— Алекс, вас замучили вопросами о вашем родстве, а как бы вы оценили события столетней давности — русскую революцию?
— Ах, Австралия так далеко от вас, так глубоко на карте, там вообще не думают о русской истории. Это всё для нас как легенда, не очень важная, к сожалению... Конечно, мой отец часто говорил о событиях тех лет, но я — ребенком — ничего не понимал. Вот здесь все знают о Распутине, о семье Юсуповых, — для меня это просто откровение! А у нас — кому есть дело... При этом, сам я ощущаю себя русским, никто из моих коллег не понимал, зачем так рвусь в Россию: «ты же австралиец!». Нет, свою русскость чувствовал всю дорогу, тем более, дирижируя Чайковским, Мясковским, Шостаковичем, Прокофьевым. Мыслю как русский человек. И у отца была русская душа — очень теплая, любящая, потому что сами австралийцы не такие. Они — взять их английские, шотландские корни — несколько отстраненные.
— Повод вернуться сюда, думаю, вам представится.
— Прошлым вечером я встретился с маэстро Федосеевым — прекрасным дирижером, его знают во всем мире. Мы с ним говорили о русских композиторах. И теперь он приглашает меня продирижировать с БСО Пятой симфонией Шостаковича. Так жаль, что мой папа умер, он был бы рад, что я тут в окружении друзей. Он-то знал хорошо историю, отец был близок именно с тем самым Феликсом Юсуповым (брат моего прадеда), который оплатил его обучение в школе, в институте... Я сегодня звонил маме, и вдруг выяснилось, что Юсупов заплатил даже за операцию по удалению аппендикса моему отцу.
— Вы жалеете, что отец не говорил с вами по-русски?
— Глупо, эх, глупо... Изначально у отца было два языка — русский и французский (язык русской аристократии), но мой отец, оказавшись в Австралии после Второй мировой войны, решил стать абсолютным австралийцем, выучил английский (тем более, что моя мама — австралийка). Отец в Сиднее говорил по-русски с друзьями, но не со мной. Майкл Романов, который был бы у вас следующим царем, тоже эмигрировал в Сидней, и они с отцом были лучшими друзьями, Майкл все время приходил к нам, — и с отцом они общались только по-русски, на высоком интеллигентном языке. И даже сейчас в моем доме в гостиной остались артефакты русского быта — как это... медный толстый сосуд?
— Самовар.
— Да! Стоят начищенные блестящие самовары, у отца их было три! И маленькие вещички — ложечки, игрушки... я прежде и не замечал всего этого, пока был мальчишкой, но, наконец, вступил в тот возраст, когда это стало важным.
— Вы оправдываете поступок Феликса? Ну, что он участвовал (организовал) убийство Распутина?
— Да, конечно. Феликс был прав, устранив Распутина — очень опасного для России человека. Убить — это плохо, но в данном случае это было к лучшему. Но революция случилась бы в любом случае, Ленин бы никуда не делся. После революции князь Феликс уехал, спустя время оказался в Париже, жил в своем шато... вложил часть денег в Голливуд, делались фильмы на его средства. Была громкая история, когда Голливуд поставил картину о жене Феликса Ирине, намекая на секс между ней и Распутиным. И дескать, Ирина была во дворце, когда убивали Распутина. Но это все неправда. В результате Феликс судился с Голливудом и выиграл много-много денег! Круто!
— Какой вам показалась Россия сейчас, в первый приезд?
— Ой, тут такие теплые люди, такой прекрасный театр «Геликон»! Дима Бертман — вообще особенный, он — настоящий, теплая душа, он — ваш современный Дягилев, невероятный источник идей. Дмитрий повел меня на могилы великих музыкантов — Прокофьева, Ростроповича, Шостаковича... я увидел там много людей, даже детей, это, наверное, потомки артистов с цветами! Украшали могилы!
— Может, просто экскурсия на Новодевичьем проходила?
— Все равно, это очень трогательно. Убирали снег, кланялись мертвым. У нас, в Австралии нет такого, чтобы внуки приходили на кладбище к дедам, наводили порядок... Ну нет. А у вас — ходят, думают, вспоминают. Это душа и сердце, которые есть только у русских.
— Опера Джея Риза «Распутин» весьма любопытна по музыке — очень синтетична... куда катится музыкальная идея, к чему в итоге придем?
— Хороший вопрос. Кстати, Джей писал «Распутина» для английских исполнителей, но вчера он мне сказал, что на русском она звучит гораздо мощнее и полнее. Что до музыки в целом... Время радикальных экспериментаторов — Берио, Булеза, Штокхаузена — оно закончилось. Булез — мой учитель, но его стиль прошел, и его мы не будем больше слушать. Публике нужна тональность, душевность, понимание, — нужна смесь стилей, но чтобы люди могли понять гармонию. Конечно, не в тех размерах, как это было у Моцарта или Бетховена: сейчас всё происходит быстро, все сидят в телевизорах, в телефонах, нет ни на что времени, люди вообще не читают книг. Заставь кого-то прочесть Достоевского, — ну нет на это сил! Все читают «Википедию». Соответственно, музыка такая же: пишется на три минуты и дальше только повторяется, это легко для восприятия. И быстро.
— И критиковать это бессмысленно?
— Это жизнь! Для нас даже «Кавалер роз» Рихарда Штрауса — уже слишком долго! Ужасно! Так что, что современная музыка нуждается в миксе — тональности, миксе красоты Штрауса и Шостаковича, но и, вместе с тем, популярной культуры — «Битлз» и «Роллинг Стоунз». Вот музыка Джея Риза именно такая — это вам ответ на вопрос: музыка идет туда, куда надо. Современная музыка та, которая работает. Воздействует. На «Битлз», как ни крути, повлияли Бах, Стравинский, Бетховен, а потом уже сами «Битлз» с «Пинк Флойдом» влияют на ныне живущих классических авторов, все перетекает одно в другое. Сейчас много денег уходит на войну, на оружие, на убийства, — значит, эти деньги забирают из искусства. Как это глупо! Война нужна мертвым, а живыми людей делает только искусство. Но главное, не терять чувство юмора, мы, австралийцы, рады посмеяться всегда!
