Участники группы напоминают, правда, что подобный опыт — не первый в их истории: «Ария» впервые сыграла с оркестром еще в 2001 году, но вернуться к идее решила лишь сейчас, сделав двухчасовое шоу из любимых хитов в симфонических аранжировках, за которые отвечает Кирилл Уманский. Успех предприятия обеспечили не только талант артистов и большой кураж, но также знакомство с Ульфом Ваденбрандтом, который является не просто дирижером и вдобавок рок-барабанщиком, но работал со многими музыкантами в самых разных жанрах — от классики до поп-, рок-музыки, и открыт для смелых экспериментов.
«ЗД» встретилась с Ульфом и Виталием Дубининым — автором большинства композиций «Арии», композитором, бас-гитаристом и бэк-вокалистом группы с 1987 года, чтобы расспросить их о совместном проекте, а также вспомнить о других метаморфозах, происходивших с командой за 30 лет.
Виталий Дубинин: «Ария» — это кулак»
— Виталий, так сложилось, что вы с Владимиром Холстининым — самые «древние» участники группы. Каково ощущать себя в этом статусе и с какими мыслями вы встретили юбилей?
— Может быть, я вас разочарую, но у меня даже нет осознания того, что «Арии» уже 30 лет. Мировосприятие осталось таким же, годы пронеслись очень быстро, незаметно. Начиная с того момента, как команде исполнилось 15, каждые пять лет проходили крупные юбилейные концерты. С каждым из них мы становились все старше, но ощущение того, что мы уже динозавры и монстры металлической сцены, так и не пришло. Ко мне по крайней мере. Конечно, есть большое чувство ответственности: я целиком и полностью посвятил свою жизнь группе, как бы высокопарно это ни звучало.
— Были и тяжелые периоды — разрыв с Валерием Кипеловым, смена состава. Настоящие «геополитические катастрофы» для истории группы!
- Больше всех, конечно, переживал Владимир Холстинин. Разрыв — это всегда тяжело. Когда расстаешься с людьми из коллектива, с которыми шел бок о бок долгое время, кажется, будто от тебя самого оторвали кусок.
Я всегда говорил, что считаю развал группы в 2002 году, когда откололась половина команды, ошибкой и трагедией. Тем не менее жизнь не стоит на месте. Слава богу, что у всех все хорошо, никто не потерял себя как личность, как музыканта, все довольно успешно развиваются — это радует.
— Но история группы могла и закончиться. Что помогло не опустить руки?
— Наш тандем с Холстининым. Мы поддерживали друг друга, верили в собственные силы. Конечно, когда все только произошло, казалось, что это конец. А потом мы подумали, что не разучились играть на гитарах, писать песни, решили, что нужно продолжать двигаться вперед — и все получится. Так и сложилось. Нам очень помогла тогда поддержка близких друзей и прежде всего верных поклонников.
— Были ли фанаты, которые тогда отвернулись от «Арии»? И вообще как с годами менялась публика?
— Она меняется всегда, но в тот момент, конечно, аудитория резко разделилась на два лагеря — тех, кто вообще не приемлет «Арию» без Кипелова, и тех, кто пошел за группой дальше. Наверное, большая часть слушателей тогда осталась с Кипеловым, но после этого в течение тринадцати лет происходили интересные пертурбации: я видел, как многие старые поклонники потом возвращались к «Арии», и этот процесс происходит до сих пор. Люди продолжают заново открывать для себя нашу музыку.
— 30 лет для вас — это рубеж или просто цифра?
— Для меня — просто цифра. Я не стремился к тому, чтобы, например, специально выпустить какой-то альбом к тридцатилетию. Именно альбомы скорее символизируют определенные рубежи, и они должны рождаться, когда у музыкантов есть в этом внутренняя потребность. «Ария» движется именно по такому пути. Пластинки для группы — как дети. У нас их 12. С работой над каждой связано огромное количество событий, историй. Юбилей — это скорее праздник для поклонников. Концерт, приуроченный к тридцатилетию, получился особенно интересным: представьте, уже выросло целое поколение людей, которые не видели «Арию» с Кипеловым, а тут у них была такая возможность. В тот вечер к нам присоединились бывшие участники команды, и мы рады, что иногда можем поиграть вместе, немного поностальгировать.
