«Даю вам подушечки, а потом пересядете»
Первая жертва — Московский театр юного зрителя; в переулочке у входа тусуются «юные» — 50+... Время — 18.40, еще первого звонка не давали.
— Здесь что вообще сегодня?
— Ого, премьера. «Кто боится Вирджинии Вулф?»...
Смотрим — нет окна администратора, но у левых дверей стоит дама с манящим списком, видимо, приглашенных... Рассматриваем афишу: «В роли Джорджа — заслуженный артист Игорь Гордин». О, прямое попадание! Он здесь ведущий, гордость Гинкаса и Яновской, идет сейчас на ура, практически звезда номер один в Москве. Только билетики на него в иные театры (Наций или Фоменко) кусаются, а МТЮЗ все-таки доступен, вот сюда все и валят.
Подходим к даме со списком:
— Простите, нам Игорь Гордин два места оставил: нам к вам обратиться или к администратору? — вежливо осведомляемся.
— Ко мне. А на чью фамилию?
— Горбин. То есть... Гордин. Игорь.
— Нет, на чью фамилию? Ваша как?
— Он на себя оставил. Сказал, что на себя... А что, нет?
Подходит главный администратор, стильная и суровая женщина.
— Так, какие проблемы? Гордин? У меня в списках нет, он не предупреждал...
— Нет? — достаю мобильник. — Сейчас я ему СМС напишу (притом что я с ним ни разу не знаком и телефона его не знаю. — Авт.). Обещал же.
— Не надо, ждите здесь, — администраторша скрывается за занавеской.
Мы переглядываемся: ну не в гримерку же к Гордину она отправилась за 15 минут до спектакля. Возвращается:
— Игорь меня ни о чем не предупредил, — опять укоризненно качает головой, протягивая нам контрамарку с надписью от руки «подушечки», — пока так, а потом пересядете, наверняка кто-нибудь не придет.
— Ага, спасибо! А покурить можно на улице?
...Мы в момент исчезаем и спешим в следующий театр (благо он неподалеку). Здесь мы свое получили. За пять минут.
«Позвоните Саше, он что, про нас забыл?»
Схема сработала — решаем ею воспользоваться и в Театре Моссовета. Бежим через сад «Аквариум», уже практически без пяти семь. Одна незадача — сегодня дают культовую рок-оперу «Иисус Христос — суперзвезда». А там в очередь (как положено в мюзиклах) играет куча народу, поди разбери. Скажем, Иисус — это и Валерий Анохин, и Евгений Вальц... У кого спросить? Косим глаз на окошечко администратора, сидит там молодой парень, мы его не знаем, очереди там нет. Но сначала суемся в кассу:
— Скажите, кто сегодня Иуду играет? — спрашиваем. Дело в том, что Иуда Искариот — это, как известно, главный герой у Эндрю Ллойда Уэббера...
— Александр Емельянов.
Срочно гуглим Емельянова: молодой парень, в 2011‑м окончил ВГИК. Значит, без отчества. Значит, просто Саша. Вооруженные Емельяновым, смело идем к администратору.
— Так, Саша нам Емельянов тут два места... Два. Емельянов.
Администратор смотрит в упор, с ним не схохмишь, сканирует:
— На чью фамилию?
— Сергеев.
Копается-копается, ничего не находит. А то.
— Сергеев? — переспрашивает.
— Нету? А Емельянов вообще играет сегодня? Мы только на него пришли, нам только на него надо. Если Сашка не играет — мы не пойдем. Он нас звал, говорит, я играю... Мы с ним в общаге...
Администратор вдруг заглядывает в телефонный списочек и привычным жестом прикладывает трубку к уху. Ждет. Еще набирает. И еще. Полагаем, он звонил Емельянову.
— А вы не можете ему позвонить? — требуем.
Но за минуту до спектакля загримированный исполнитель главной страстной роли с микрофоном у рта, на наше счастье, конечно же не подходит ни к каким телефонам.
Парень бросил эту затею и выписал нам два директорских стула. Мы полезли на амфитеатр.
— Так, молодые люди, чего стоим-сомневаемся? — бодро окликает нас капельдинерша родом, видно, с Малой Арнаутской. — У вас стулья? Садитесь! После третьего звонка не стоят.
А у нас прямо за спиной — центральный выход из зала. И вдруг из-за занавески появляется дубинка омоновца... Вот она, расплата. Впрочем, все обошлось: по задумке Павла Хомского, это члены синедриона во главе с первосвященником Каиафой появляются в зале в полицейской форме, пристально осматривая каждого...
И, конечно, мы не пожалели, что попали на блестящие партии Александра Емельянова, на его сомневающегося и страдающего Иуду, обнажающего человеческое в человеке, а потому свободного; и хочется верить, что он простит нас за этот пассаж с билетами.
