За 10 лет существования Премия Кандинского увлекла своих организоторов настолько, что они захотели превратить кинотеатр «Ударник» в музей. Уже несколько лет проект буксует из-за бюрократических препон. Кажется, поэтому задор, с которым первые годы проходили премия и выставки ее номинантов, поубавился.
Награда, славящаяся концептуальными и зрелищными церемониями награждения, на этот раз изменила себе. Еще несколько лет назад зрителей накрывали здесь гигантской белой тканью, превратив зал в большой «белый квадрат» — именно им в 1915-м завершилась выставка Малевича, где был впервые показан «Черный квадрат». Смысл перформанса тогда был в объединении людей: самостоятельно выбраться из-под полотна было невозможно, приходилось прибегать к помощи соседа, что в какой-то степени сближало.
Однако в этот раз организаторы решили обойтись показом ролика с самыми громкими проектами уходящего года. Одним лаконизм церемонии пришелся по душе: «стильно, ничего лишнего, как на Западе». Другим «чего-то не хватило», что повлекло за собой подозрения в финансовых проблемах организаторов и их желании завершить премию на красивой юбилейной цифре.
К счастью, размер призового фонда не изменился: 1,8 млн — за «Проект года», 450 тысяч — в номинациях «Молодой художник. Проект года» и «Научная работа. История и теория современного искусства». Объявлять победителя «научной» номинации на сцену вышла доктор искусствоведения Екатерина Бобринская. Начала она с нудного рассказа о современном искусстве, что заставило многих в зале заскучать. Мини-лекции, полюбившиеся организаторам, не всегда уместны, ведь закрытое мероприятие собирает только людей сведущих, для которых ничего нового здесь не открывают.
Итак, лучшей «Научной работой» признали альбом «Виноградов и Дубосарский» Виктора Мизиано, что удивило даже самого победителя. «В прошлый раз премию должны были дать мне, а в этот раз — другому», — нашелся Мизиано. Кого он имел в виду, остается только гадать, но есть предположение, что речь идет об Алеке Эпштейне с работой «Художник Оскар Рабин: запечатленная судьба».
Сложно возразить что-либо против победы Таус Махачевой в номинации «Молодой художник». Награждает ее мэтр Эрик Булатов: «Эта награда — входной билет для молодого художника, но он не гарантирует безоблачного будущего. Наверняка будут трудности, которые потребуют душевных сил, чтобы пройти творческий путь достойно». Пока у Таус именно так и получается. В свои 33 года она — дама известная, талантливых проектов предъявила множество, некоторые из них хранятся в мировых коллекциях.
Сейчас ее отметили за шкодное документальное видео, где герои ищут место для памятника двум смотрительницам дагестанского музея, которые в начале 1990-х спасли полотно «Абстрактная композиция» Родченко, вырвав его из рук грабителя. СуперТаус решила, что работницы тоже супергерои и заслуживают памятника. На видео она тащит его на спине по Махачкале, Москве и парижскому Центру Помпиду, выбирая наиболее подходящее место. В итоге им оказался Московский музей современного искусства.
Проектом года названа работа «Право на жизнь» Андрея Кузькина, для которой художник решил собрать в видео, книгу и фотовыставку свои 70 работ в хронологическом порядке и проанализировать их со стороны. С 2000-х он гремит перформансами типа хождения кругами по застывшему цементу, зарыванию самого себя в землю или созданию на глазах у зрителей произведений искусства из всего, что было у них в карманах (в ход шли даже паспорта). Как-то он с группой товарищей отправился в лес и предложил им повисеть на деревьях, что, конечно, напоминает проект Ольги Чернышевой.
Есть у Кузькина совсем сумасшедшие акции, где он раздевается догола, сбривает волосы и просит нанести на себя названия болезней на латинском языке. После чего ложится на всеобщее обозрение под стеклянный колпак. Еще больше озадачивает его акция в духе Павленского, когда Андрей вырезает ножом у себя на груди большую надпись «Что это?». Таким вопросом задаешься, когда смотришь на эти работы.
Кузькин признается, что не знает, может ли назвать свои работы искусством. Действительно, «когда плывешь в лаве, — писал Юрий Трифонов, — не чувствуешь температуры». Поэтому сейчас изнутри сказать, переживает современное искусство взлет или падение, мы не беремся. Но то, что оно часто отражает аморальные тенденции мироустройства, — это явно. В здоровом обществе такие произведения не появились бы.