— А сейчас возникают какие-то споры, разногласия?
— Возникают, но это рабочие моменты, которые не касаются каких-то ключевых вещей. Отсутствие разногласий, наоборот, — тревожный знак, и хорошо, что они есть. В споре рождается истина. Однако важно отметить, что сейчас «Ария» — очень сплоченный коллектив. Идея его существования в том, что мы — пять пальцев одного кулака, даже если внимание на концерте приковано к фронтмену. Такое восприятие группы не меняется, как и наши амбиции: желание записывать хорошие альбомы, выходить на сцену не ослабевает — и мы все так же волнуемся перед каждым концертом. Мы ставим себе очень высокую планку, это касается и музыки, и текстов песен. Наша главная цель — продолжать соответствовать ей и не останавливаться на достигнутом.
— Тяжелая музыка построена по жестким канонам (в этом смысле ее можно сравнить с классикой), и существует мнение, что в ней недостаточно пространства для развития, для эксперимента. Тем не менее интерес поклонников к металлу не ослабевает на протяжении многих десятилетий. В чем магия жанра?
— Это прежде всего честная, энергичная музыка, яркая и живая. Я убежден, что ее энергетика сильнее ощущается на живых выступлениях, чем в студийных записях, поэтому люди активно ходят на концерты. Несмотря на техничность, скорость исполнения и возможное разнообразие партитуры, тяжелая музыка достаточно проста, но слушателям в ней нравится искренность — и их не обманешь. Как и в любом другом жанре, в металлической музыке есть свои проблемы, например, дефицит хороших вокалистов, хотя в последнее время школа металлического вокала стала развиваться. Кроме того, если говорить о российской сцене, мы все равно до сих пор ориентированы на Запад — и ни один коллектив у нас в стране не достиг уровня зарубежных мастодонтов, нам до них расти и расти.
— Как все-таки возникла идея сделать программу с симфоническим оркестром и как вы познакомились с Ульфом?
— Мы сыграли свои первые концерты с оркестром еще в 2001 году: сначала было выступление на крупном рок-фестивале, потом — большое выступление на открытой площадке в Москве. Это было очень мощно, но тогда история не получила развития, потому что мы как раз расстались с Кипеловым и перед группой стояли другие, более важные задачи — записать первый альбом в измененном составе, показать нового вокалиста, утвердиться в другом статусе. Недавно наступило подходящее время, чтобы возродить проект с симфоническим оркестром, и все карты сложились. Нам рассказали про отличного парня из Швеции, которым оказался Ульф. Он талантливый дирижер, выглядит как рок-звезда, да к тому же еще и барабанщик — отличное сочетание. Он с энтузиазмом отреагировал на наше предложение о сотрудничестве, и мы здорово сработались.
Симфо-рок — лаборатория Ваденбрандта
— Ульф, как вы познакомились с группой «Ария»?
— У меня был уже достаточно большой опыт работы с артистами в России — Дмитрием Маликовым, оркестром «Русская филармония» и другими музыкантами. Предложение поработать с «Арией» и оркестром «Глобалис» я принял с большой радостью: я был знаком с их музыкой, мне очень нравятся многие песни, и я вижу, какой резонанс вызывает их творчество, какой энергетикой оно наполнено. Очень здорово, что музыканты решили сделать аранжировки своих композиций для симфонического оркестра, это по-новому раскрывает потенциал материала, обогащает его новым звучанием, так что быть участником подобного проекта — большая честь для меня. Кроме того, когда я познакомился с участниками команды, понял, что они — отличные ребята, мы быстро нашли общий язык, наладили диалог на площадке. Это дорогого стоит.
— Что привлекает вас в работе с российскими музыкантами?