«Десятый ряд, как вам и заказывали»
...На другой день едем мимо «Новой оперы», здесь дают «Жизель» от Театра классического балета Касаткиной и Василева (оставь надежду всяк, пытающийся здесь припарковаться). Понимаем, что в своих просьбах нужно оттолкнуться от музыканта, дирижера. Но никогда нельзя называть имя самого главного начальника. Потому что администратор при упоминании босса начинает нервничать, «а вдруг их надо в ложу», «а вдруг на лучшие места», бросается дотошно вызнавать, кто именно заказывал место, кому и зачем, — и дело швах.
Поэтому мы заранее посмотрели: есть в театре среди прочих колоритный дирижер (по первой специальности скрипач, по второй — баянист) Юрий Медяник. В этот день не он должен стоять за пультом. А значит, в театре его нет, а может, нет и в стране.
Смело идем ко входу — пригласительные именно там, а не у администратора. У столика с заветными контрамарками две очаровательные женщины с красивыми прическами.
— Нам Медяник оставлял два места...
— Кто?
— Медяник.
— А зовут как?
— Юрий. Нам так сказали. Мы аспиранты консерватории... В деканате...
Они между собой перешептываются, наконец одна из них кому-то звонит:
— Тут пришли двое, говорят, дирижер наш, Медяник, им два места оставлял... Да... Хорошо. Понятно.
Мы встреваем:
— Давайте позвоним Медянику...
— Вы ему сейчас не дозвонитесь. — Одна из дам аккуратнейшим почерком долго выводит на бумажке «Жизель», затем ставит печать и секунду любуется на свою работу. — Я правильно понимаю, что вам на десятый ряд? Первое и второе место. Как вам и заказывали.
— О да, отличный ряд, спасибо!
Берем контрамарку, слегка обескураженные тем, что нам, оказывается, все давно заказано.
«К Алене? Да мы вас ждали!»
В этой главке мы объединим два театра — «Практику» и РАМТ. Потому что на каждый мы потратили ровно по одной минуте, наш фотограф даже засекал время.
Через уютный дворик, в котором отдыхают пришедшие на спектакль «Агата возвращается домой», идем к единственной дверце «Практики»; здесь милая девушка за стойкой.
— Алена Котова (исполнительница главной роли в «Агате». — Авт.) нам два места оставила.
— Ну конечно! Мы вас ждали! — Девушка широко улыбается, от чего мы окончательно выпадаем в осадок, тут же отрывает коричневый квадратик. — Пока подождите здесь во дворике, а как я всех позову, сядете на свободные места. Выберете, какие вам удобны.
...Нам очень жаль, что не смогли увидеть этот моноспектакль про восьмилетнюю девочку Агату, живущую с родителями буквально у самого леса. Агата, делая сто шагов к чаще, встречает своего бесенка, мы — своего, отправляясь дальше за коллекцией контрамарок.
Из-за пробок к РАМТу подъезжаем в 19.07. Но что идет? На сайте театра нет информации. Срочно консультируемся по телефону у нашего балетного критика. Оказывается, когда кот из дому, мыши устремляются в пляс: как только Большой театр закрывает сезон, а в Москву приезжают туристы-иностранцы, им надо куда-то ходить, — так вот буквально напротив ГАБТа, на площадке Молодежного театра, открываются Летние балетные сезоны, и сегодня «Смирнов-балет» здесь дает «Лебединое».
Фойе пусто, окошко администратора заперто. Спектакль начался. Мы не сдаемся, стучим в окно. Нарезаем круги по фойе. Появляется молодой человек. Удивленно отворяет ставенку. Мы тяжело дышим, нервно поглядываем на часы.
— Нам... два места... на фамилию Медяник... это мы...
Но парень даже не стал ничего спрашивать и выяснять, кто, где, на чью фамилию; в секунду выписал нам пропуск с местами, заметив, что вообще-то балет десять минут как идет.
■ ■ ■
...Остался последний театр — на Малой Бронной. В восемь вечера тут генеральная репетиция завтрашней премьеры — «Разговоров после прощания». Проход только для своих, по приглашениям. Нам грустно. Держим в руках пять контрамарок — и не куда-нибудь, а на лучшие балеты, культовые спектакли, и... на шестом театре решаем нарочно спалиться.
Вход через дворик, у стойки аж четыре красны девицы. У нас еще мелькнула мысль: боже, почему их так много.
И все они бодро глядят на свой разлинованный списочек.
— На какую фамилию? — Уже готовы искать...
— Мединский. — Тихо и с наглым достоинством говорим мы.
Глаза их округляются.
— Да, Мединский. Такая вот фамилия, — повторяем.
— А вам что, высылали приглашение?
— Да, из администрации.
Они не знают, что ответить. И, что поразительно, аккуратно у себя приписывают от руки — «Мединский». Билетов не дают, поскольку на генрепетицию их и быть не может, но кивают на лестницу вверх:
— Пожалуйста, проходите в зал.
P.S. Повторять за нами не советуем, все равно так не получится.
