— Роман Григорьевич, это самый дорогой подарок, который вы получали в жизни?
— Конечно да. Потому что только в сновидениях могут быть такие небесные подарки. Их нужно заслужить, их нужно с невероятным терпением ждать. А когда этот подарок уже очевиден, надо просто прийти, тихонько сесть, помолчать и подумать о Всевышнем. И все.
— То есть посидеть, помолчать — а как же спектакль, шумные поздравления?
— Будет обязательно! Потому что за те двадцать лет, которые мы ждали ремонта, а потом его окончания, мы выпустили 19 спектаклей, и все эти спектакли мы теперь будем играть на этой площадке. И новый спектакль. Потому что ко дню моего рождения я обязательно на протяжении всех лет делал новые работы. На этот раз это последняя и великая пьеса Теннеси Уильямса… Ой, ой! «И вдруг минувшим летом».
— Вы довольны своим новым Домом? В нем все так, как вы хотели?
— Там все, как хотел великий Мельников. Как только здание в начале прошлого века появилось, оно было так обезображено, было сделано все, чтобы его дом Света потерял свое назначение. Мы открыли все окна со всех сторон — солнце целый день просвечивает тебя внутри этого дома. И тот, кто туда попадает, не может не ощутить. И лучше уйти, если в тебе есть остатки зависти, зла и всего плохого. Мельников ради этого здание и создал.
— Его дом на Стромынке ведь и задумывался как дом Света?
— Только так, по-другому нет.
— Свой кабинет, свое место в этом солнечном свете, вы по какому принципу выбирали?
— Это то место, где, как считал Мельников, должен быть сплошной открытый простор, и балкон, и Москва, и Со-ко-ль-ни-ки! Это большое помещение, но я решил, что все стены в моем кабинете должны быть книжками обставлены. Свет книжек должен совпадать с его идеей открытого пространства.
— Почему вы взяли последнюю пьесу Уильямса, который обращен не к свету, а погружает в глубины человеческой психики, внутреннего мрака?
— Нет, не так — он исследует человеческое несовершенство. Это была его последняя и прощальная пьеса. Он так и не добился того, чтобы в Америке ее поставили так, как он хотел. Творец — главное действующее лицо. Творец, который об-ре-чен на гибель! Это он о себе.
— Но все-таки о гибели творца, особенно в юбилей другого творца, как-то не очень-то хотелось. Вы не боитесь аналогий?
— Я не боюсь, потому что сама жизнь эти аналогии, хотим мы или не хотим, она пред-ла-га-ет. Таков мой ответ. Ну а какой еще может быть другой.
— Роман Григорьевич, у вас два звания — народный артист России и народный артист Украины. Вы родом из Львова, плотно связаны с Украиной — там много ваших спектаклей. Ваше отношение к тому, что сейчас происходит между нашими странами?
— Я могу рассказать то, что произошло вчера. Поздравляла меня с днем рождения Ада Роговцева, моя небесная сестра, когда позвонила, начала говорить, потом замолчала, плакала… Хотела говорить и опять… плакала. И я молчал. На этом поздравления за-кон-чи-лись. Это лучшее, что бы я мог сказать — в чем наша надежда, в чем наша боль, в чем наша ве-ра.
— А знаете, что я заметила: названия ваших первых спектаклей звучат сегодня очень актуально и как провидение. Самый первый спектакль во Львове — «Все не так просто» и второй — «Город без любви». Роман Григорьевич, вы — провидец?
— Это во Львове все было — первые спектакли. А потом был Вампилов (я его первым поставил), потом Рощин, Петрушевская, то есть Господи Боже мой! Так что насчет провидения — стопроцентная правда. Я — провидец. И то, что мы так терпеливо ждали окончания ремонта, в его осуществление поверить было нельзя. И когда мэр Собянин пришел к нам в здание, мы вышли с ним на балкон, и я ему говорю: «Ну вот, теперь вы вошли в вечность». — «Нет, это вы вошли в вечность». А я говорю: «Нет, мы вместе». Он выдержал паузу и сказал: «Нет, все-таки вы». И я согласился. Это чистая правда: он увидел эту красоту, а ее не почувствовать нельзя. Вот ты придешь (тебя ждать сегодня?) и увидишь. Я тебя проведу и покажу самые интересные места.
— Вы любите тайны — это знают все. Иногда даже их создаете. Какие таинственные места Роман Виктюк обнаружил в Доме Мельникова?
— Первая тайна — на сцене: есть железная лестница в небо, буквально. Вторая — такая же лестница в зрительном зале. Ее надо найти, и она тоже ведет в небо. И архитектор мечтал, чтобы последний этаж — это была площадка для взлета в небо. Он в это верил и подготовил для этого лестницу. Мы на них работаем, потому что нельзя отклоняется от такого мистического направления его мысли. Я тебя жду. Я тебя люблю. Только в таком слиянии душ — наша сила.
