Фаина Раневская вспоминала, как зашикивали выходившего на сцену великого Шаляпина (да и сам он в своих мемуарах рассказывал об этом) за то, что верноподданнически встал на колени перед царем. Сейчас театральная публика другого сорта и захлопывает тех, кто не встает на колени перед президентом. Суть, однако, что тогда, что теперь остается неизменной: политические и эстетические всезнайки считают возможным вмешиваться в искусство, диктовать и навязывать свою волю, считают себя вправе решать, что нужно зрителю (читателю, посетителю выставки), а что пойдет во вред. Убогость всегда полагает себя мерилом и критерием. Ей, убогости, не дано подняться до высот творчества. Но сверчки не хотят знать свои шестки и низводят общество до своего уровня.
Спектакль
Довелось побывать на спектакле. Актеры играли так себе, пьеса была удручающа, но благодарные и за эту жвачку зрители аплодировали до умопомрачения. После того как опустился занавес, расходиться не спешили. Куда идти? Туда, где мир еще алогичнее и противнее?
Бедный Мишка
Сегодня совершенно невозможно представить ситуацию из стихотворения Агнии Барто, в котором рассказывается, как к мальчику в пионерлагерь не приехали родители — и он остался без гостинцев:
Вдруг ребята
Встали с мест:
— Мы едим,
А он не ест?
И поделились с лишенным деликатесов товарищем — тем, что привезли им близкие.
А сегодня?
Судя по цитатам из казенных выступлений, детское образование и воспитание достигли небывалых успехов. А на деле? В реальности происходит обратное: драки, насилие, убийства. Дети богатых родителей редко совпадают с детьми бедных: им просто негде пересечься — школы разные, развлечения разные, уровень возможностей тех и других несопоставим.
Налицо другая тенденция в освоении творческого наследия Агнии Барто. Шагающие в ногу со временем дети на свой лад переиначивают ее знаменитое стихотворение:
Уронили мишку на пол,
Оторвали мишке лапу,
В горле — ножик,
В ухе (заменяю местонахождение на более пристойное) — веник.
Мишка должен много денег.
Еще из детского фольклора:
Не страшен нож. Страшнее вилка:
Один удар — четыре дырки.
Не бойся вилки, бойся лома:
Один удар — три перелома.
Правила поведения на выставках и в музеях
Очередная готовящаяся реформа школы должна наконец привести к самым серьезным преобразованиям в педагогике. Предыдущие попытки изменить структуру и принципы обучения молодежи потерпели крах, потому что были плохо увязаны с жизненной практикой. Что дает в плане расширения кругозора гадательная многовариантность ответов (как в какой-нибудь телевикторине) на ЕГЭ: «кто был Пушкин — а) поэт, б) ученый, в) завзятый дуэлянт?» Разве реальность предоставляет подобное богатство выбора? (Например: кто победит на выборах в США: а) Трамп, б) Хиллари, в) Путин.) Нет, конечно! Вот и надо исходить из существующей картины, а не витать в облаках.
Если брать в расчет эту реальную картину, тогда и воспитательный процесс должен опираться на реалии окружающей действительности, а не на зыбкие эмпиреи.
Что видим, то и надо внедрять в мозги!
А видим диктат самомнения, выспренние потуги дремучести стать законодательницей в области культуры!
Поэтому, придя на выставку, следует сразу определить: какое произведение — картина, скульптура, артефакт — тебе не по нраву. Если не по нраву тебе, то и других не должно травмировать и ориентировать на неверные эстетические и политические цели. Следовательно, должно быть уничтожено (в мировой практике так всегда и поступали: сжигали негодные книги, взрывали архитектурные излишества, да и самих ущербных художников убивали, чтоб не безобразили).
Если вы пришли в театр и вам не нравится пьеса или ее воплощение, надо громко затопать ногами, шумно выразить протест и написать о своем возмущении в прокуратуру, в районную управу или церковную общину.
Если вам не нравится мемориальная доска (на доме или на кладбище), надо ее разбить или облить краской, а барельеф, к примеру Мефистофеля, так и вовсе расколошматить на черепки.
Это будет, безусловно, правильная линия воспитания и поведения, которая приведет учащихся в состояние, потребное взращиваемому нами на обломках прежнего мира обществу.
Хеппи-энд
Человечество всегда в ожидании хеппи-энда, оно запрограммировано на веру в счастливый финал: все без нашего участия, само собой закончится хорошо, иначе быть не может. Литература охотно потворствует этому убеждению и удовлетворяет широкий общественный запрос, разжигает потребность в навеивании грез о счастливом завершении происходящего.