— Их профессионализм, открытость, готовность экспериментировать, пробовать что-то новое, взаимодействовать в творческом процессе и, конечно, их уровень культуры, связь с традицией. Российская музыкальная культура богата своими именами, и это не только творцы из других эпох: сегодня в вашей стране есть много отличных исполнителей и композиторов. Кроме того, меня поражает, насколько широко могут мыслить инструменталисты, играющие в российских классических оркестрах: им интересна не только академическая музыка, они играют и рок, и поп, и произведения, ставшие саундтреками к различным фильмам. Я убежден, что профессиональный музыкант должен уметь работать в разных стилях и получать от этого удовольствие.
— В чем особенность сотрудничества с «Арией»?
— Я познакомился с новой публикой, которая, с одной стороны, любит хард-рок, а с другой — готова воспринимать классические формы, наслаждаться оркестровыми обработками уже известных ей композиций. Это очень эмоциональная, но при этом достаточно интеллигентная аудитория. Хотя я в этом проекте занимаюсь исключительно музыкальной частью, дирижирую оркестром, мне было интересно погрузиться в тематику песен «Арии», понять общую концепцию их творчества: в российской музыке ведь смысловое содержание не менее важно, чем звучание. Я прекрасно это понимаю и считаю, что должен быть полностью включен в процесс.
— По внешнему виду вас легко можно представить в роли фронтмена какой-нибудь крутой рок-группы. Почему вы решили стать дирижером?
— Все началось с ритма. Я из семьи барабанщиков, и сам начал очень рано играть на этом инструменте. Сначала был рок-барабанщиком, потом стал осваивать и классическую перкуссию, работал в симфонических оркестрах… Дело в контроле: барабанщик контролирует группу с помощью ритма, тоже в каком-то смысле дирижирует ей. Поэтому неудивительно, что впоследствии мне захотелось стать дирижером, чтобы иметь возможность передавать свою энергию оркестру, направлять ее в нужное русло. Я получаю от этого огромное удовольствие.
— Вы любите комбинировать в одной программе элементы различных стилей…
— Они просто отражают мою суть. Я сам слушаю очень разную музыку — и тяжелый рок, и Робби Уильямса, и The Beatles, и Шостаковича… Для меня музыка — это лаборатория, в которой я ставлю свои опыты, смешивая различные стилистические ингредиенты. Уверен, что за таким искусством будущее. С одной стороны, оно сложнее устроено, с другой — более доступно, позволяет постоянно привлекать новую аудиторию, которой нравятся различные жанры. Сегодня и в Швеции, и в других странах очень активно развивается стиль кроссовер, и мне нравится делать что-то сумасшедшее в этом направлении.
— Вы постоянно работаете с разными артистами. Как удается быстро налаживать с ними контакт?
— Наверное, я очень хороший психолог. (Смеется.) Если честно, у меня никогда не было проблем с тем, чтобы найти с музыкантами общий язык, и, что приятно, после каждого совместного проекта меня снова приглашают к сотрудничеству те же артисты. Наверное, все дело в том, что я всегда стараюсь вложиться по максимуму, передать положительную энергетику, и люди это чувствуют. Я рад, что так происходит.
— Как развивается современная музыкальная сцена в Швеции?
— Очень активно, причем во всех направлениях. Это касается и рок, и поп, и фолк-музыки: появляется все больше новых интересных артистов, да и представители старой гвардии — такие, как Roxette, — продолжают творить, выступать. Многие шведские композиторы пишут для всемирно известных звезд, а у начинающих музыкантов есть стимул двигаться вперед. Я сам больше 10 лет был директором музыкальной школы, сейчас за неимением времени я занимаюсь только оркестром и перкуссионистами. Так вот, у нас учится около 1600 студентов, и мы стараемся поддерживать учеников в их начинаниях: если ты хочешь петь в хард-роковой группе — ок, мы поможем тебе развиваться в этом направлении, интересуешься этнической музыкой — очень хорошо. Конечно, прежде всего мы даем основательную классическую базу, потому что без нее развиваться дальше очень сложно.
