Вице-мэр Леонид Печатников с супругой, Александр Кибовский, глава Департамента культуры, начальство телевизионное, начальство театральное, директора фестивалей, театров — кого здесь только нет! Сотрудники «Табакерки», которые стараются улыбаться (хотя видно: глаза красные, лица с зеленым отливом), а я удивляюсь: последние месяцы мало спали, не выходили из нового здания, но довели дело до логического конца. Ура им — Стульневу, Величко, Полуянову и многим-многим бойцам невидимого фронта!
Представление задерживают примерно на полчаса. Но наконец начинается: четыре клоуна, четыре цирковые маски из легендарного спектакля Владимира Машкова «Смертельный номер» производства середины 90-х. В нем блиставших некогда Сергея Беляева, Андрея Смолякова, Виталия Егорова и Андрея Панина теперь заменяет новый призыв «Табакерки» — Денис Парамонов, Александр Самсонов, Артур Касимов, Тарас Глушаков. Ребята уже играют в «Табакерке», очень стараются, но видно, что вчерашним выпускникам колледжа непросто взять статусный зал. В какой-то момент кажется, что у них сцена уходит из-под ног от отчаяния, но выручает старая гвардия — Евгений Миронов и Виталий Егоров с номером и импровизацией из не меньшей легенды, чем «Смертельный номер», — спектакля «Бумбараш», кстати, того же Машкова. Вовы почему-то не видно здесь, о нем все спрашивают: «Володю не видели?..» Но Машков — как фантом: одни говорят, был в зале, другие — нет. Тем не менее дуэт «Журавлик по небу летит» раскачивает ситуацию блестящей импровизацией и настоящим театральным духом.
Четверка юных клоунов связывает номера разного достоинства — очень удачные или совсем случайные, появление которых можно объяснить разве что форматом телеверсии, которая снимается. Не совсем понятно, при чем здесь Кристина Орбакайте или Полина Гагарина. При чем тут Градский, который, по его же словам, ни разу не был в «Табакерке». Или распил (иллюзионный номер) ректора Вагановской академии Николая Цискаридзе, который привез в «Табакерку» своих очаровательных маленьких танцоров.
Клоуны выбегают в зал с микрофоном; в микрофон говорят корифеи — Марк Захаров, Александр Ширвиндт, Александр Калягин… Захаров с Ширвиндтом решили, что слово «Табакерка» теперь войдет в конфликт с таким роскошным зданием, и предлагают что-то вроде «Большой табак».
Московский Художественный театр представлен молодыми силами в жанре мюзикла: через две недели в МХТ действительно сыграют первый мюзикл («Гордость и предубеждение» в постановке Алексея Франдетти). Среди молодняка — резко постройневший ректор Школы-студии МХТ Игорь Золотовицкий (говорит, за лето — минус 40 кг), Николай Чиндяйкин, Ирина Мирошниченко, Игорь Верник…
Марина Зудина поет в дуэте с дочерью Машей. Маше уже 10 лет, у нее приятный голосок, артистична. Тут же — ее брат Павел: востребован в кино, перспективен.
В финале наконец появится вся труппа с коллективной песней, и многим покажется странным, что известные, опытные и любимые артисты так ничего, кроме коллективного исполнения, и не сделают. Как жаль и даже обидно, что в тени общего праздника незамеченными остались те, кто день и ночь строил, пробивал, налаживал сложную и самую продвинутую в театральной Москве театральную технику. Надеюсь только, что за кулисами, уже в кругу своих, это прозвучало.
Как и положено на новоселье, на сцену выпустили кошечку — рыжую, полосатую, килограммов на 200–300 точно. Тигр был на поводке, укрощен и даже позволил себя погладить маленькой Маше Табаковой в очень красивом светлом платьице.
— Жалко, что мама не дожила до этого дня. Не увидела этого, — говорит Олег Табаков, за спиной которого выстроилась гвардия его учеников — два поколения в «Табакерке» и пока одно из колледжа. Как точно ранее заметил про него ироничный Ширвиндт: «После Лелика останутся памятники (Станиславскому и Немировичу-Данченко в Камергерском, трем драматургам на Чаплыгина), два театра (подвал и вот эта роскошь на Сухаревке), а также ухоженная аллея могил мхатовцев на Новодевичьем кладбище. Что непросто».
Итак, праздник случился. Начинаются трудовые будни. Олег Павлович не обещает, что они будут легкими. Переезд спектаклей из любимого, но невыносимо тесного подвала на просторы новой сцены — процесс не просто нелегкий, но и проверочно-опасный.
