Итак, ступаем на Тверской бульвар, беря под ручку — вот она, гроза подмостков! — известного дизайнера, иллюстратора и художника Полину Павлюченко. Она — наш жесткий цензор «со стороны», с точки зрения зрителя, не знающего, в отличие от нас, репортеров «МК», бэкграунда каждого театра, кому там Песков благоволит…
■ ■ ■
МХАТ им. Горького: с орденами и в завитушках
…Всякий раз, проходя мимо творения архитектора Кубасова на Тверском бульваре, 22 (1973 год), возникает мысль о крематории в центре города: нечто темное нависает над тобой, заставляя бежать отсюда прочь. Доронинский МХАТ очень гордится тем, что является правопреемником наград Художественного театра, а потому ордена Ленина, Революции и Красного Знамени помпезно висят как на фасаде, так и на афишах, вступая в конфликт с завитушками стиля модерн, также взятого из наследия Станиславского (шрифты и орнамент разрабатывал для «общего» МХАТа еще Федор Шехтель).
— Когда смотрю на все это, — качает головой Полина, глядя как на афишные окна, так и на тумбу, отдельно стоящую слева, — я понимаю, почему молодежь бежит в кино: лучшие дизайнеры «колдуют» над афишами фильмов, просчитывая зрительские чаяния. И для меня загадка, почему эти же дизайнеры не идут на театральное поле…
Г-жа Павлюченко, подойдя вплотную, рассматривает море черно-белых снимков из спектаклей в окнах, никак, впрочем, не «играющих» на расстоянии, не заметных с пешеходной зоны.
— По лицам вижу, что это театр одного актера — Татьяны Васильевны Дорониной, она и рекламируется больше прочих. Зачем тут два одинаковых Понтия Пилата? Фотки очень статичные, без полета. По композиции зажаты, нет воздуха, героям тесно внутри. Доронина вскидывает руку вверх в экспрессивном жесте, допустим, — но кадр подается обрезанный, весь смысл «широкой души» артистки убивается.
Напоследок осматриваем тумбу, также вписанную в общий ансамбль (но, простите, 70-х годов!), с двумя классическими образами: Васса Железнова — Доронина, Раневская — опять же Доронина.
— «Идите на меня!» — призывают все постеры. Уникальная вещь: театр вроде исповедует в оформлении модерн, но делает это как-то по-советски кургузо, никто не заморачивается с правильным акцентированием шрифтов, рамок, выбором фотографий. Вот эти две афиши на тумбе вообще ни разу не стыкуются с общим стилем здания (а должны!), и сторонний человек не сразу сообразит, к чему здесь вообще эта тумба, к какому учреждению она относится…
■ ■ ■
Театр им. Маяковского: ура, единый стиль!
У Маяковки отдельная афиша в духе Пиросмани («Кавказский меловой круг») художника Андрей Бондаренко на фасаде по Большой Никитской и штук восемь единоутробных постеров по Малому Кисловскому.
— О, ну вот другое дело, — Полина указует на спектакль «Бердичев» в постановке Никиты Кобелева, — те же самые как бы актеры, но посмотрите, сколь грамотна композиция: они выглядывают из окошечек-рамочек закрытой стеклянной двери. Ни у кого ничего не отрезано, подано в теплом уютном свете, никто не напряжен…
По цепочке рассматриваем спектакли — от «Последних» до «Графства Осейдж». Когда есть крепкий стиль, можно позволить себе тонкие штуки на полутонах, полуиронии: так, на афише сказано — «Московский бла-бла-бла академический театр имени ВЛАДИМИРА Маяковского». Места мало, могли бы сократить до фамилии, никто бы не заметил. Но ребята изящно продлили чувство театра внутрь афиши. Браво!
…На афише «Август: Графство Осейдж» мы вдруг обнаруживаем Евгению Павловну Симонову с экстремальной ярко-рыжей короткой прической и стоящую над ней Анну Ардову.
— Да это готовая обложка книги! Блеск. Это никакая не фотка со спектакля, но специальная съемка исключительно для улицы, со стилистом, визажистом, художником по свету… Здесь выдержано всё. С такой афишей и за рубежом гастролировать не стыдно. Как интересно: на общем размытом сером фоне центр композиции увязывает рыжие волосы Симоновой с коралловыми бусами Ардовой — то есть художники не героев предлагают зрителю, а детальную композицию. Это — уровень! Маяковке — зачет: при разных режиссерах и разных постановочных стилях там добились единой оформительской атмосферы в афишах, и очевидно, что Карбаускис (худрук) хочет общаться с потенциальным зрителем и уважает его мнение.
■ ■ ■
Театр им. Пушкина: стекла бы не мешало помыть
Опять же вынуждены делать серьезную скидку на архитектурное решение дома: афишные окна различны по своей величине, отсюда — визуальный шум, не складывающийся единый визуальный контакт с театром, что усугубляется двумя подпорками козырька, разрывающими общий вид афишного фасада.
Однако пушкинцы (они же — таировцы) попытались сделать свои афиши в едином стиле, прибегнув к расхожему решению с общей нижней плашкой (логотип театра, название спектакля, реквизиты) и общими шрифтами: «Тартюф», «Дом, который построил Свифт», «Жанна д'Арк»…
— Они все вроде в одном ключе, — говорит Полина, — но очень разнятся по оформительским приемам; вероятно, их делали разные художники. И если одна меня трогает (в частности, обнаженная Жанна, перемотанная эластичными спортивными бинтами), то другие не вызывают никаких чувств вовсе. В классическом «Доходном месте», где просто рисунок без фотографии артиста, явно чего-то не хватает, афиша чрезмерно безликая (если, конечно, это не специальная задумка оформителя).
Понятно, что сезон откроется в сентябре, но несколько напрягает, что афишные стекла все в подтеках, не мылись тыщу лет. А ведь многие судят по театру, именно когда он закрыт…
■ ■ ■
Гоголь-центр: что это было?
Театр Кирилла Серебренникова и так часто подпадает под обстрел критики, и мы совершенно не желали до кучи «полоскать» и его афиши: на сайте-то все довольно забавно подано.
Но каково же было наше удивление, когда, подъехав ночью на улицу Казакова, мы не обнаружили ни вывески с названием организации, ни, собственно, афиш, кроме убогой картинки размером А2. И это на весь немаленький такой дом! При этом театр, в чем ему не откажешь, весьма активно работает с публикой в Интернете, даже в бессезонье выкладывая свои новости по соцсетям.
— Но, господа, — наш критик наливается кровью, — вы должны понимать, что сезон не сезон, но лето в Москве — это самое гулятельное, самое насыщенное на людские потоки время, и просто так плевать на зрителя, убрав какую бы то ни было информацию о спектаклях, — это очень-очень неправильно. «Обложка» всегда должна быть! Вот это как раз порождает ощущение временщика, от которого Гоголь-центр должен отходить.
■ ■ ■
Театр наций: одна афиша, но какая!
С театром Евгения Миронова — такая же история, как и с Бронной: крылья исторического здания «разрешают» разместить на красной кирпичной кладке лишь одну афишу (стоящие с обеих сторон у входа афишные стенды с прокруткой — не в счет). Итак, под золотой вывеской «Театр Корша» находим великолепное коллажное полотно «Честный аферист» (режиссер Искандэр Сакаев).
— С удовольствием отрецензирую, — подключается Полина, — это одна из тех работ, которая западает в память (среди прочих, пусть и выполненных на уровне). Здесь реально заморочились, и получилось полноценное художественное произведение. Нравится оно или не нравится — мы не обсуждаем, дело вкуса; но здесь видна работа художника с заданной тематикой и со смыслом. И лишь потом на готовую картину наложены афишные шрифты, плашки и шапки. Очень грамотная вещь. Все размывки, все сочетания…
Только маленький совет от Полины: верхняя кирпичная кромка позволяет чуть поднять афишу — сантиметров на двадцать. Лучше это сделать, потому что центр композиции должен быть на уровне глаз, не ниже (это закон: в памяти отпечатывается то, что на уровне глаз).
■ ■ ■
Студия театрального искусства Сергея Женовача: идеал вне конкуренции
…Мы были бы очень неправы, если б не заглянули в уютный, буквально вылизанный дворик бывшей золотоканительной фабрики семьи Алексеевых, директором которой в конце XIX века был сам Константин Сергеевич Станиславский (Алексеев в миру). В советское время фабрика именовалась заводом «Электропровод», а с 2006-го архитектор Сергей Куцевалов и сценограф Александр Боровский занялись освоением этого пространства для театра Женовача — ныне одного из самых уважаемых театров Москвы.
Так вот, здесь нет никаких афиш. Вообще. И места под них не предусмотрено. Идут себе кирпичные стены фабрики со сложным рельефом. Но на фоне общей зашкаливающей безвкусицы здесь всё настолько органично и четко, что снимаешь шляпу в каком-то немом восторге.
— Здесь не идет речь, — комментирует Полина, — о каком-то выдающемся визуальном решении, но это решение простое, очевидное и здоровое (от слова «здоровье»). И отсутствие афиш тут — лучшая афиша.
■ ■ ■
Большой театр: «Фауст» — круто, остальное не соответствует статусу
Большой откровенно удивил. Плюс — это блестящая работа «Осуждение Фауста», которая виртуозно подана на фасаде Новой сцены в трех разных проекциях.
— «Фауст» выполнен на вдохновении, — говорит Полина, — он художественно ЧИТАЕМ. Если остальные — абсолютно типичные, вообще без фишки, да еще выполненные с кучей дизайнерских ошибок, то «Фауст» соответствует уровню главного театра. Не надо присматриваться, задумываться, гадать — мгновенно схватываешь образ, причем образ очень пластичный. Увы, это единственное исключение. Большому надо искать свой стиль, тут к гадалке не ходи.
Особенно поразили светящиеся стеклянные павильоны (прикрывают подземные переходы), стоящие аккурат перед колоннадой. Подчеркиваю: они самые заметные в темное время суток. Балетные фотографии на них — ниже всякой критики. Никакой работы дизайнера здесь нет и в помине: логотип театра то залезает на чью-то голову, то вообще незаметен…
— Нет, не старались; могли бы поиграть на афишах с рельефом своего исторического здания, от которого все тащатся, чтобы вписать все в единый ансамбль. А они разметили низкопробные фото, сделанные на старый телефон. Без сюжета, без композиции, без души.
■ ■ ■
Театр сатиры: ощущение единой семьи
К Сатире мы подъехали в последний момент — и рады, что можем честно завершить репортаж на мажорной ноте. В течение дня от метро (и к метро) «Маяковская» по Садовому проходят тысячи человек. Идут буквально в метровой близости от длинной сплошной витрины театра под руководством Александра Ширвиндта. Образы эти — Ширвиндта, Державина, Веры Васильевой, Юрия Васильева etc. — неизменно поднимают настроение, являясь своего рода театротерапией.
Наша Полина Павлюченко смягчается:
— Я бы вас поправила: эти афиши создают не столько позитивное, сколько эмоциональное настроение. Композиционно все выстроено виртуозно. Афиши не выглядят отдельными элементами, но ощущаются как общая картина жизни театра. Одна семья! Чего мы до этого не видели нигде. Как будто за чаем у бабушки рассматриваем толстый семейный альбом. А ведь это (ощущение семьи, близости) сегодня нужно людям как никогда. Кстати, и стекла очень чистые, заметьте. Всем остальным на заметку! Мало того: Ширвиндт хоть и худрук, и много где играет, но появляется только раз, на одной узкой фотографии, совершенно не доминируя. Так что респект театру, который любит свою публику. А ведь это — любовь к своему зрителю — на самом деле самое главное. Будет любовь — будут и афиши.