Казалось бы: трагичен итог земного пути смертного — его ждет могила. Да и земной путь Бога тоже не гладок, тернист и завершен Голгофой. Но финал распятия вновь дарит — в безвыходной, казалось бы, ситуации — обещание лучшего. Христос воскрес!
Случайны ли такие настойчивые уверения в благостных перспективах? Или действительно всех ждет рай (и его аналоги)? Но, может, убаюкивание призвано приглушить естественный ужас бытия и исполняет роль анестезии?
Что такое литература?
Апостол Павел (тринадцатый, как его называют, ученик Христа) не встречался с живым Мессией. Христос явился ему, гонителю христиан, в видениях.
Павел действительно увидел Его? Или красиво придумал и изложил впечатлившую самого апостола фантазию? Он много чего рассказывал о своих приключениях на Кипре и в Риме, об освобождении из темницы, где был закован в цепи (да сумел освободиться). Смерть принял ужасную.
За смелую, да что там — отчаянную, охваченную болезненным жаром выдумку разве идут, очнувшись от забытья, на смерть?
Пожалуй, он действительно видел Бога, слышал Его. Или настолько убедил себя и хотел доказать другим: изрекает истину, что жизнью заплатил за доказательство всамделишности своего свидетельства. Ему было с кого брать пример: Христос, назвавший себя сыном Бога, указал последователям путь к настаиванию на своем.
Окружающие не верили Христу: «Какой ты Сын Бога? Мы знаем, из какой ты семьи! Из какого ты города». Но Христос упрямо твердил о небесном своем Отце. И — совершал чудеса. В чудесах все дело. Если бы не воскрешал мертвых и не возвращал зрение слепым — кто бы Ему поверил? Краснобай! Мистификатор!
Но, может, имеем дело с особенной субстанцией вымысла-правды из разряда пушкинских видений о шестикрылом серафиме, который «вырвал грешный язык, и празднословный и лукавый» и «угль, пылающий огнем, во грудь отверстую водвинул»? Ведь не можем отделаться от ощущения, что поэт изобразил подлинную картину, а не отвлеченную гипотетичность — настолько осязаема, впечатляюща эта исповедь. Значит, и шестикрылый серафим существует не в мечтаниях, а в вещественном мире!
Если же приплюсуем к этому творческому полету невыдуманное сбывавшееся пророчество о том, что гений русской литературы будет застрелен белокурым соперником, мистическая составляющая бытия еще больше укрепится и возрастет.
Итак, какой силы должна быть убежденность — в собственной исключительности, правоте, мессианстве, — чтобы заплатить за грезу по самой высшей мерке?
Маленький человек
Но это о титанах духа, о колоссах вселенского масштаба. А что сказать о безликих? Любопытная метаморфоза произошла с «маленькими людьми», которых защищали в своем творчестве Гоголь, Достоевский, Лев Толстой, Чарли Чаплин. Эти маленькие люди, унижаемые и попираемые, вдруг осознали выигрышность своего жалкого подневольного положения и стали повторять: «Я человек маленький. Что с меня взять? Я лишь исполняю приказы».
И маленькие люди натворили столько громадных ужасов!
Напрасна попытка поднять их над утлостью бытия, зряшно старание их возвеличить! Ни один из них не скажет «я — большой» и не выступит против подлостей, которые творят с помощью маленьких прихвостней великие негодяи!
Масштабы
Параметры личности видны из тех задач, которые она перед собой ставит, из конфликтов, в которых участвует, из отношений с теми, с кем противоборствует. Осип Мандельштам противостоит веку-волкодаву, кремлевскому горцу, сброду тонкошеих вождей, а не какому-нибудь случайному полуграмотному уличному хулигану или чинуше-бюрократу, с которым воевала могучая советская литература. Булгаков поднимается от великолепных (внутрироссийских) персонажей «Белой гвардии» до Иешуа и Воланда, рядом с которыми смешные пигмеи вроде Ивана Бездомного и Берлиоза, однако, вырастают в фигуры почти библейские, приобретают зловещие черты фарисеев.
Роза мира
«Роза мира» Даниила Андреева (чей юбилей в этом году отмечаем) поражает не только досконально точным описанием картины надоблачного бытия, не только доскональным воспроизведением земных исторических коллизий (которые, возможно, не имели места в реальности), но прежде всего потрясающе уверенным выбором слов и последовательностью глав — так может излагать либо Богом назначенный и твердо уверенный в реальности своего
