Две части спектакля — «Белая вода» на музыку Эрика Сати и других композиторов и «Пепел» на струнный квартет №8 до минор Шостаковича — представляют собой своеобразный диптих с разработанной тезой и антитезой. Хореограф как бы сталкивает две части, две сущностные стихии: стихию воды и стихию даже не огня, а того, что он после себя оставляет, — пепла.
Правда, в новом своем произведении всегда такой своеобразный, ни на кого не похожий балетмейстер не подпитывается традиционными практиками и национальным фольклором, а в гораздо большей степени, чем было прежде, ориентируется на европейский танцевальный модерн: в его балете особенно чувствуется влияние европейских хореографов от Марты Грэм до Иржи Килиана. Правда, при этом пластика его танцовщиков все равно остается уникальной, придавая их телам неповторимый танцевальный шарм.
Итак, в первой, 50‑минутной части, которая уже самим названием «Белая вода» настраивает на состояние безмятежности и релаксации, перед зрителем разворачивается течение реки. Сначала совсем неспешное, потом все более и более бурлящее, образующее водовороты и водопады, кипящее белой пеной, а иногда и вовсе замирающее, лишь подернутое искрящейся рябью. В зависимости от настроения музыки меняется состояние реки. Единственный раз — в тот момент, когда тонны воды на заднике беспрерывным потоком низвергаются с высоты в пропасть, образуя гигантский водопад на музыку Сати «Гноссиена №7», — возникает чувственный мужской дуэт. Его прекрасно танцуют два артиста труппы «Клауд Гейт» Чэнь Цун-чао и Хоу Тан-ли. В основном же это соло, которые плавно перетекают в ансамбли. В балете перед зрителем проносится потрясающий величественный поток бытия и небытия, жизни и смерти.
Вторая часть выстраивается как антитеза первой. Она поставлена на музыку струнного квартета Шостаковича, написанного как реквием по разрушенному в результате бомбардировок Дрездену. Если отличительной особенностью первой части, помимо массовых сцен, являются сольные номера, хореография второй части обезличена, тела здесь сливаются в единую человеческую массу. Танцовщики, измазанные сажей (для усиления эффекта художница по костюмам Ма Кэ два месяца «выдерживала» костюмы в земле), пробираются сквозь клубы дыма, спотыкаясь, падая, ползая по сцене, собираясь в группы, где одна черная волна тел сменяется другой, распадаясь на отдельные части. Если вода — стихия жизни, пепел символизирует смерть. Этот балет, задуманный первоначально как ядро будущего двухчастного произведения, хореограф уподобляет принятой в буддизме церемонии сжигания человеческих тел, разворачивая в страшное и завораживающее зрелище.
