На фасаде горит неоновая надпись «Нет, ну не могла же она знать, во что это всё...» Бориса Матросова. Чтобы понять, кто она, что всё и во что в конце концов, надо знать работы автора — участника легендарной группы «Чемпионы мира», самого дерзкого объединения конца 1980‑х. Текст, как будто вырванный из речевого потока и взятый из картины Матросова, больше подходит для интимного разговора, поэтому и сбивает представления о личном и публичном. Вообще, становится неясно, что у музея на уме — серьезные вещи или шуточки.
Вопросы множатся в холле при виде 12‑метровой красно-белой «лекарственной пилюли» Инь Сючжэнь. Оболочка капсулы расшита поношенной одеждой, причем в ход пошло 200 квадратных метров ткани. В таблетку и вход имеется: внутри с потолка металлической конструкции свисают рукава рубашек, курток, лоскутки тряпья. Не пугайтесь, все шмотки чистые, без запаха. Их собирали всем миром по соцсетям, чистили в химчистке. Только потом китаянка принялась за шитье инсталляции.
Поношенная одежда для Сючжэнь любимый материал. Шить ее научила мать-швея еще в детстве. А в зрелом возрасте художница поняла, что одежда помогает ей рефлексировать на изменения, происходящие в китайском обществе, обращаться к мировым проблемам, типа глобализации и экологии. Но для этого необходим не просто текстиль, а одежда — «вторая кожа», как называет ее Сючжэнь. Тогда материал несет частицы личной памяти и символизирует жизни отдельных людей, различные культуры, эпохи...
— Инь, почему красно-белая пилюля? От чего хотите вылечить нашу столицу?
— Расцветка символизирует Москву: красный отсылает к Красной площади, белый — к вашему чистейшему метро, которое представляет полноценный музей. Но в то же время оно напоминает таблетку: кружится, расщепляется, изменяет человеческое состояние. Только внутри моей работы нет суеты. Я надеюсь, посетители, оказавшись там, смогут почувствовать свое тело и провести сеанс самолечения.
Во всяком случае, кто не сможет — тому на выставку «Свидетельства», где американский художник Роберт Лонго объединил Сергея Эйзенштейна и Франсиско Гойю. Хоть мастера из разных эпох, все они пережили хаос революции, гражданских волнений и войн. Гойя служил церкви и королю, Эйзенштейн — государству, а Лонго — современному арт-рынку. Еще их объединяет отношение к природе изображения: с помощью черно-белого языка и лаконичных графических средств художники раскрывают взаимоотношения власти и общества.
Это чувствуется в 49 офортах Гойи (всего их у него 280), для которых построили на втором этаже пространство-восьмигранник. Они из собрания Музея современной истории России, демонстрируются публике впервые. Здесь царствует война: бомбежки, раненые, разруха... Продолжают смертоносную тему крупноформатные рисунки Лонго, похожие скорее на фотографии. Вот ядерный взрыв, а рядом — изображения кабинетов Фрейда и Эйнштейна, без которых, считает Лонго, ядерного оружия не возникло бы.
Что касается Эйзенштейна, то тут 43 ранее не выставлявшихся его рисунка. По ним чувствуется, как мастер фанатично отрабатывал линию, до исступления искал идеальные композиции, образы. Они словно оживают на экранах, где в замедленном темпе прокручиваются фильмы режиссера. Кстати, рисунки для выставки Лонго отбирал сам: он давно покорен творчеством Сергея Михайловича (считает его врачевателем душевных болезней), что побудило его совершить две исследовательские поездки в Россию, пообщаться с ведущим специалистом по Эйзенштейну — Наумом Клейманом, изучить архив рисунков режиссера.
Пока одни лечат инсталляциями, другие — графикой и кинематографом, третьи — коллектив NSK — прибегли сразу ко всем формам искусства. Неудивительно, ведь коллектив состоит из архитекторов, художников, фотографов, философов, актеров... Они высмеивают историю искусства как таковую, но еще больше от них попадает богачам с дурным вкусом. Отсюда на стенах царствуют головы оленей с прикроватных ковриков, аляповатые картины в жутких, но «бохатых» рамах. Есть и фотографии, и видео, и инсталляции, которые по-всякому троллят нуворишей... В общем, каждый лечит как может: с виду такие лекарства могут выглядеть сомнительно, но внутри все глубоко и содержательно.
