Сцена закрыта зыбким занавесом. Он весь в иероглифах и графических знаках. Что за ним — пока не ясно, но три жестких луча света падают на сцену, четвертый режет, подсекает их поперек. Вот вам и законченный образ ментальности нашей любимой (без иронии) Родины: все поперек, против шерсти и вопреки. Из видимых деталей — две волчьих головы с ощеренными пастями да огромные гвозди, вколоченные в черные порталы. В луч встает человек, по одеждам которого понятно: он служитель культа (Иван Агапов). Какого — неясно.
— …Непрочный консенсус и успокоение душевное с полной финансовой экспертизой по капиталистическим понятиям во славу истории государства Российского, имеющего полное высокотехнологическое право разрушать и объединять. Собраться всем миром и замастырить шмасть по святым местам великого холдинга всенародного собора советской лженауки…
Бред звучит как проповедь, да еще под музыку: квартет духовых под сценой, электронная группа в ложе слева. Во втором акте Златоуст (так обозначен герой Агапова) вообще перейдет на арабский.
Так тревожно и странно начинается «Опричник», и по мере развития действия странность его будут нарастать и множиться, поражая воображение фантазией художника. Проза Сорокина, которую не так уж часто у нас ставят, обычно имеет вид статичного и мрачноватого литературного радиотеатра; у Захарова она получила иное сценическое воплощение. Ей чрезвычайно подходящего — настолько, что иное теперь, боюсь, трудно будет для восприятия.
Яркость, неожиданность, бешеная энергия, парад аттракционов и превращений — все это в новой постановке Мастера, размышляющего с помощью писателя Сорокина о времени, в котором мы не были и в котором живем. Русь времен опричнины, жестокой и беспощадной, тупой и бессмысленной, принесшей столько бед земле русской на долгую перспективу. Как ни грустны выводы, в зале удивительная атмосфера, состоящая из напряженной тишины, которая то и дело разрывается смехом. Текст сочинения Владимира Сорокина, изрядно дописанного Марком Захаровым, стилизован под старорусский, и в этом новоязе — россыпь современных реалий. Зал аплодирует и тексту, и актерской игре.
Это бесспорная удача «Ленкома», а кроме того, спектакль — как учебник по режиссуре, где секреты работы со сменой ритмов сценического действия и декорацией, управление энергией, владение музыкальной драматургией…
А главное — работа режиссера с актерами. Каждая роль здесь как будто прописана тонким перышком: поворот головы, жест, реакция — все вымерено до миллиметра. Это касается практически всех работ — Виктора Ракова (Комяга), Александры Захаровой (вдова Куницына), Антона Шагина (Федька, адъютант), Александра Сирина (Урусов), Дмитрий Гизбрехт (Аверьян).
Спектакль можно считать двойной победой, если в нем есть еще и актерское открытие; в данном случае — открытие уже известного Дмитрия Певцова в роли Государя Платона Николаевича. Маска диктатора с практически немигающими глазами — то ли от ужаса, то ли от восторга или еще от чего. Голосовая игра. А ведь эту роль начинал репетировать Геннадий Хазанов — трудно после Певцова представить…
У Татьяны Кравченко (ясновидящая Прасковья) — один выход, но абсолютно бенефисный, показавший нам большого мастера буффонадной игры.
