Я хоть и коренной петербуржец, но этот объект мне никогда не нравился. Не тянет. Мимо брожу, без желания войти. Архитектура его — ни то, ни се, она вторична. Да и вида на город с колоннады особо нету. Внутри собор мрачный, хоть и малахитовые колонны, все очень дорого, но не по душе, не то».

Режиссер Игорь Масленников: «Вон он — из окна виден! Я человек не воцерковленный, но для меня совершенно очевидно, что там должен быть храм, а не музей. И не разделяю волну того бедлама и безобразия, которую устроили противники его передачи РПЦ. Монферран его строил почти полвека, сотни тысяч рабочих трудились, это чудо инженерной мысли того времени, а какие каменоломни под Выборгом, где делались феноменальные монолитные колонны! Ну неужели все это для того, чтоб превратить его в музей? Ерунда!»

Сотрудница лютеранской церкви св. Петра и Павла: «Страшно на Исаакий смотреть, как подумаю, сколько людей полегло из-за него. Для каждой колонны (собор окружает 112 колонн. — Авт.) вручную обрабатывали гранит. После двух лет такой работы человек становился инвалидом или сразу умирал. Люди жили в нищете, зато собор в золоте».

Охранник у спа напротив Исаакия: «Я сам с юга России, смотрел, помню, фильм с Данилой Козловским «Одиночка», еще подумал: а неплохо бы попасть в Исаакиевский собор. И вот как жизнь повернулась — стою теперь днями напролет рядом. Если честно, уже и не замечаю. Да и внутри не был».

Проститутка: «Клиент один у меня живет с окнами на собор. Когда в первый раз у него оказалась, прямо ахнула, какой крутой вид из окна. Долго бы глядела, да он спешил. Это после Великого поста было: он больно верующий, в посты ни-ни, а после можно. Все бы ничего, да шторы он не закрывает во время этого... Мне не по себе становится от одного вида собора, а еще святые с икон глядят. Зато ему хоть бы что, говорит, что все ему прощается, так как в святом месте живет».

Писатель Евгений Водолазкин: «Бываю в Исаакии на службе. Меня восхищает сам собор: его духовная красота и мощь, удивительные интерьеры, невычурное богатство. Помню его еще с маятником Фуко, поверьте, это было печальное зрелище. Многие радовались, когда начались службы в приделе Александра Невского. Храм стал оправдывать свое предназначение, ведь он создавался не для маятника, а для общения человека с Богом».

Депутат на митинге «За передачу РПЦ»: «Все детство родители сюда таскали по выходным. Мамаша была втихушку верующей, а папа — архитектор, изучал строение. Вот тогда этот богатый стиль мне впелся в душу. Все воображал, что вырасту и дом на такой манер обстрою. Только к сорока мечта сбылась. Коттеджик внешне у меня скромный, чтоб соседи не завидовали, зато внутри по-царски: золото, мрамор, лепнина, иконы, полотна, чем не Исаакий?»

Обувной мастер в будке: «Сколько анекдотов про Исаакий было до войны, мишень для фольклора. Американцев возят по городу, показывают один дворец, второй, третий. Они любопытные, пристают с расспросами: «А этот дворец за какое время построили? А этот? А этот?» Экскурсоводу надоело все это, едут мимо Исаакия. Те опять: «А эту громаду за сколько возвели?» Гид отвечает: «Не знаю, вчера еще не было». Или: «Какая у нас мощная резиновая промышленность! Тут дворник чистил купол Исаакиевского собора, сорвался, так одни галоши и остались».

Трудница (служка) храма при соборе: «Здесь началась моя духовная жизнь. Как подумаю, что стараюсь сразу для тысяч человек, благодать по сердцу разливается...»

***

Вот такая у каждого, вспоминая фильм «Покаяние», получилась дорога к храму. Дерутся за Исаакий, дерутся, а он стоит себе и стоит — будто бы сам стыдится своего великолепия. Стоит и думает — уж не додерутся ли его враждующие почитатели до того, что рано или поздно разделит он судьбу Пальмиры? Но как сказал один библиотекарь: «Что бы там ни было — музей или храм, — сносить не будем». Наша вылазка показала, что в отличие от многих помпезно-парадных сооружений Исаакий жив, актуален, играя роль (порой и странную) в жизни очень многих людей. И пока это так, дорога к храму не затеряется.

Опубликован в газете "Московский комсомолец" №27327 от 17 февраля 2017

Заголовок в газете: Бытовой Исаакий

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Популярно в соцсетях

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру